Таким образом, тот, кто следил за ними из алькова, не мог видеть ее лица.
– Можно, я так посплю? – спросила она.
– Конечно, моя дорогая, – ответила укротительница, к которой понемногу возвращалось ее обычное хладнокровие. – Но почему бы тебе не лечь в постель?
– Хорошо, ты уже входишь в роль, – прошептала Валентина.
– Потому что так мне лучше, – добавила она вслух. – Мне кажется, ты меня охраняешь.
– Значит, ты чего-то боишься?
– Да, иногда... Я вижу моего брата... О, как я его любила! А мой отец... Оба бледные, мертвые... Я хочу спать. Спокойной ночи.
В том положении, которое приняла девушка, ее рот оказался как раз рядом с ухом вдовы.
– А теперь не надо мне отвечать, – произнесла она так тихо, что Леокадия едва смогла разобрать ее слова. – Вы должны сидеть и не двигаться, словно не хотите разбудить спящую, тогда этот человек не догадается, что я шепчу вам на ухо. Смотрите, не потеряйте бумажку, которую я вам дала. Вы ее прочтете потом, когда останетесь одна. Вы, конечно, уже догадались, что я нахожусь в здравом рассудке. Я видела Мориса в тюрьме и знаю, что бояться ему следует вовсе не судей.
При этих словах укротительница так вздрогнула, что девушке пришлось сделать вид, будто она внезапно проснулась.
– Что с тобой? – громко спросила она. – Мне уже успел присниться такой хороший сон... Он всегда мне снится.
– Я тоже задремала, – нашлась с ответом вдова, – только мне приснился дурной сон.
– Хоть бы мой сон вернулся! – мечтательно произнесла Валентина, поудобнее устраиваясь на плече Леокадии.
– Вы не послушались меня, – прошептала она с упреком через несколько мгновений. – Что бы я ни сказала, сохраняйте спокойствие! Нужно, чтобы вы все знали. Морис написал мне, чтобы я принесла ему яду, ибо он не хочет умереть позорной смертью, и я сделала это.
Для шпиона же, скрывавшегося за занавеской, девушка громко добавила:
– Ты меня так напугала, что я не могу уснуть.
– Видите, я полностью сохраняю присутствие духа, – произнесла она шепотом, адресуясь к Леокадии. – Сейчас это нам просто необходимо: нас кругом подстерегают опасности. Несколько дней назад Мориса перевели в тюрьму Форс, и я побывала там – думаю, не без ведома моих тюремщиков. Мы вступили в смертельную схватку. Их много, они хитры как демоны, а я одна, и я ничего не понимаю в жизни. Но разве может Господь Бог допустить, чтобы зло одержало верх над добром? Я продолжаю надеяться, потому что верю в милость Божию.
Валентина почувствовала, что укротительница прижала ее к своей груди.
– Да, я понимаю вас, моя добрая Лео, – прошептала она. – Когда я сказала, что я совсем одна, я была неправа: ведь вы сейчас рядом со мной. Слава Господу, который направил вас ко мне! Но до сегодняшнего дня я действительно была одна. Не спрашивайте меня, я знаю, что вы хотите спросить. Люди, которые меня окружают, делятся на две группы. Конечно, маркиза д'Орнан, которая два года была для меня матерью, предана мне до глубины души. Она не состоит в заговоре, наоборот, она – жертва, потому что ее единственный сын, который должен был продолжить ее род, лежит в могиле. Есть еще один человек, не замешанный в этом грязном деле: это бедная Фаншетта Корона. Не знаю, сколько дней им еще осталось, но поверьте мне, обе они уже приговорены: как я, как Морис, как вы сами.
На этот раз вдова не вздрогнула. Когда опасность угрожала лично ей, она всегда оставалась спокойной.
Леокадия почувствовала, что девушка обнимает ее, и молча улыбнулась.
– Какая вы храбрая, мамаша Лео! – с чувством произнесла Валентина. – Если только против этих страшных людей можно бороться, то нас спасете именно вы! Теперь я расскажу вам, как я получила письмо Мориса и как мне удалось не только выйти из своей тюрьмы, но и проникнуть в его темницу.

XII
ШПИОН

Валентина не ошибалась: за занавесками алькова находилась открытая дверь, ведущая в темную комнату. Там стоял человек, прильнувший лицом к матерчатой перегородке, которая отделяла его от алькова; в ткани были проделаны маленькие дырочки. Выглядел этот человек довольно странно. Он напоминал комедианта, которого застали в момент переодевания.
На шпионе была одежда, которую носил Констанс, но лицо и волосы принадлежали вовсе не лекарю, а тому молодчику, которого мы с вами уже встречали как-то вечером, когда он садился в карету, управляемую Джованом-Баттистой. Вначале на нем был плащ с широкими рукавами и меховые сапоги, а потом он превратился в элегантного кавалера в черном фраке, белых перчатках и лакированных туфлях и был представлен гостям особняка маркизы д'Орнан как барон де ля Перьер.
Приятель-Тулонец прекрасно видел укротительницу и Валентину, сидевшую у камина, однако он не слышал ни единого слова, и это его весьма беспокоило.
«Старик сильно сдал, – думал шпион, – он становится жалким. Кажется, его склонность повсюду расставлять сети превратилась в болезнь. Однажды утром мы проснемся и увидим, что запутались в нашей же паутине. Зачем ему это надо? Ведь лейтенант уже сам попросил яду! Что же касается его подруги... Когда во дворе найдут тело сумасшедшей, которая воспользовалась сном охраны, чтобы выброситься из окна, это ни у кого не вызовет подозрений. Сегодня я опять выполнил его приказ: я нашел эту женщину, представляющую для всех нас большую опасность. Если бы я не сделал этого, меня могли бы убить. Однако с этим пора кончать. Время старика прошло, надо ему уступить место молодым! И не я один так думаю...»
Как раз в тот момент вдова вздрогнула в первый раз, узнав, что Валентина видела Мориса. Девушка попыталась исправить оплошность укротительницы, притворившись, что ее разбудил внезапный толчок, но обмануть Лекока было непросто.
– Уверен, малышка водит нас за нос! – прошептал он. – А мы создаем ей для этого великолепные условия! Она такая же сумасшедшая, как я – папа римский. Просто девочка – первоклассная актриса. Наверное, сейчас она сказала циркачке что-то важное, и вполне вероятно, что это может повредить нам.
Шпион стал еще более внимательно наблюдать за Леокадией. Однако теперь вдова сидела неподвижно.
...Прошло довольно много времени, но госпожа Самайу и Валентина молчали и не шевелились.
Это вызвало у Лекока сомнения в правильности его предположения.
«Не слишком ли я высокого мнения о девчонке? – размышлял он. – Неужели она в состоянии так ловко обманывать нас? К тому же циркачка – такая простушка... Вряд ли она смогла бы ей подыграть. В любом случае, единственное, что мне остается, – продолжать наблюдение. Поживем – увидим, хотя к полковнику, думаю, это не относится: уж слишком он одряхлел».
Тем временем Валентина продолжала рассказывать укротительнице на ухо свою историю.
– Проснувшись однажды утром, – шептала она, – я обнаружила у себя на груди какую-то бумажку. Это оказалось письмо от Мориса. Тогда я была одна и сразу смогла его прочесть.
В тот же день за занавесями моего алькова, в глубине, мне впервые послышалось чье-то дыхание. Я несколько раз проводила рукой по ткани и в конце концов поняла, что за ней нет стены.
Но кто же принес письмо? Сначала я подумала о Фан-шетте. Она так привязана ко мне и к тому же очень любила Реми, моего брата...
Я не могу рассказывать вам все сразу, – внезапно перебила себя девушка. – Историю Реми вы узнаете немного позже.
Однако потом я решила, что Фаншетта не могла этого сделать: ведь она тоже считает, что я сошла с ума, – продолжила свое повествование Валентина. – Поэтому я не решилась ей довериться. Что же касается моей горничной, Виктории... Боюсь, что ее подкупили. Но кто же тогда? Может быть, маркиза? Нет, это невозможно. Эта женщина так наивна! Она ничего не видит вокруг себя. Думаю, что она жива до сих пор только благодаря этому.
Итак, с первого взгляда я узнала почерк Мориса. «Во всем мире меня любят лишь два человека: ты и мамаша Лео, – писал он. – Возможно, мои отец и мать даже не знают, где я... дай Бог, чтобы это было так! Хотя родители забыли обо мне, я постоянно думаю о них. Я не хочу, чтобы наша фамилия была опозорена, чтобы моим братьям и сестрам было стыдно за меня. Найди мамашу Лео, попроси ее, чтобы она принесла мне яду... Ведь со мной можно увидеться...»
С ним можно увидеться! С тех пор я думала только об этом. Но кому же мне довериться здесь? Очевидно, что письмо не упало на меня с неба. Его мог передать кто угодно... Значит, каждый, кроме маркизы, мог помочь мне выполнить просьбу Мориса.
Нужно было принимать решение, и я объявила, что желаю вас видеть. Одновременно я попыталась также предпринять что-нибудь сама.
Разумеется, они были заинтересованы в том, чтобы вас разыскать, ибо думали, что вы убедите меня в необходимости побега Мориса. Они рассчитывают и на меня... Они надеются, что я помогу им погубить Мориса.
Не знаю, как это сочетается с тем, что они считают меня сумасшедшей. Впрочем, я вовсе не уверена, что мне удалось обмануть их. В любом случае, у них есть некий четкий план, которому они хладнокровно следуют.
Совершенно ясно одно: Морису не суждено предстать перед судом. Они так решили и не остановятся ни перед чем, чтобы выполнить свое решение. Если для этого им придется заколоть Мориса на пороге зала заседаний суда, они наверняка сделают это.
Что же до меня, то я для них еще опаснее, чем Морис. В самом деле: им ведь неизвестно, что рассказал Морису во время допроса Реми д'Аркс и что рассказала я. Они абсолютно уверены, что я знаю все. Так что я тоже не буду ни обвиняемой, ни свидетельницей. В моем случае кляпа недостаточно: здесь нужен саван.
Пока Морис находится в тюрьме, его надежно охраняет закон, и если бы они не нуждались во мне, чтобы убить Мориса, вы увидели бы в этом доме на сумасшедшую, а мертвую Флоретту.
Однако, мне кажется, есть еще одно обстоятельство, которое защищает меня от них. Конечно, я не могу быть полностью уверена в этом, но я это чувствую. У меня такое ощущение, что они колеблются; возможно, между ними возникли какие-то разногласия. К тому же полковник стар и серьезно болен.
Если вы думаете, что меня постоянно окружает толпа народу, то вы ошибаетесь. Сегодня они собрались здесь все вместе в ожидании вас... И потом, это было сделано для маркизы. Когда она приходит ко мне, к ней присоединяются остальные, и тогда кажется, что я – любимица многочисленной семьи. Но как только маркиза уходит, я остаюсь одна, причем надолго. Вечером меня навещает Фаншетга Корона, а днем ко мне никто не заходит.
Мамаша Лео, вспомните тот день, когда я... когда я выдала Мориса и его арестовали на моих глазах. В тот самый день я встретилась с одним человеком, которого прозвали Лейтенантом. Вы предупреждали меня, вы рассказали мне все, что знали о Куатье.
Но тогда я не думала, что мне может угрожать опасность, и мне казалось, что зло существует лишь в страшных сказках.
Куатье несколько раз встречался с Реми д'Арксом, к которому я чувствовала все большую нежность, что меня весьма удивляло. Я восхищалась этим человеком и в то же время готовилась отомстить.
Я решила повидаться с Куатье, чтобы поссорить его с Реми. Мне казалось, что я в этом случае ничем не рискую, а Реми д'Аркс рискует жизнью.
Однако смерть пришла к нему другим путем. И все-таки он погиб из-за меня! Мой брат! Мой бедный благородный брат!
Валентина замолчала. Несмотря на то, что девушку душили рыдания, глаза ее оставались сухими. Зато укротительница обливалась слезами за двоих.
– Через день после катастрофы я оказалась здесь, – наконец снова заговорила бедняжка. – Я была очень больна, и тогда мой рассудок действительно помутился, потому что перед моими глазами все время стоял образ Реми: брат был такой бледный... Когда я выходила из кареты, я упала в обморок, и Куатье понес меня на руках.
Этот дом служил ему убежищем. Пока мне готовили постель, он сидел возле меня в салоне. Я уже пришла в себя, но он думал, что я сплю. Сквозь полузакрытые ресницы я увидела его грубое лицо, наклонившееся надо мной.

XIII
КУАТЬЕ ПО ПРОЗВИЩУ ЛЕЙТЕНАНТ

Никогда в жизни я не видала более ужасного лица,– продолжала Валентина. – Все в нем говорило о преступлении... И все-таки мне показалось, что он смотрит на меня с состраданием.
Будучи уверенным, что я не слышу его, Куатье бормотал:
– Он хороший парень. Такой молодой, отслужил только два года, а уже лейтенант! Эти дети, наверное, очень любят друг друга, раз они решили умереть вместе... Он пригладил свои взъерошенные волосы.
– Я тоже солдат, – глухо произнес великан, – я хороший солдат. Обо мне тоже писали газеты. Может быть, в Африке до сих пор помнят мое имя. Но теперь я убийца, и виновата в этом женщина. Я ненавижу женщин!
В его глазах вспыхнуло зловещее пламя. Однако скоро Куатье успокоился. Он снова взглянул на меня и проговорил, словно в забытьи:
– Она так прекрасна, а я сделал ей столько зла!
И Лейтенант опустился на колени, чтобы укутать мне ноги: меня бил озноб.
– Одно ее слово, и я вернул бы ей того, кого она любит! – неожиданно сказал он.
Затем Куатье пожал плечами и мрачно рассмеялся.
Я все поняла. Вы тоже поняли, не правда ли, мамаша Лео?
Когда любишь, приобретаешь способность угадывать. Я знала, что представлял из себя Куатье, и я поняла, что именно он совершил преступление, в котором обвиняют Мориса. Я говорю о первом преступлении, об убийстве Ганса Шпигеля...
Укротительница тяжело вздохнула. Она едва владела собой.
– Мамаша Лео, не надо шевелиться, – прошептала Валентина, которая ни на секунду не забывала, что ей полагается притворяться спящей. – Я могла бы остановиться, но вам необходимо все это знать.
Убийца все смотрел на меня, и тогда я открыла глаза. Лейтенант нахмурился и спросил: «Вы слышали?» – «Да»,– ответила я и добавила: «Более того, я догадалась, о чем вы говорите».
Наши взгляды встретились. Ни он, ни я не опустили глаз.
– Ну и что? – наконец произнес Куатье. – Догадались, и что дальше?
– Не знаю, – прошептала я. – Но я догадалась также, что вам жалко меня.
Он яростно мотнул головой. Я подумала, что сейчас Куатье уйдет.
Однако он остался.
Наступило молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63