Наполовину пустой.
Я заметила все, но так ничего и не поняла.
Плохо. Все плохо. Все очень плохо.
Уилл стоял возле кровати, одетый в брюки цвета хаки и спортивную рубашку. А в чем он ездил в Нью-Йорк? Если в этом, то явно не по делам.
И что мой муж делает в спальне моей дочери?
— Мэгги, я думал, ты спишь, — абсолютно спокойно произнес Уилл голосом кинозвезды. — Или ты меня обманывала?
Сердце в груди колотилось так сильно и быстро, что мне было тяжело дышать.
— Что ты здесь делаешь? — выдавила я из себя. — Что происходит?
Дженни проснулась и, приподнявшись, потерла глаза. Лицо у нее было испуганное.
— Мама? Уилл? В чем дело? Что вы тут делаете? Мам, у тебя ружье?
Уилл улыбнулся. Более пугающего и злобного выражения я еще никогда не видела. Я не узнавала того, на кого смотрела.
Что он здесь делает?
— Мы с Дженни как раз собирались немного повеселиться. Присоединишься?
От страха и растерянности я не могла говорить. На мгновение меня словно парализовало. Пульс стучал, как колеса курьерского поезда. Голова готова была вот-вот взорваться.
Уилл и Дженни. О Боже, нет! Только не это!
Я подняла ружье и навела его на Уилла. Теперь мне было на все наплевать.
И все же я не смогла нажать спусковой крючок. Не смогла. Не смогла.
— Убирайся из этого дома и не смей сюда возвращаться, — ровным голосом сказала я.
Уилл протиснулся мимо меня в дверь и побежал по коридору. При этом он громко и пронзительно смеялся, как смеются злодеи в фильмах ужаса.
Я бросилась за ним, прихватив тяжелое ружье. У меня и в мыслях не было стрелять в него — я хотела только убедиться, что он действительно ушел. Навсегда. Исчез из моей жизни. Оставил нас в покое.
Уилл выскочил в главную дверь, и я поспешила за ним. Поначалу ничего, кроме черных силуэтов деревьев, видно не было, но из темноты доносились его шаги.
Я наткнулась на что-то и больно ударилась коленом, однако сумела устоять на ногах.
И вдруг — тишина! Никаких шагов.
Я испугалась. Похолодела. Перед глазами снова и снова вставала жуткая картина: Уилл перед кроватью Дженни. Выражение его глаз.
Было тихо. Слишком тихо. Я не слышала и не видела Уилла. Что он делает в темноте?
Набежавшие облака скрыли луну, погрузив двор в полный мрак. Я не могла стоять на улице. Нужно вернуться в дом.
А что, если он перехитрил меня и успел проникнуть в дом и подняться к Дженни? Я не знала, что и делать.
Вглядываясь в темноту, я вспомнила, как лежала когда-то под верандой в доме неподалеку от Вест-Пойнта. Вот и все. Мой кошмар завершил круг.
Тишина.
Тьма.
Холод.
Меня трясло.
— Дура! Тупая сучка! Ты предала меня!
Уилл с диким криком набросился на меня сзади. Его руки сдавили горло. Я сопротивлялась изо всех сил. Он ударил меня в лицо и сбил с ног. Я попыталась подняться с колен, и тогда он снова ударил меня. На этот раз уже ногой. По ребрам. И еще раз. Наверное, он сломал мне ребро. Или даже несколько. Боль была просто жуткая.
Я упала на жесткую, холодную землю.
Ружье выстрелило, и звук выстрела перекрыл мои крики и заглушил бы даже раскат грома. Я перекатилась на живот. В следующий момент в глазах потемнело, и я упала лицом на влажные стылые листья.
Глава 86
Я не знаю.
Не знаю.
Я действительно не знаю, что случилось в ту роковую ночь 17 декабря. Застрелила ли я Уилла? Выманила наружу и застрелила? Говорят, что именно так все и было. Виновна ли я в убийстве? В двух убийствах? А если в двух, то почему не в трех?
Неужели правы те, кто называет меня убийцей? Черной вдовой из Бедфорда?
Может быть, я и впрямь сошла с ума. Похоже на то. Если так, то все это ужасно несправедливо. Ужасно. Несправедливо.
Но жизнь далеко не всегда справедлива.
* * *
Я пришла в себя на своей собственной кровати и обнаружила, что лежу, зарывшись лицом в подушку, а в боку пульсирует страшная, сводящая с ума боль. Чувство было такое, словно меня долго избивали лопатой. В голове что-то громко трещало и ломалось.
Кошмарные образы врывались в сознание, и у меня не было сил их остановить.
Кто выстрелил из ружья?
Дженни, подумала я. Надо добраться до Дженни. И Алли. Вслед за жуткими картинами в сознание вторгся пронзительный крик. Сначала я решила, что этот шум существует только в моей голове, но потом поняла — источник находится вне меня.
Чьи голоса звучат в моем доме? Что вообще происходит?
Поднять веки оказалось невероятно трудным делом. Малейшее их движение причиняло острую, как от бритвы, боль.
Другая боль, не столь острая, но не менее сильная, ножом резала ребра.
Я все же заставила себя открыть глаза и тут же закрыла их. Яркий свет бил в лицо.
Кто включил лампу?
С лестницы послышались шаги. Уилл!
Я попыталась сесть и не смогла. Огненно-желтый шар пронесся перед глазами, как будто небо прочертила раскаленная молния.
Но я все же открыла глаза. И различила плотного чернокожего мужчину в темном костюме, белой рубашке и галстуке. Он стоял возле кровати и смотрел на меня сверху вниз. В нем было, наверное, футов семь роста. Очки в роговой оправе казались слишком маленькими для гигантской головы.
Незнакомец смотрел на меня с каким-то странным выражением.
Что он делает в моей спальне? Или я в больнице? Похоже, что именно там.
— Вы Мэгги Брэдфорд?
Я попыталась кивнуть, попыталась понять, что происходит и где я. Может, меня перенесло в прошлое?
— Мы нашли вас во дворе и перенесли сюда, — продолжил чернокожий незнакомец и помахал у меня перед лицом каким-то значком.
Я лишь заметила что-то золотистое и синее.
— Я — Эммет Хармон, начальник полиции Бедфорда. Громкий голос гулким эхом отдавался у меня в голове. Начальник полиции Бедфорда?
О Господи. Что же произошло? Дженни? Алли?
— Что вы здесь делаете? Пожалуйста, скажите, где мои дети? — прошептала я, преодолевая боль в горле.
— Мэгги Брэдфорд, вы арестованы за убийство вашего мужа, Уилла Шеппарда. У вас есть право молчать.

Книга пятая
Суд и ошибка
Глава 87
— Мисс Норма Брин?
— Да. С кем я разговариваю?
— Меня зовут Барри Кан.
— Что вы говорите! Ну и ну! Сам Барри Кан. Певец?
— Точно.
— Вы мне жутко нравитесь. По крайней мере ваши песни. Чем могу вам помочь?
— У меня все в порядке, но нам нужна ваша помощь.
— Нам?
— Нас двое. Натан Бейлфорд и я.
— Натан! И чем, черт возьми, занят Натан?
— Ведет защиту Мэгги Брэдфорд.
— Да. Я о ней слышала. Нелегкое у него дело.
— Мы хотим нанять вас. Хотим, чтобы вы поработали на нас. Натан говорит, вы лучший сыщик из всех, кого он знает.
— Я и впрямь очень хороша, но в данном случае это не имеет большого значения. Дело-то ведь, насколько мне известно, ясно и почти закрыто, разве нет? По крайней мере так я слышала.
— У нас другая точка зрения. Натан полагает, что в этом деле далеко не все ясно, так что закрывать его еще рано.
— Не шутите? В газетах пишут, что она пристрелила того сукина сына, размозжила ему голову.
— Поверьте мне, не все так просто. В этом деле есть что-то еще. Вы хотите узнать что?
— Он что, трахал кого-то на стороне?
— Этого мы уже не узнаем. Вероятно. Но Мэгги не стала бы убивать его за это.
— Избиение?
— Насколько я знаю, он ударил ее один раз. Нет, извините, два. Но и за это она бы его не убила. Мэгги — хороший человек. Послушайте ее песни.
— Ладно, тогда почему она все-таки застрелила его?
— Чтобы выяснить это, мы и хотим вас нанять, мисс Брин. У нас нет полной уверенности в том, что это сделала она.
— Так вам нужна защита или факты?
— Нам нужно защитить ее.
— Ага. Спасибо за откровенность. Вот что я люблю в знаменитостях.
— Но мы уверены, факты дадут аргументы для защиты. Мэгги не убийца.
— Похоже, ее мужьям не везет. Разве она не пристрелила своего первого? Уверена, что читала об этом в какой-то газете.
— Не доказано. Убийство не доказано. Ее даже не судили. Первоначально выдвигалось обвинение в убийстве второй степени, но оно было снято.
— А ее любовник? Патрик О'Мэлли?
— Несчастный случай. Он умер от сердечного приступа.
— Я почему-то думала, что она призналась в убийстве.
— Это полицейские утверждают, что она призналась. Сбили с толку, запутали, воспользовались ее состоянием. Вы же знаете, как это бывает.
— Но пресса взялась за нее крепко. В суде ей ждать нечего. Первого уложила из пистолета. Второй умер на яхте в море. Третьего подстрелила из ружья.
— Послушайте. Если вы не хотите браться за это дело, то...
— Я этого не сказала.
— Значит, вы согласны?
— Только ради вас, Барри Кан.
Пауза.
— Да благословит вас Господь, мисс Брин, — сказал Барри.
— Называйте меня Нормой.
Она услышала вздох облегчения и представила, каково ему сейчас. Его преданность другу вызывала уважение, даже если этим «другом» была женщина, прозванная черной вдовой из Бедфорда.
Глава 88
Большинство людей так и не поняли, в чем суть конфликта, разделившего сербов и хорватов, однако за ходом судебного процесса над обвиненной в убийстве мужа Мэгги Брэдфорд следили сотни миллионов людей во всем мире. Репортеров и съемочные группы прислали не только средства массовой информации Соединенных Штатов Америки, но и Европы, Южной Америки, Азии и, возможно, Луны. Накал страстей был не меньше, чем перед президентскими выборами, только спрос на дополнительную, «изнутри», информацию еще больше.
«Боже, — думала Норма Брин. — Это же всего лишь судебный процесс. Не более. Каким бы ни был исход, он не изменит судьбы мира. Ну и что из того, если она и пристрелила парочку мужей? Большинство из них заслуживают этого!»
Направив свой запыленный желтый «шевроле» по Кларк-стрит, Норма во второй раз за утро проехала мимо окруженного шумной толпой здания суда.
Процессия из черных зонтиков, виниловых плащей, пакетов из «Бостон чикен» и «Данкин донатс» вытянулась вдоль главной улицы, «Хэмилтон драгз», «Уиллиз ньюспейперс» и новой публичной библиотеки. Затем она заворачивала на Чарльз-стрит и занимала там еще пять кварталов.
Что за столпотворение! Настоящая зона бедствия! Миллар и Грант-стрит были забиты туристическими автобусами: ярко-желтыми школьными и «Грейхаундами», прибывшими из мест, о которых никто и не слышал, вроде Питсфилда и Катаубы. Была середина декабря, и в воздухе мелькали снежинки.
«Мэгги и Уилл; горькая трагедия сладкой любви». Под таким заголовком вышла одна из местных газет, и этот и ему подобные штампы звучали из радиоприемника уже не первый день. Были и похлеще — «Раз, два, три — свободу у мужа бери!».
Лихо! Норма улыбнулась. Наконец-то хоть немного чувства юмора в отношении дела, которое стало ее работой.
Она ненавидела публичность, не стремилась к славе и даже оставалась безразличной к деньгам. Носящиеся вслед за ней репортеры только мешали заниматься делом. И все же Норма понимала, за что взялась. Мэгги Брэдфорд была звездой. Одна часть публики уже решила, что она виновна, другая считала ее безгрешной, как ягненок. А что же Норма?
«Проклятие! Я все еще не знаю, что и думать. Мэгги и сама ни в чем не уверена. То, что она рассказала полиции, очень сильно смахивало на признание. Улики выглядят убедительно».
Просунутый под «дворники» желтый пропуск дал ее «шевроле» возможность въехать во двор и припарковаться на стоянке у здания суда. Свободного места уже почти не осталось из-за полицейских и частных машин, принадлежащих представителям обеих сторон.
Норма узнала синий «мерседес» судьи Эндрю Сассмана, рядом с которым стоял серебристый «порше» Натана Бейлфорда, более подходящий студенту колледжа, выехавшему в выходной на главную улицу с далекой от правосудия целью.
Именно он, Натан Бейлфорд, вышел Норме навстречу, когда она вынесла из салона свое слегка тяжеловатое тело.
Адвокат кивком указал на забитую автомобилями стоянку.
— А ведь сегодня мы всего лишь отбираем жюри присяжных. Представляете, что здесь будет, когда начнется процесс?
— Как держится наша клиентка? — спросила Норма.
В прошедшие недели она уже встречалась с обвиняемой и нашла ее на удивление «земной» женщиной, немного отстраненной, не стремящейся ни помогать, ни мешать. Мэгги растеряна, говорили ей, однако Норма вынесла свой диагноз: клиническая депрессия.
— Без изменений. Я бы сказал, что она такая же, какой была в ночь убийства. Тот же упадок духа, то же безволие. — Он посмотрел на детектива. — А у вас есть что-нибудь новое?
— Пока ничего. Но, как говорится, шаров в воздухе много. Их бы еще все поймать. Только для этого надо быть жонглером. Ха-ха-ха.
Норма не говорила адвокату о том, что в деле имеются глубоко беспокоящие ее аспекты. Ничего определенного, просто не стыкующиеся друг с другом или не выдерживающие тщательного изучения детали.
То, что казалось ясным, сводилось к следующему: если Мэгги убила своего первого мужа, то потому, что вынуждена была сделать это. Если она застрелила Уилла Шеппарда, то тоже была вынуждена это сделать. Неясным оставалось, что или кто вынудил ее.
Главная проблема заключалась в том, что убийств было два. Одно, первое, можно было бы объяснить временным помешательством, самообороной, нервным стрессом, вызванным физическим насилием. Но как объяснить два?
Норма побывала на месте убийства, рассчитывая найти дополнительную информацию, какой-то след.
Было нечто, чего она не нашла, что-то очень важное. Оно должно было быть.
Проклятие! Что-то определенно не так.
* * *
В Палм-Спрингс подернутое дымкой желтовато-розовое калифорнийское солнце мягко выкатывалось из-за торчащих на горизонте колючек гор. Его ранние лучи покрывали блестками воду бассейна и растекались по выложенной красными плитами террасе.
Питер О'Мэлли отложил последний номер «Нью-Йорк таймс», снял новые зеркальные солнцезащитные очки «Рэй-Бэн» и уставился на искрящуюся бликами голубую полоску воды.
В какой-то момент ему показалось, что на поверхности, перекрывая прыгающие солнечные зайчики, появилось лицо Мэгги Брэдфорд, такое, каким он увидел ее накануне по телевизору. Бледное, с кругами под глазами. Она была похожа на зомби, и сердце Питера подскочило от радости.
Так ей и надо, сучке!
Позднее, уже ночью, он услышал ее голос, звук которого едва не убил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31