- Вот и чудно, - сказал Богомолов. - Держу
пари, что не пройдет и трех месяцев, как вы прикажете
всыпать кому-нибудь палок, пусть и на <вы>,
310
..
311
Обещание сюггшч
Uдo)
CtMO<\ № 24
"С>бьщани счасгая>
В полк я вернулся одержимым. Мне дали солдат, и
я принялся за дело со всей горячностью молодости,
Первым делом я отменил телесные наказания и стал
говорить <вы> каждому рядовому. Солдаты, все хму-,
рые, бессловесные, доведенные по уставу предыдущи-
ми командирами до состояния скотской тупости, смот-
рели на меня исподлобья, с недоверием, ожидали ка-
кого-то подвоха.
Я с жаром принялся за их образований. Начались
уроки чтения и письма. Я взялся также читать им лек-
ции по римской истории из Роллена, пересказывая пере-
вод Тредиаковского. Все мои нововведения солдаты
воспринимали молча, с привычной покорностью, как и
всё. что им приказывали делать. С историей еще куда
ни шло - рассказы про Сципиона, Гракхов, Брута они
слушали как сказки про Бову Королевича. Труднее было
с письмом и арифметикой. Мои занятия они восприни-
мали лишь как дополнительное мучение после несколь-
ких часов муштры и выводили закорючки без всякого
прилежания.
Вечерами я присаживался к их костру, проводил
долгие беседы о пользе образования, рассказывал им о
свободолюбивых героях древности, о чудесах западной
цивилизации, достигнутых за счет уважения к личности,
о том, как устроена североамериканская республика, и
о многом, многом другом, что, как мне казалось, должно
было возбудить в этих забитых людях хоть какие-то
проблески чувства собственного достоинства. Солдаты
слушали меня молча и только трясли над огнем свои
рубахи, из которых сыпались в пламя с легким потрес-
киванием блохи.
Пожалуй, я нашел лишь одного благодарного учени-
ка. Им был Устинкин, из новых рекрутов, беззлобный
щуплый малый, которого в детстве ошпарили, и у него
одна щека и шея были в морщинистых пятнах и блед-
ных, бескровных разводах. Бестолковый во фрунте, за-
. .,."_-.. , ......-...:.-. .....".-".,.. --:-
думчивый от природы, растеряха, он больше всех под-
вергался гонениям на плацу. Да и солдаты, бессильные
перед командирами, вымещали свою злобу на этом без-
ропотном существе. Все кому не лень угощали Устинки-
на затрещинами, пинками. Он единственный проявлял
живой интерес к моим занятиям, был сметливым, схва-
тывал все на лету, слушал, приоткрыв свой перекошен-
ный ошпаренный рот, а когда выводил буквы, от усер-
дия наклонял голову так низко к бумаге, что казалось,
будто он пишет носом, а не пером.
Устинкин был неразлучен с приблудной собачонкой,
такой же хилой и чахлой, как он сам. Собачонку, все-
общую любимицу, солдаты звали кто Шрапнелью, кто
Баранкой - за свернутый хвост. Все ее подкармливали
и тискали как ребенка, но бегала она почему-то только
за Устинкиным. Она сопровождала нас на все ученья и,
даже когда просто кололи штыками куль с сеном, вся-
кий раз вместе со взводом бросалась с лаем на врага,
Меня поражало, как эти люди могут делиться с соба-
чонкой последним сухарем и при этом жестоко издевать-
ся над своим же товарищем по несчастью.
Богомолов как-то после утреннего развода подошел
ко мне, дружески потрепал по плечу и сказал:
- Ваши старания похвальны. Но послушайте, Ла-
рионов, неужели вы думаете, что способны что-нибудь
изменить? Поверьте мне, это - стена, о которую хоро-
шо разбиваются лбы. Неужели вам не жалко ваших сил,
ваших трудов, вашего времени в конце концов?
Я молчал в ожидании, когда кончится этот беспред-
метный разговор.
- На носу дивизионный смотр, и я советую вам не
заниматься пустяками, а лучше хорошенько помуштро-
вать ваших солдат!
Даже Бутышев счел своим долгом явиться ко мне и
заявить:
313
"Оащаняа! листья>
VwO>, № 24
fLmOl) № 24
,Узшш/.з счастья/
- Александр Львович, что вы делаете? Зачем все
это? Так нельзя!
- Да почему же? - закричал я, не сдержав-
шись. - Почему же нельзя?!
- Никак нельзя! - снова повторил капитан свой
единственный аргумент.
Все это только подстегивало меня в моих начинани-
ях. Однако то, что поначалу казалось делом, хоть и
трудным, но благодарным, на поверку оказывалось поч-
ти неисполнимым.
После моих нововведений, направленных на очелове-
чивание их скотской жизни, я ожидал от моих солдат
если не воодушевления, то по крайней мере признатель-
ности. Увы, все, что так гладко складывалось в моем
воображении, выходило на деле боком. Я делал всё,
чтобы солдаты поняли и полюбили меня, но они ко
всему относились подозрительно, чурались меня, на мои
попытки поговорить по душам отвечали уклончиво. Они
принимали своего нового офицера за какого-то дурачка
и за глаза смеялись надо мной. Видя, что бояться им
нечего, они перестали на наших занятиях что-либо де-
лать, теряли тетрадки, карандаши, а потом и вовсе, не-
смотря на мои уговоры, перестали посещать мою школу.
В конце концов у меня остался один только ученик,
Устинкин, которого стали травить еще сильней за то,
что он ходил ко мне за книжками. Солдаты мои, обна-
ружив, что никто их не наказывает, распустились, ни-
чего не хотели делать даже по службе. Я уже не гово-
рю про воровство, на которое чуть ли не каждый день
жаловались местные жители. Все мои разговоры о без-
нравственности подобных поступков имели на них не
большее воздействие, чем дуновение ветерка. Обкрады-
вание солдатского содержания во всех инстанциях, на-
чиная с дивизионных складов и кончая походной кух-
ней, было таким обычным явлением, что ему никто не
удивлялся. Отсюда неизбежно вытекало донельзя легкое
..
Я14
отношение солдата к чужой собственности. Невозможно
было его убедить в гнусности воровства, если этим
воровством он поддерживал свое существование.
Разумеется, мы безобразно выступили в дивизион-
ном смотре.
Я был вызван к командиру полка, генерал-майору
Рузаеву.
Это была весьма примечательная личность. Наш пол-
ковой командир считал себя учеником Суворова и, по-
добно знаменитому фельдмаршалу, спал на простом сен-
нике, укрывался шинелью, каждое утро обливался хо-
лодной водой, зимой купался в проруби и мог в свои
шестьдесят лет сделать, не переводя дыхания, триста
приседаний. За наполеоновские кампании Рузаев был
награжден св. Владимиром с бантом, прусским орденом
[<За заслуги> (фр.)1 и Анненскою шпа-
гою. Сам он иногда горько шутил, что награды нужно
раздавать не за военные подвиги, а за поддержание в
войсках боевого духа в будни. В этих словах, увы, было
много истины.
Когда я вошел к нему, Рузаев набросился на меня и
орал с четверть часа. Наконец он остановился, чтобы
перевести дыхание, и я сказал:
- Вы можете приказать мне, что угодно, и я под-
чинюсь дисциплине. Но смею вас заверить, что я имею
свои убеждения, и никакой приказ не в силе заставить
меня изменить их.
Лицо Рузаева покрылось белыми и красными пятна-
ми. Он уже принялся было писать что-то, и теперь перо
хрустнуло в его кулаке.
- Молокосос! - прошипел он. - У меня из первой
раны вытекло больше крови, чем ты в себе носишь! Ты
проживи сначала жизнь, чтобы рассуждать об убежде-
ниях!
- Среди офицеров принято говорить друг другу
<вы>, - перебил я Рузаева.
1-
315 316
"ШРММ(г СТОСТЬЯ
fmOti № 24
"Обащпиа счастья-
Он хотел еще кричать что-то, но с большим трудом
сдержался и сквозь зубы приказал мне отправиться на
гауптвахту под арест.
- У вас, господин прапорщик, будет пять суток_
подумать о многом!
Камера моя, исписанная забавными надписями, вы-
ходила окошком в сад. Кусты жимолости так разрос-
лись, что прижались к самой решетке и вполне заменя-
ли шторы.
Я много спал, от скуки насвистывая, пел, листал
книжки, присланные Богомоловым. Одним словом, в
тюрьме мне было сладостно и покойно, ибо я был убеж-
ден, что жить надо в согласии с собственной совестью,
а не с начальством.
Я гордо стерпел и арест, и все выговоры, но бить
солдат отказывался. Увы, лишь до одного случая.
Как-то перед самой зорей меня разбудили и сказали,
что Устинкин покончил с собой. В ту ночь он стоял на
часах, и утром его нашли с тесаком в руке. Он перере-
зал себе горло. Накануне мои солдаты перепились и
вновь издевались над ним. Устинкин лежал на спине,
неловко вывернув голову ошпаренной стороной вверх,
и Баранка лакала кровь прямо из раны. Собаку отгоня-
ли, но она подбегала снова.
Тогда были наказаны только трое, но я был готов
пропустить сквозь строй всех.
Прекрасно помню то мглистое, уже с заморозком
утро, лужи, покрытые тонким льдом, барабан, особенно
звонкий от морозного воздуха, пронзительную флейту.
Помню злые, ненавидящие глаза осужденных. Помню,
как они снимали рубахи, как их руки привязывали к
прикладам, как падали на их спины первые удары, пом-
ню их звериные крики. Впервые при этой страшной
экзекуции я испытывал чувство удовлетворения>.
В конце 70-х годов в Москве на улице Шверника,
№ 19 появился высотный комплекс с необычным назва-
нием - Дом нового быта. Его еще называли <дом Остер-
мана>.
Вся задумка новостройки
была в духе коммунистичес-
ких экспериментов по навя-
зыванию всем счастья. Фор-
мула насильственного осчаст-
ливливания была здесь со-
блюдена неукоснительно. Де-
виз: <Я сделаю вас счастли-
выми...> торжествовал на
всех двадцати шести этажах
каждого из трех огромных
блоков.
Сама же идея была такой.
Взять, к примеру, одноком-
натную квартиру.
Дом Н.А. Остермана
Кухонный угол в комна-
те выглядит в ней так. В
нишу встроена двухконфо-
рочная плита, рядом ракови-
на. над ними сушка для посу-
ды и навесной холодильник. Всего метра два квадрат-
ных. На подобной плите можно сварить кофе, разогреть
чай, вскипятить молоко, поджарить гренки. Выйдя из
такой отдельной комнаты-квартиры и пройдя по коридо-
ру, вы окажетесь в миниатюрной, красиво отделанной
столовой мест на 10 - 12. Тут же на этаже магазинчик,
куда каждое утро привозят свежие булочки, молоко.
Внизу бюро продовольственных заказов, большая столо-
вая, неподалеку читальный и гимнастический залы, бас-
сейн. Не надо тратить время на очереди в магазины и
столовые, да и зарядку можно сделать с комфортом и
поблизости. Порвавшуюся рубашку тут же приведут в
порядок работники бюро услуг.
Архитектор Н.А. Остерман вовсе не был новичком в
Т-
316
т
317
flMOd К, 24
fLwOi; Я. 24
0б<ш,таи счасгь;
своем деле. В его подходе была своя здравость. По край-
ней мере не было противоречия тогдашней государ-
ственной идеологии и тем целям, которые ставила тогда
перед советским народом его авангард - КПСС;
<Известна средняя стоимость (тогда 200 рублей за
кв. м) и средняя площадь (40 кв. м) квартиры. Из
сметы мы выскочить не можем. Я предлагаю умень-
шить площадь каждой квартиры за счет кухни условно
до 37 кв. м, а сэкономленные метры суммировать и
создать из них общественные блоки, где люди смогут
общаться не только в сфере бытовой, но и в сфере
моральной, духовной. Магазины, столовые и прачечные
придут к вам на дом, вы освободите ваш досуг и расши-
рите свое свободное время (при том же рабочем дне) для
самосовершенствования>.
Остерман резко настаивал на том, чтобы новый дом,
дом-лаборатория, для чистоты задуманного эксперимен-
та был заселен семьями молодых специалистов, образо-
ванными и стремящимися к разнообразному досугу
людьми, поистине страдающими от того, что им прихо-
дится убивать время на кухонную <суету сует>.
Но архитектору не менее настойчиво возражали ор-
ганизаторы заселения. <Вслед за вашим эксперимен-
том, - говорили они. - должно начаться массовое
строительство подобных зданий. Значит, уже сегодня
надо пробовать приближение к обычному жильцу-потре-
бителю, поэтому будем заселять дом как обычно...>
Как всё было дальше? Да никак. Дом заселили не
полностью. Желающих идти в квартиры без кухонь
было мало. Еще меньше людей прельщала общая столо-
вая, где надо было ежедневно и готовить, и есть на
глазах у других людей. Создавалось впечатление, что
это вовсе не был дом нового быта, а была подновленная
идея заурядной коммуналки.
Поскольку здание пустовало, один из корпусов от-
дали под общежитие для Московского госуниверситета
им. М.В. Ломоносова. Там стали жить аспиранты и
стажеры. Молва тут же переименовала ДНБ в ДАС
(дом аспиранта и стажера).
Так получилось, что на втором году аспирантуры
мне довелось пожить в ДАС(е). Жили мы впятером.
В квартире, где не было комнат. Предполагалось ста-
вить трансформируемые перегородки для создания жи-
лых функциональных зон. Но при мне ничего этого не
было. Не было ничего и годами после...
То, что противоречит желанию людей, да еще каса-
ется моментов повседневных, всегда упирается в ко-
нечную невыполнимость.
т
318
319
.мO)W. (n0nf>OMjЛUw<Л<Л. tvOOVM.
fltMOO № 25
гОпробяемпятениа.>
Метод
<Опроблемливания>
Человек бросает в воду
кирпич и размышляет: <По-
чему некруглое порождает..
круглое - круги на воде?>
<Не толкуй ничего, не
разъясняй ничего. Оставь;
немного и тем, кто желали -
бы поломать голову>.
(Элиас Канетти).
Трудно и опасно жили философы. Их смерти по
большей своей части были вынужденными.
И если мы завидуем их уму и их мыслям, то того
не скажешь о нашем отношении к их судьбе в
последние мгновения земного пути. Отчего же
так? Не мстит ли им природа за дерзость их
разгадать ее загадку?!
Когда мы ДУМАЕМ - это означает, что жизнь
нас еще влечет и волнует. Но думы - это прос-
тые состояния ума и души. Их дополняют разду-
мия и проблемы, то есть то, для чего думы всего
лишь пища. Проблемы тяжелы? Да! Но вовсе не
тем, что они наполнены жизнью. Скорее, и даже
очень, - наоборот: только ускользающая жизнь
заставляет нас погрузиться в мучающую своей
безответностью тягостность.
Итог такой: всякое принудительное погруже-
ние людей в проблемы есть не что иное, как
манипуляция их жизнью.
Опроблемливание сдвигает человека с дороги
и ставит на распутье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57