Любовь
Ц равноправие. Вы порицаете меня, а я вас не порицаю, хотя против вашей лю
бви и выставила на вид правила церкви. Вы правы во всем, что говорите, а я ви
новна. Я охотно в этом соглашусь с вами; я также соглашаюсь, что, если бы воп
рос шёл о правосудии, то я должна была бы на коленях молить об искуплении в
место того, чтобы защищаться против вас. Но неужели вы думаете, что наши ду
рные поступки будут взвешены сравнительно с недосягаемым совершенство
м жизни святых и мучеников, а не с торжествующим искушением, которое сост
авляет лучшее украшение греха? Бог справедлив, а справедливость произно
сит законный приговор; у неё нет неизменного правила. Один греческий учё
ный в Константинополе рассказывал мне на днях историю некоего Прокруст
а, страшного разбойника больших дорог. У него была кровать, которую он пре
длагал своим пленным, и если человек был слишком длинный, то он отрубал ем
у ноги, но ели они были коротки, то он ожидал, пока они вырастут. Если Бог дол
жен судить меня, как он судит вас, согласно рамке добродетели, установлен
ной для всех, и без снисхождения для вашей нравственной величины, то Бог н
е будет Бог, но Прокруст, вор душ и убийца.
Ц Вы богохульствуете, Ц сказала тихим голосом Беатриса.
Ц Нет, я говорю справедливо, Ц ответила Элеонора. Ц Вы и я, мы любим одно
го человека. По-вашему любовь есть добродетель; по-моему Ц грех. Вы меня п
орицаете справедливо, но вы порицаете меня слишком. Вы говорите, что я пре
красна, могущественна, королева Франции Ц это правда, но вы не спрашивае
те меня, счастлива ли я, зная хорошо, что я несчастлива.
Ц А чтобы дополнить ваше счастье, вы воруете у меня все, что я имею, когда у
вас излишек того, чего у меня нет! Так это ваша справедливость?
Ц Нет, Ц ответила Элеонора почти печально. Ц Это не справедливость. Эт
о моё извинение против Бога и людей, которые, вы говорите, меня осудили.
Молодая девушка воодушевилась, и хотя для неё это было острой болью, она п
ошевелилась, приподнялась на локте и посмотрела на Элеонору пристально.

Ц Вы спорите и извиняетесь, Ц сказала она смело. Ц Я не требую этого, но
только не берите, не отнимайте у меня единственного счастья, которое я им
ею в жизни. Вы говорите, что мы беседуем, как женщина с женщиной. Какое прав
о имеете вы на человека, которого я люблю? Нет, не отвечайте мне другой дис
сертацией о душе. Как женщина женщине, скажите мне, какое право имеете вы?

Ц Если он меня любит, разве это не право? Ц сказала королева.
Ц Если он вас любит? Ц возразила Беатриса. Ц О, нет, он вас ещё не любит!
Ц Он меня спас вчера, а не вас, Ц ответила жестоко королева, вспомнив о гл
азах Жильберта. Ц Рискует ли человек с отчаяния жизнью, как он это сделал
вчера, ради женщины, которую любит, или ради другой, когда обе находятся в
одинаковой опасности?
Ц Он не вас спасал, а королеву. Справедливо честному человеку сначала сп
асти своего государя. Я его не порицала бы за это, если бы оказались ещё бо
лее раненой.
Ц Я не его государыня, а он не мой вассал, Ц отвечала холодно королева.
Ц Он англичанин.
Ц Это Ц игра слов, Ц отвечала Беатриса, как будто она говорила с женщин
ой одинакового происхождения.
Ц Берегитесь!
Они смотрели друг другу в лицо, и надменная гордость королевы заговорила
в Элеоноре. Несмотря на свою болезнь и на то, что пред ней стояла королева
Франции, Беатриса сказала:
Ц Вы ему не государыня, а тем более мне. И будь вы десять раз моей королево
й, с этого часа не может быть борьбы между мною и вами за первенство, а если
может быть, то вы ведёте двойную игру. Должны ли вы быть для меня женщиной
один момент и государыней Ц другой? Чем решаетесь вы быть?
Ц Женщиной, и ничем другим. И как женщина, я говорю вам, что хочу иметь для
себя Жильберта Варда, телом и душой.
Внезапно глаза молодой девушки загорелись. Говорили, что в венах её мате
ри текло немного крови Вильгельма Завоевателя, и клятва последнего сошл
а с её губ, когда она ответила.
Ц Великолепием неба клянусь, что он не будет ваш!
Ц Так между нами поединок, Ц сказала королева, обернувшись, чтобы уйти.

Ц На смерть, Ц ответила молодая девушка, падая на подушку. Физически он
а была побеждена болью, но нравственно непобедима.
Элеонора медленно прошла чрез всю палатку по ковру, разложенному на земл
е. Она не сделала и четырех шагов, как остановилась, глядя вперёд. Она чувс
твовала, что её охватил стыд… стыд честный и великодушный сильного, кото
рый в своём гневе был заносчив со слабым. Она стояла неподвижно, испытыва
я то, что испытывал бы честный человек, который в припадке бешенства удар
ил раненого человека. Второй раз она так низко упала в своих глазах, и это
презрение к самой себе было более, чем она могла перенести.
Быстро она подошла к Беатрисе. Молодая девушка была очень спокойна, её гу
бы были полуоткрыты, а под закрытыми глазами лежала большая чёрная тень.
Её маленькие белые руки время от времени нервно сжимались, но сама она, ка
залось, едва дышала. Элеонора встала возле неё на колени, немного её припо
дняла, пропустив под подушку руку, и в то же время принялась обмахивать её
веером.
Ц Беатриса, Ц позвала она молодую девушку вполголоса.
Но она не добилась ответа, и Беатриса не сделала никакого движения. Лицо е
ё было настолько бледно, что, казалось, жизнь исчезла без едва заметного д
уновения, которое заставило бы колыхнуться перья веера, который королев
а держала совсем близко к её губам. Элеонора встревожилась и прежде всег
о позвала нормандскую служанку, послав её за доктором. Но сама себе она го
ворила, что Беатриса только в обмороке, и она быстро придёт в себя, что в та
ком случае все, что она говорила не достигло других ушей, кроме её собстве
нных. Относительно своего доктора она вдруг стала раздумывать, что он де
йствительно был в её свите уже пять лет, что она никогда ни при каких обсто
ятельствах не имела случая советоваться с ним, и что он, вероятно, таков, к
аким кажется Ц тщеславный глупец и невежда, между тем были люди моложе е
го и ученее, которые следовали за армией и наживали большие деньги, соста
вляя напитки для тех, кто страдал желудком от греческих сластей, врачи, со
ставлявшие мази от ушибов, которые знали хитрые уловки итальянцев и могл
и составлять гороскоп день и ночь.
Среди этих колебаний Элеонора взяла воды из блестящего медного кувшина
и брызнула несколько капель в лицо молодой девушки, затем она влила в её б
ледные губы кубок греческого вина.
Беатриса открыла немного глаза и вдруг задрожала, увидев Элеонору, услыш
ав её голос среди глубокого молчания.
Ц Как женщина у другой женщины, Ц сказала королева, Ц прошу у вас проще
ния!

IV

В полдень Жильберт сидел у входа в свою палатку. Ярко светящее солнце яро
стно согревало его, тем более, что день был свежий, и он ещё не оправился от
своих ушибов. Он смотрел, как солдаты ходили лениво, а в числе их Ц Дунста
н и Альрик; они готовили полдник на походных очагах. Жильберт же в это врем
я думал, что прошло уже два дня, как он спас жизнь королевы, и хотя многие ца
редворцы заходили к нему, спрашивали о его здоровье и беседовали о его ве
ликом подвиге, но он не получил никакой благодарственной весточки от Эле
оноры и короля, как будто они забыли о нем. Но о Беатрисе Дунстан сообщил е
му, что у неё была лихорадка и бред нормандка, ухаживавшая за ней, рассказы
вала, что во сне она все говорила о своём доме. Жильберт ненавидел себя за
то, что он ничего не сделал для неё, и глубоко сожалел, что поддался чарам г
лаз и голоса королевы в критическую минуту, когда решался вопрос о жизни
и смерти их обеих. Благородные рыцари проходили мимо его палатки, идя дом
ой от королевского жилища, где ежедневно происходил военный совет о даль
нейшем походе. По-прежнему висел на пике его щит без всяких украшений. Мол
одой человек не получил никакого королевского подарка, как все ожидали,
даже платка или портупеи. Поэтому некоторые из знатных рыцарей только се
рьёзно кланялись ему без дружбы или фамильярности. Находились и такие, ч
то от него отворачивались, как будто он совершил ранее какой-нибудь прос
тупок, который не мог загладить его настоящий подвиг. Но ему было все равн
о, так как по природе он не был царедворцем, и вообще английские норманны б
ыли холоднее и серьёзнее французских, менее их заискивали при дворе.
Наконец Дунстан явился из-за палатки, где был расположен лагерный очаг, и
принёс кушанье в двух блестящих медных сосудах. Жильберт встал, вошёл в п
алатку и принялся обедать. Его пища была очень грубая и состояла из супа с
овощами, с мякишем хлеба, с кусками мяса и с натёртым сыром, плававшим на п
оверхности густого супа. В другом сосуде находились небольшие куски жар
еной на деревянном вертеле говядины, почерневшей по краям от огня. Все эт
о пахло дымом, потому что дерево, на котором жарили мясо, взятое из лесу, ещ
ё совсем не высохло. Жильберт, однако, ел, не нахваливая и не осуждая пищи, т
ак как на походе он часто довольствовался чёрствым хлебом немецких посе
лян и пшеничными опресноками диких венгерцев. По пятницам, субботам, в ка
нуны праздников и во время постов он питался только хлебом и варёными ов
ощами, какие только можно было отыскать. Это постничество напоминало ему
старинные дни, проведённые в Ширингском аббатстве.
Он верил, как большинство людей того времени, что было нечто, превосходив
шее простые человеческие желания и страсти, нечто, обитавшее в храме душ
и, которого можно было достичь путём страданий; и люди достигали этого вы
сшего душевного блаженства путём всяческого умерщвления плоти. Они пре
дпочитали смерть, лишь бы душа была не запятнана, и каждый физический гре
х казался им столь же важным, как убийство.
Одна мысль, что он мог любить королеву или хоть одну минуту чувствовать э
ту любовь, казалась ему в десять тысяч раз хуже, чем детская любовь к Беатр
исе, считаемой им родственницей. Но относительно королевы молодой челов
ек обвинял себя, хотя он подвергся только соблазну, не бывшему ещё грехом.
Очевидно, что чувственное возбуждение, ощущаемое им ночью в Везелее и оп
ять теперь, было чем-то грешным, потому что его результат в критическую ми
нуту был роковым.
Все это было мелочью и излишней тонкостью, так что сильному человеку не с
тоило об этом думать и мучить своё сердце. Но оно не было пустяком в виду у
беждения что вечная пытка ожидает человека, который пожелал жены ближне
го. Между рыцарями многие не считали этого закона столь строгим и погибе
ли за его нарушение столь верной. Даже сама Элеонора называла свои грехи
нежными именами. Но старомодные англичане и добрый ширингский аббат смо
трели на это иначе, придерживаясь старинных верований, и дрожали от убеж
дения, что наступит день страшного суда для крупных и мелких проступков,
для искупления которых шли пешком в Иерусалим и умерщвляли свою плоть.
Поэтому Жильберт смотрел на все физические страдания и лишения, встреча
вшиеся ему на пути, как на искупление, полезное для его души. Хотя в жилах е
го играла молодая кровь, и в глазах сверкало блестящее пламя, его холодны
й, аскетический ум боролся против пламенной жизни и придерживался мрачн
ого взгляда на ожидаемый конец.
Однако с течением времени его сила росла, щеки загорели, широкий лоб сдел
ался бледнее, а глаза задумчивее; он все более и более жаждал обнажить сво
й меч за святой крест. Он уже не хотел проливать кровь только ради неё само
й и не желал обнажить меч, как некогда в Тосканской долине, только для того
, чтобы вонзить его острие в какое-нибудь тело. Теперь он хотел видеть при
чину и цель, тогда как прежде он жаждал борьбы. Теперь он значительно разв
ился и поднялся над собственным уровнем на несколько ступеней.
Жильберт знал это, и, однако, сидя за полдником, он грустно думал, что после
дние годы со времени его несчастий прошли очень печально. При этом кажды
й раз, когда он думал о своём развитии, какое-нибудь событие или непредвид
енное обстоятельство заставляло его пятиться назад. Он гордился в Фарин
гдоне своим детским умением владеть оружием, и перед его глазами изменни
чески убит был его отец; он выступил против убийцы по праву мстителя, и сам
едва не был убит; он верил в свою мать, как в небесную святыню, но она оскорб
ила память его отца и ограбила его самого. Он искал мира в Риме, а нашёл бор
ьбу и безумие. Он хотел прославиться рыцарскими подвигами, а убивал люде
й без всякой причины. Он любил молодую девушку девственной любовью, а при
косновение другой женщины заставило его кровь кипеть, так что её взгляд
и голос побудили его решиться на отчаянный поступок, забывая лучший, дра
гоценнейший предмет его любви.
Он был погружён в свои мысли, когда у входа в его палатку внезапно появила
сь тень. Он поднял глаза; пред ним стоял один из рыцарей свиты Элеоноры в с
воей парадной одежде, положа руку на рукоятку шпаги, а другой держа кругл
ую шляпу, чтобы приветствовать Жильберта. Это был среднего роста гасконе
ц, худой и гибкий, как стальной клинок, смуглый, как мавр, со сверкающими гл
азами и с тонкими чёрными усами, приподнятыми, как у кота. Его манеры были
вычурны, и он сильно злоупотреблял руками при разговоре, но это был честн
ый и откровенный человек. Жильберт встал, чтобы его принять, и заметил поз
ади него солдата, который нёс что-то не большое, но тяжёлое.
Ц Владелец Стока? Ц спросил рыцарь у Жильберта.
Ц Если бы я имел, что мне должно принадлежать, то я был бы им, но я не имею эт
ого. Моё имя Жильберт Вард.
Ц Рыцарь Жильберт… Ц начал гасконец, снова кланяясь и делая рукой, в кот
орой держал шляпу, широкое движение, окончившееся у сердца, как бы благод
арил за данные ему справки.
Ц Нет, сударь, Ц перебил Жильберт. Ц Я не приму рыцарства от тех, которы
е хотели бы дать мне его, а те, от которых я принял бы, не предлагают мне его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40