Аптека была совсем рядом: я видел складочки на свернутом на ночь навесе перед входом. Я не мог рисковать, пытаясь добежать до своего жилища и скрыться там, ибо если преследователь был из банды Фелиситии, то последний мог узнать, где я живу. Поэтому я прошел чуть дальше и свернул за угол. За баром «Кентледж» пьяницы наблевали столько, что казалось, еще чуть-чуть и тротуар просто разъест. Я взял первую попавшуюся бутылку из мусорного ведра, разбил ее и остался ждать.
Из-за угла показалась фигура, и я сразу же прыгнул, пытаясь дотянуться до горла. Но это мне не удалось, и тогда я прижал «розочку» ко рту преследователя. Если бы я немного повернул ее, то она раскроила бы кожу вокруг рта, подобно резаку для леченья.
– Кто ты такой? – заорал я.
Ярость – это главное чувство, которое я помню из тех времен.
– М-м-м!
– Ах, черт.
Я осторожно убрал бутылку – мои пальцы были настолько напряжены, что она едва не лопнула, – и поймал на себе спокойный взгляд Фелиситии. По его лицу струилась кровь из многочисленных порезов, своим расположением напоминавших усы и маленькую бородку. Фелисития сомкнул губы, подобно тому, как это делают женщины, только что накрасившиеся помадой, и расплылся в широкой кроваво-красной улыбке.
– Прекрасно, мой воинственный юноша, – промолвил он. – Ты действительно нужен бандам Восточного берега.

У Тумана и Молнии таких воспоминаний быть никак не могло, но тогда даже трудно представить, какие же у них были. Я подошел к единственному чистому столу и разжег фитиль над дистиллятором, предварительно удостоверившись, что воды и листьев папоротника в резервуаре достаточно. Есть определенный набор действий, которые я произвожу машинально каждый раз, когда вхожу в эту комнату. Я не мог успокоить старших эсзаев. Я в самом деле бесполезен. Молния постоянно использовал Тумана в качестве примера, когда обучал меня боевым искусствам, то и дело отсылая к примерам его глупости и недальновидности.
– Защищай свои зубы, пальцы, глаза. Эти органы не вырастут у тебя еще раз. Ты наверняка не хочешь жить без них, подобно Туману, рука которого попала в якорную цепь – давно, когда он был еще обычным моряком.
Я сел за свой рабочий стол и принялся переписывать приказы, заверяя их печатью Замка в виде солнца.
Несколькими письмами позже – подсознательно я все это время контролировал процесс – звук при падении капель в маленькую стеклянную емкость изменился. Сие означало, что теперь у меня есть целая доза. Игла скрипнула по стеклу, когда я втянул еще теплую жидкость в шприц. Перевязав руку кожаным ремешком, я укололся в самую толстую вену.
Усталость исчезла. Я вернулся к столу и сел. Дурь все же полезна для работы. Иногда полезна. Твердой рукойпродолжил заниматься приказами, которые Сан велел мне разослать. Через четверть часа приход начал угасать, однако желание принять еще я сумел отогнать. А потом пошел и вмазался еще раз. Эх, хотел бы я иметь такие вены, как у Морехода. На некоторое время я полностью сосредоточился на буквах. У меня есть теория, что каждый человек в мире получает за свою жизнь пятнадцать минут экстаза. Кроме меня – я получаю его каждый вечер.
Со второй вершины сорвался так резко, что не смог преодолеть расстояние между столом и кроватью. Вместо этого я опустился на пол и уставился в пространство, кажется, на лес за окном. На меня накатила невыносимая усталость. Стекла были покрыты тонким ледяным узором, походившим на извивающиеся ветви сколопендиума. Они переплетались друг с другом, изворачивались и шевелились. Они были словно пушистые девчачьи крылья. Вот бы Терн оказалась здесь. Шедевры, созданные морозом, медленно меняли цвет – сначала они стали темно-серыми, а потом настолько ярко-голубыми, что начали резать глаза. Я был запутан. Лед – белый. Синий – это не белый… Голубое означает небо… Днем… Днем. Конечно. Мне лучше отправиться в кровать.
Чья-то рука осторожно потрясла меня за плечо. Я каким-то образом догадался, что она лежала на нем уже некоторое время. Я собрал все силы, что у меня еще оставались, и открыл глаза. Пряжка ремня Молнии. Мой взгляд пополз вверх и остановился на его круглом лице и волосах цвета выгоревшего песка. Зимы Равнинных земель плохо сказывались на его загаре.
– Доброе утро. – Приветствие почему-то получилось на скри, подумав, я повторил его по-авиански.
Я поскреб щетину и понял, что мне необходимо привести себя в порядок.
– Дверь была открыта. Я постучал, но ответа не было. Здесь холодно, – заметил он.
Он использовал мои книги, чтобы перебраться через огромный ворох всевозможных бумаг, поочередно шагнув с «Постэвентуализма» на «Фармакопею и лингвистику Дарклинга», а потом на «Практическую химию».
– Правда? А я и не почувствовал.
Тишину нарушал лишь звук падающих из дистиллятора капель, а воздух был наполнен запахом горящего масла и лучшей в мире травы.
– Эй, Янт. Ты в порядке?
Меня снова охватила старая злоба. Колчан со стрелами так до сих пор и висел на плече у этого идиота. А на голове, если присмотреться, виднелась небольшая круглая корона, которая скрывалась в его волосах, как золотой червяк в стоге сена.
– Я – ничто. Это нечестно. Сейчас не время продолжать твои, длящиеся уже пятнадцать столетий свары, Микуотер!
Я наблюдал за кончиками стрел, пока он не снял колчан и не положил его с характерным мягким стуком на ковер. Оперения были окрашены в ярко-красный цвет по двум причинам: во-первых, это был традиционный цвет Замка, а во-вторых, так их было легче находить в снегу – они были похожи на маленькие капли крови.
Иногда, нервничая, Молния делает бессознательный жест правой рукой. По тому, как часто он его повторяет, можно судить о том, насколько он взволнован. Выглядит жест так – Молния сжимает руку в кулак, а потом проводит кончиками пальцев по ладони. Я знаю, он делает это для того, чтобы коснуться края шрама на своей руке. Однажды, когда еще была жива леди Сэвори, его кровная сестра, он сжал клинок своего меча в руке и быстрым движением провел ею вниз по лезвию, разрезав ладонь до кости. Он любил ее, и бледная пустошь этого шрама всегда напоминала ему о том, чего никогда не вернешь. Хотя, кстати, именно из-за раны он и потерял ее. Трудно стрелять точно, когда на ладони рассечены мышцы и связки.
Я вытолкнул себя с пола и доплелся до тахты, где и лег, свернувшись калачиком и положив голову на прохладную сатиновую подушку.
– Я должен чем-то возместить то, что произошло прошлой ночью. Думаю, ты заслуживаешь объяснения.
Да? На самом деле мне было все равно. Пришла пора уколоться. Тем не менее мне было приятно, что он подумал обо мне.
– Мне нужны извинения от Волнореза, – заявил я, расправив крыло и укрывшись им, как одеялом.
– От него? Ха! – Молния прикрыл ладонью глаза и устроился в кресле, которое я не так давно освободил. Он действительно выглядел разбитым. – Я ненавижу Тумана, – выпалил он. – Помоги мне Сан! Я презираю его, и так было всегда. С тех пор, как он присоединился к Кругу. Насилие – это не способ обращаться с женщиной. Женщины… Ата… В общем, женщин бить не следует.
Вот уж да. Ведь они дают сдачи.
Я подумал о том, что изгадил свою жизнь наркотиками, но это ничто по сравнению с тем, как некоторые умудряются разрушить ее любовью. Я ободряюще улыбнулся Молнии.
– Говори, – подтолкнул я его.
– У Аты есть идея, как забрать Торнадо из Лоуспасса. Она может провести большие корабли с фюрдом на борту вверх по реке и постараться причалить как можно ближе к основанию скалы. Оттуда мы сумеем пробиться к крепости с гораздо меньшими потерями, чем если бы двигались обычными путями. Ты знаешь, что Насекомые не суются в реку. Если бы каравеллы Тумана прошли туда, а я расположил бы на них своих лучников… – Молния запнулся, когда вспомнил, что я не очень-то люблю корабли.
– То есть ты поддерживаешь этот план? – уточнил я.
– Не знаю. Это новый способ ведения войны. Я бы, конечно, предпочел действовать проверенными методами… Однако на данный момент это единственная возможность спасти Торнадо.
– Император согласен?
– Он считает это отличным новшеством!
– Тогда я не понимаю, – пожал я плечами. – Почему он не прикажет Туману отправиться вверх по реке?
– Туман не станет этого делать. Он уверяет Сана, что путешествие невозможно, поскольку Ориоле слишком мелководна. Они с Атой предоставляют Сану противоречивую информацию. И при этом Туман категорически отказывается передать ей полномочия для воплощения этого плана в жизнь. Все закончилось тем, что прямо здесь, в Тронном зале, Ата вызвала Тумана на состязание! «Позаботься о своем титуле, Волнорез Туман!» – вот что она сказала. Потом они вышли из зала, и он напал на нее. Ата обратилась ко мне с просьбой обеспечить ее безопасность. Она все еще сидит, запершись, в моей комнате. Она вся в синяках. Туман избил ее; он трус и ничтожество. Ата хочет доказать, что она лучший мореплаватель, чем он. И я верю, что так и есть, – уверенно добавил Молния.
– Что говорит Сан?
– Что у Аты есть законное право на состязание.
– И, конечно, именно сейчас! – Я подобрал с пола несколько бумаг. – Города Саммердэй больше нет, Рейчиз и Танагер подверглись нападению. Насекомых видели в Роуте. В Карниссе. На дороге Алула. Авернуотеру нужна помощь, Шелдрейк не может ее предоставить. Эсзаи нужны нам в Авии. Это безумие – бросать вызов именно сейчас. – И Туман точно так же не прав, провоцируя ее на это. – Это необдуманный шаг. Пусть бы Туман развелся с ней, а Сан снова бросил ее в поток времени. Обещаю, я не буду по ней скучать.
– Чтобы поразить удаленную цель, нужно запустить стрелу высоко в небо. Я поддерживаю ее, поскольку она собирается освободить Торнадо и Лоуспасский фюрд.
Я молчал и впитывал то, что он говорил. Одновременно я изучал бумаги, которые составил этой ночью, сообразуясь с текущим положением дел. Теперь все изменилось. Я поднял бровь.
– Императору нужен Туман. С учетом пребывания Станиэля на троне, только поместье Перегрин может помешать тебе захватить всю Авию.
«Вряд ли с этим как-то связаны женщины», – подумал я.
– Нет! Из-за того, что Туман владеет Перегрином? Нет! Да как ты смеешь? Думаю, ты просто не знаешь. Слушай, ты о многом не имеешь понятия, Янт. Перегрин – это тоже моя земля, это поместье было моим. Туман – авианец не более, чем ты. Его семья – это лживые воришки, которые стремятся стать теми, быть кем не могут. – Он наградил меня пронзительным взглядом. – Трудно говорить о прошлом, – вздохнул он. – Так что будь снисходителен ко мне. В тяжелые годы мне пришлось продать Перегрин. Я не хотел, чтобы мои люди голодали, а на побережье дела шли куда лучше. У Волнореза были корабли, на которых он доставлял запасы. Я потерял Тамбрин, а Донэйс был полностью опустошен. На месте бывших деревень я посадил виноградники – только благодаря этому мне удалось потом выкупить Тамбрин назад. И месяц назад его разрушили Насекомые… Волнорез оставил себе Перегрин, хотя я умолял его вернуть мне эти земли… Черт, если ты снова воткнешь в себя эту иголку, я прикончу тебя!
– О, я даже и не собирался. Хочешь кофе?
– Да, пожалуйста. И разожги чертов камин – здесь холодно, как в заднице у Насекомого. Пойми, Волнорезы всегда были безнравственными паразитами и авантюристами. Спасибо. Перегрин Микуотер был моим старшим братом. Нас было восемь братьев и одна сестра. Перегрин был путешественником – в этом вы чем-то похожи. А еще он был великолепным лучником. Он отправился в Хасилит, чтобы увидеть место, где родился император. Большую часть своей жизни он провел на побережье, где построил усадьбу под названием Перегрин. Именно по его приказу были заложены и спущены на воду первые корабли, чтобы у нас появилась возможность перемещаться между островами. До этого флота у Авии не было. Мой брат хотел, чтобы авианские корабли были лучшими в мире» Отсюда и Ондин, и Авер-Фальконе, и Волнорез – все они ничто без мощи флота…
Когда мать умерла, Микуотер достался Перегрину. К тому времени я уже был в Круге, однако передача дворца непосредственно мне могла вызвать некоторые волнения. К тому же я был немного не в ладах с моими родственниками по материнской линии. Перегрин хорошо заботился о землях, но я знал, что его сердце отдано океану. Как у Аты. Он делал для дворца все, что мог, поскольку собирался перед смертью передать его мне. А я бы сохранил его навсегда. Проклятье… Я видел, как все они старели и умирали или были убиты Насекомыми. Шира, ты никогда не испытывал подобных мук.
Мой второй по старшинству брат был еще жив. Он считал, что станет следующим наследником и получит дворец в свои руки. Но у Перегрина были другие планы. Тогда брат попросил об этом меня. Я отказался, и у нас вышла ужасная ссора. Я сказал тогда, что он виноват в смерти моей сестры. Его семья сменила имя.
Волнорез Туман не пожелал привести с собой в Круг ту, с которой был обручен, надеясь, что у него будет бесконечное число молодых любовниц – он всегда был эгоистичным ублюдком. Но за всю жизнь у него не было никого, и нельзя сказать, что он от этого страдает!
Молния остановился и уставился на меня. Он уже разошелся – воспоминания о прошлом были для него как наркотик. Он опять сделал привычный жест правой рукой, и на ладони показался похожий на ленту шрам.
Я пожал плечами.
– Нам стоило бы сражаться с Насекомыми, а не друг с другом.
– О боже, Янт, я люблю тебя. Какая глубокая, а главное, свежая мысль. Пойми, биться из-за Аты стоит, поскольку она, может быть, единственный ключ к победе над ними.
– Ты любишь ее, не так ли? – поинтересовался я, закатывая левый рукав рубахи.
– Это не совсем так. Ладно, продолжай. Делай, что хочешь.
– Что?
– Да ладно. Ты ухаживал за Свэллоу, и тебе нужно расслабиться. Разве я могу тебя останавливать?
– Это скорее облегчение, чем награда, – пробормотал я, однако ощущение вины все же ушло.
Я ввел иглу, хотя меня все еще держал прошлый укол. Молния рылся в кармане своего расшитого красного камзола.
– Здесь у меня письмо от Аты ее мужу. – Он протянул мне прямоугольный конверт, надписанный очень женственным почерком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52