эта картина усиливала и без того тягостное впечатление, которое производила спальня старика.
В соседней комнате было, наоборот, очень светло. Последние несколько дней там жила графиня Фаншетта Корона, которая хотела находиться как можно ближе к своему больному родственнику.
Дверь, соединявшая обе комнаты, была приоткрыта. В спальне графини суетилась щегольски одетая горничная, озабоченная последними приготовлениями своей хозяйки к балу.
В этой комнате царил очаровательный беспорядок, который возникает всегда, когда женщина, заботящаяся о своей внешности, начинает наряжаться.
Все стулья и кресла были завалены различными безделушками, которые делают красавицу еще более привлекательной. Повсюду были разбросаны платья, перчатки, шляпки. В воздухе разливался сильный аромат, поскольку каждый из этих предметов, начиная с веера и заканчивая маленькими, достойными Золушки, туфельками, источал свое особое благоухание. Стол был весь заставлен шкатулками, полными драгоценностей.
Комната графини являла собой разительный контраст со спальней больного старика, напоминавшей жилище отшельника.
На кровати, скрестив руки на груди, неподвижно лежал полковник. Дыхание его было хриплым и прерывистым.
Рядом с постелью стояла молодая женщина, на обнаженные плечи которой лился свет из соседней комнаты.
– Прошу тебя, позволь мне сегодня вечером остаться с тобой, – говорила эта женщина. – Ты же знаешь, что я не люблю бывать в обществе. Мне там грустно, я чувствую себя неловко... Думаю, мадам де Тресм простит меня. Ей известно, что ты болен и что я – твоя сиделка.
– Упрямица! – прошептал больной.
– Упрямица, упрямица! – повторил он. Фаншетта хотела было возразить, но старик удержал ее.
– Мадемуазель Фаншетта, не забывайте, что я не люблю, когда меня пытаются переубедить, – проговорил он. – Ай-ай-ай, как не стыдно! Разве ты не знаешь, что твоему больному дедушке вредно волноваться?
То ли к старику вернулись силы, то ли он забыл о своей роли, но голос его внезапно окреп и зазвучал громче, чем это бывало в последнее время.
– Ты просто обязана поехать к мадам де Тресм, – продолжал полковник. – А вдруг без тебя за столом окажется тринадцать человек? Не забывай и о том, что и сама хозяйка, и ее прелестная дочь Мари обожают посплетничать. Они не преминут позлословить по поводу твоего отсутствия.
– Не говори так много, а то устанешь! – попросила графиня.
– Ну, это как всегда! – усмехнулся больной. – Когда мои собеседники не знают, что мне возразить, они просят меня помолчать, ссылаясь на мое слабое здоровье. Зажги светильник. Когда ты оденешься, зайди ко мне, я хочу полюбоваться тобой, моя красавица. Кто знает, сколько мне еще осталось? Сколько раз я еще смогу взглянуть на тебя? Однако я надеюсь, что увижу тебя на небесах. Я верю в бессмертие души. Мне кажется, те, кто любил друг друга на земле, никогда не расстанутся и в жизни вечной.
Графиня зажгла светильник. Теперь стало видно лицо больного. Оно внушало ужас.
Наверное, в глазах Фаншетты отразился испуг, поскольку полковник спросил, криво усмехнувшись:
– Кажется, я не очень хорошо выгляжу?
Графиня вздрогнула. Ее поразило, как этот человек может еще иронизировать над собой.
– Вы бледнее обычного, – ответила она.
– Бледнее обычного? – произнес старик, как-то гнусно хихикнув. – Ну, ну, не переживай, моя хорошая, все не так уж плохо. Ах, мой ангел! Ты не знаешь моей тайны... Возможно, иногда ты даже подозревала меня в том, что... Понимаешь, есть люди, чьи поступки, как бы хороши они ни были, смахивают на подлость. Помнишь, ты читала мне на ночь одну американскую книжку? Там рассказывалось о человеке, которого всю жизнь называли шпионом за то, что он помогал Вашингтону в борьбе за независимость.
– О, дедушка! – воскликнула графиня. – Я всегда подозревала, что вы втайне занимаетесь политикой!
– Ах, моя маленькая Фаншетта, – вздохнул старик. – Ты узнаешь обо мне гораздо больше, когда меня уже не будет на свете. Пока я скажу тебе только одно: недавно я начал трудную и опасную игру. Открою тебе секрет: я прошу тебя уехать не потому, что боюсь вызвать недовольство госпожи де Тресм, а потому, что здесь сегодня произойдут такие вещи, о которых ты и слышать не должна.
На глазах Фаншетты выступили слезы.
– Как я вам благодарна! Скажите еще пару слов! Скажите, что эта бледность...
– Конечно, я не могу утверждать, что свеж, как роза,– улыбнулся старик. – Однако, в конце концов, каждый защищается как может, не так ли? Думаю, что и на этот раз сумею справиться со своими противниками. Ну все, мое сокровище, давай одевайся. На все сборы у тебя – лишь двадцать минут. Не забудь зайти поцеловать меня. А как только ты уедешь, я займусь своими делами.
Счастливая Фаншетта поцеловала полковника в лоб и выскользнула из комнаты.
Как только женщина скрылась, скрипнула еще одна дверь, ведущая в спальню больного, и в дверном проеме появилась взлохмаченная голова Лейтенанта.
– Еще рано! – негромко сказал старик. Дверь тут же снова захлопнулась.
Воцарилась тишина, которую нарушал время от времени кашель полковника.
«Я и в самом деле простыл, – подумал он. – Надо бы подлечиться. Хотя, в общем-то, я чувствую себя неплохо...»
Не прошло и пяти минут, как в дверях показалась Фаншетта. Она уже была готова.
Полковник приподнял голову, чтобы полюбоваться своей внучкой.
– Какая ты молодая! – произнес он чуть слышно. – Прежде чем я умру, я совершу еще одно чудо: я сотворю для тебя другую жизнь.
Графиня подбежала к старику и нежно поцеловала его. Казалось, она хотела задать полковнику какой-то вопрос.
– Подозреваю, что тебя интересует, где кончается игра и начинается правда? – произнес старик. – Мы поговорим об этом завтра. А теперь иди. Главное – ничего не бойся. Веселись, развлекайся. Не возвращайся раньше двух часов. Ты поняла меня? Это приказ.
Фаншетта вышла. Через несколько минут послышался цокот копыт: карета увозила графиню на бал.
Полковник хлопнул в ладоши.
Дверь, за которой прятался Лейтенант, снова открылась.
– Заходи! – скомандовал старик.
Когда Куатье приблизился к постели, полковник добавил:
– Кажется, сегодня ты не пьян?
– Нет, – откликнулся Лейтенант.
– Хочешь выпить? – осведомился старик.
– Нет, – ответил Куатье.
– Вот и славно! – улыбнулся полковник. – Садись поближе. Нам надо поговорить.
Куатье устроился у изголовья больного. Старик обхватил голову Лейтенанта руками и притянул к себе на подушку. В течение трех-четырех минут полковник что-то шептал ему на ухо. Лейтенант только слушал, ни разу ничего не сказав.
– Ты понял? – спросил наконец полковник.
– Да, – кивнул Куатье.
– Это тебе по силам? – внимательно взглянул на него старик.
– Да, – повторил Лейтенант.
– Посмотри на меня, – велел полковник.
Бандит повиновался. Глаза мужчин встретились. Через секунду Куатье отвел взгляд.
– Я ведь уже сказал: да! – пробурчал Лейтенант.
– Хорошо, – произнес полковник. – Я проверял, чиста ли у тебя совесть. Ты выдержал этот экзамен. Напоследок – еще пару слов: если даже ты станешь богат, у тебя на шее всегда будет болтаться железная цепь. Ты понимаешь это?
– Понимаю, – кивнул Куатье.
– А теперь слушай: если ты сделаешь все, что я тебе сказал, я сниму с тебя этот ошейник. Ты будешь не только богатым, но и свободным, – заявил старик.
Бандит тяжело вздохнул.
– Иди туда и погаси свет, – указав на комнату Фаншетты, распорядился полковник.
Хоть Лейтенант и не был пьян, но когда он шел в эту комнату, его шатало. Через несколько секунд Куатье захлопнул за собой дверь.

XXXIX
СРЕДСТВО ПРОТИВ СУДОРОГ

Полковник закрыл глаза. Он немного устал и к тому же ощутил тяжесть в груди. – Все это немного утомительно, – прошептал полковник. – Мне уже не двадцать лет. Надо стараться не перенапрягаться. Хотя как не перенапрягаться! Ведь это мое последнее дело. Потом у меня будет время отдохнуть.
Высунув из-под одеяла свою худую руку, полковник потянулся к звонку.
– Во всяком случае, мое тело меня пока еще слушается, – удовлетворенно пробормотал старик. – Как знать, может, мне удастся прожить еще довольно долго?
Если бы в эту минуту полковника увидел человек незнакомый с ним, то, наверное, не смог бы сдержать улыбки. Скорее всего, этот человек подумал бы, что старик впал в детство.
На звонок явился слуга.
– Делайте, что вам было приказано, – проскрипел полковник. – Поторопитесь. Постарайтесь не шуметь.
Дальнейшее напоминало театральную сцену во время антракта, когда опустился занавес и рабочие меняют декорации.
К первому слуге присоединились еще двое или трое лакеев. Квадратный стол, стоявший посреди комнаты, был накрыт белоснежной скатертью, на которую водрузили свечи, распятие и молитвенник.
Между этим импровизированным алтарем и дверью, за которой притаился Лейтенант, разместили стулья. Их поставили в ряд напротив кровати полковника.
Разумеется, это были приготовления к свадьбе. Но, с другой стороны, это больше походило на подготовку к похоронам. К тому же ни жениха, ни невесты еще не было, но зато был умирающий.
Приподнявшись на своем ложе, полковник удовлетворенно созерцал декорации.
– Неплохо, – произнес он. – Это сгодится и для следующего раза. Надо будет только переместить свечи: они будут стоять вдоль моей кровати.
– Ну что вы, господин полковник! – робко возразил один из слуг.
– Не утешайте меня, Бернар, – ответил старик. – Я не нуждаюсь в сочувствии: я прожил долгую, очень долгую жизнь, и поэтому не боюсь смерти.
Слуги склонились в почтительном ожидании.
– Ступайте, ребята, – распорядился полковник. – Вам известны имена тех, кого вы сюда впустите. Если кто-нибудь уже ждет внизу, скажите, чтобы поднимался ко мне.
Слуги вышли. Старик улыбнулся.
– Лейтенант! – шепотом позвал он.
Открылась дверь, и из соседней комнаты выглянул Куатье.
– Как тебе все это нравится? – поинтересовался полковник.
Бандит не ответил.
Его лицо исказилось от ужаса. Лейтенант опустил глаза, чтобы не видеть распятия, которое находилось как раз напротив него.
– Наши дорогие друзья опаздывают, – заметил старик.
– Они внизу, у ворот, – ответил Куатье. – Ваши гости разговаривают там между собой. Хозяин, вы, наверное, хотели сказать мне что-то еще? – спросил бандит.
– Ничего, мой друг... – покачал головой старик. – Хотя нет, хотел! – вдруг встрепенулся он. – Знаешь, неплохо бы мне спрятаться в какой-нибудь уголок и послушать, что они обо мне говорят. Тулонец с ними?
– Нет, – ответил Лейтенант.
– Хорошо. Ну все, иди, – скомандовал полковник.
Лейтенант вернулся в комнату графини, где по приказу полковника все свечи были потушены.
А на улице Терезы, неподалеку от ворот действительно стояло несколько человек: это были доктор Самюэль, Порталь-Жирар и господин де Сен-Луи.
Они топтались там уже довольно давно и, наверное, видели, как покидала особняк графиня Корона.
Все трое нервничали, как нервничают все заговорщики, когда наступает решающий момент.
– Лейтенант здесь? – спросил Порталь-Жирар.
– Да, – ответил Самюэль. – Он пришел час назад.
– А другие? – снова поинтересовался Порталь-Жирар.
– Больше никого, – откликнулся врач.
Принц никак не мог согреться, хотя был одет довольно тепло.
– До чего же сегодня холодно! – вырвалось у него.
– А когда подумаешь о том положении, в котором мы очутились, становится еще холоднее, – прошептал Самюэль. – Кто-нибудь видел Лекока?
Ему никто не ответил.
В это время на улице Терезы показался один из слуг полковника; лакей нес под мышкой пакет со свечами. Но вот слуга скрылся за воротами, а заговорщики по-прежнему молчали.
– Он – очень странный человек! – произнес Самюэль.
Сейчас врач говорил уже не о Лекоке.
– Умирая, он жаждет крови! – отозвался Порталь-Жирар.
– Перед смертью он еще хочет покощунствовать, – добавил господин де Сен-Луи. – Ведь это же просто святотатство! Я все понимаю, мы с вами тоже не святые, но нельзя же быть таким негодяем!
– Если Бог существует, то оскорблять его по меньшей мере неосторожно, – проронил Самюэль. – Если же Бога нет, то и кощунствовать бесполезно.
– Короче, то, что мы собираемся сделать, – дело хорошее во всех отношениях, – подытожил Порталь-Жирар. – Ну что, пошли?
Но никто из поборников морали не двинулся с места. Каждый хотел хоть немного оттянуть роковой момент.
– Мы еще далеко не все обсудили, – заметил принц.– Это загадочный человек. По-моему, он превосходит в коварстве и жестокости даже самого дьявола. И все-таки у старика есть одна слабость: как только запахнет жареным, он всегда отсылает прочь графиню. Именно так он и поступил сегодня вечером.
– Судя по туалету графини, она отправилась на бал, – проговорил Самюэль. – Не понимаю, как она решилась оставить больного, который вот-вот испустит дух?
– У графини свои дела, у нас – свои, – сухо ответил Порталь-Жирар. – Давайте-ка ими и займемся. Сегодня все должно быть кончено. Этой ночью старику суждено умереть. Мы знаем, что он и так дышит на ладан. Возникает вопрос: можем ли мы твердо рассчитывать, что он отправится на тот свет без посторонней помощи?
Очевидно, этот вопрос был адресован Самюэлю. После непродолжительного молчания тот ответил:
– Сегодня вечером я видел полковника. Если бы на его месте был обычный человек, я бы сказал: ему осталось жить еще несколько часов. У него уже начинается предсмертное удушье. У него спазмы в бронхах. На это тяжело смотреть... Когда агония затягивается, некоторые врачи прописывают препараты, которые ускоряют конец. В сущности, это просто акт милосердия.
– Акт милосердия! – повторил господин де Сен-Луи.
– Но полковник не захочет принимать ваше лекарство, – возразил Порталь-Жирар.
– Эти снадобья называются весьма туманно: средства против спазмов и судорог, – пояснил врач. – Аналогичную роль может рыграть все, что помешает умирающему дышать. Было бы достаточно, например, положить на губы больного лоскуток муслина.
Доктор Самюэль замолчал.
– Договаривайте до конца, – потребовал принц, пытаясь придать своему голосу твердость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63