артисты кабаре, как правило, прибывали с Юга, к тому же среди них было много иностранок. Но Тереза не знала, что в руках Вавы была сосредоточена львиная доля средств фирмы, арендующей дансинг. Однако ей надо было подождать, когда кончится контракт аргентинки Рашель Пусио, которую она заменит. Разумеется, она подождёт и будет ждать, сколько потребуется, ведь работа в «Табарисе» – это престиж, слава.
К тому же она могла ждать, так как без денег не сидела. Через Аналию дона Паулина де Соуза послала ей деньги в долг – отдаст, когда сможет, а Тавиана предложила аванс на неотложные расходы. Сама-то Тавиана так и не смогла выступать в «Табарисе».
И вот однажды вечером к Терезе пришёл племянник Камафеу де Ошосси со срочным делом: капитан Гунза хочет поговорить с ней сейчас, так как ночью отправится с грузом железа в Камаму. У Терезы забилось сердце: нет ли у него плохих известий? Торопливо набросила на голову шаль, последний подарок доктора Гедеса, и спустилась на подъёмнике Ласерды Подъёмник Ласерды – подъёмник, соединяющий Верхний город с Нижним.

вместе с юношей.
У входа на рынок Камафеу повторил, что он не знает причины записки, племянник получил записку и тут же побежал относить, но «Вентания» стоит на якоре около Морского порта. Услышав нотки беспокойства в голосе кума – кумовство они установили после праздника на Святого Жоана, когда она вместе с Алмерио была в гостях у Камафеу и Тониньи и они прыгали через костёр, – Тереза разволновалась ещё больше. А тут ещё кум отводил взгляд, устремлял его на море, подбирал слова – и это он, такой жизнерадостный и весёлый человек. Так что Тереза села в лодку, которая направилась к баркасу, с обречённым видом.
Прежде чем Гунза успел открыть рот, Тереза, увидев его взволнованное лицо, сказала упавшим голосом:
– Он умер…
Капитан подтвердил: грузовое судно «Бальбоа» потерпело кораблекрушение у берегов Перу, став жертвой разыгравшегося шторма. Погибли все члены экипажа, никого в живых не осталось. Эту историю ему рассказали моряки с других судов, которые спешили на помощь, но из-за шторма так и не сумели подойти к судну. Они только стали свидетелями, как волны накрывали одну за другой шлюпки с моряками.
Капитан Гунза протягивает ей газету, Тереза берёт, но читать уже не может. Капитан пересказывает ей текст печального известия – он его уже выучил наизусть за эти печальные часы. Трагическая ночь в Тихом океане. Кроме судна «Бальбоа» затонул ещё нефтеналивной танкер. Тот, кто плавает в море, всегда может стать жертвой кораблекрушения, что ещё можно сказать?! Для такого горя нет утешения. Газета опубликовала список членов экипажа, завербованных в Баии, среди них имя Женуарио Жеребы. Глаза её сухи, горящие угольки глаз погасли, в горле – комок.
И снова свалилась на Терезу смерть. До сих пор её плечи выдерживали столь тяжкое бремя, обрушившееся на неё трижды, и она возрождалась. Но на этот раз Терезе не выдержать. «Жануарио Жереба, моряк, любимый Жану, моей жизни пришел конец, я умру с тобой».

69

И зачем было идти в Судоходную компанию? Чтобы услышать от сеньора Гонсало подтверждение уже слышанного от капитана Гунзы, получить формальные соболезнования, увидеть похотливый взгляд, оценивающий её красоту и траур? Не он ли сам дал прессе список имён? Похоже, чтобы вонзить в сердце ещё глубже лезвие кинжала, потерять последнюю надежду! Там, в холодной приёмной Судоходной компании, Тереза из уст испанца услышала текст телеграммы, оповещающей о гибели экипажа «Бальбоа», включая баиянцев. Зачем она пришла? Только чтобы вонзить кинжал ещё глубже, только… Всему конец! Всему…
На голове цветастая шаль, подарок доктора, она носила её в часы радости и сражений, теперь эта шаль – вуаль вдовы, смертный саван; тусклые печальные глаза, бескровные губы. Она уходит, шаль на плечах. Подъёмник Ласерды доставляет её в Верхний город, где она тут же, на Соборной площади, сталкивается с Живоглотом. Увидев её, тот кричит:
– Шлюха дерьмовая! Грязная сука!
Он хотел, чтобы она вышла из себя, возмутилась, и тогда бы он вновь препроводил её в тюрьму и насладился бы местью. Но Тереза лишь взглянула на провокатора и прошла мимо. Взгляд поразил даже Живоглота – это был мёртвый взгляд человека, вернее, мертвеца, бредущего по улице.

70

Мария Клара и шкипер Мануэл приняли её на борту своего парусника и повезли в долгое, медленное плавание по заливу. Тереза прощалась с городом, портом, морем, заливом, рекой Парагуасу. Она решила покинуть Баию и вернуться в сертан, где родилась и выросла. Кажазейрас-до-Норте до сих пор вспоминает красавицу Терезу и ждет её возвращения, заведение Габи готово принять её всегда.
Однако прежде Тереза хочет пройти по дорогам Жану на паруснике «Стрела Святого Жорже», который когда-то назывался «Цветком Вод» и принадлежал капитану Жануарио Жеребе, тому, у кого на руках и на ногах были оковы. Ей хотелось увидеть своими глазами старые гавани, которые он ей описывал в Аракажу на Императорском мосту. Кашоэйра, Сан-Феликс, Марагожипе, Санто-Амаро-да-Пурификасан, Сан-Франсиско-до-Конде, затерянные острова, каналы – грустная география. Какой смысл предаваться воспоминаниям, любоваться пейзажами, слушать ветер, если Жану нет рядом и никогда не будет?
Мануэл за рулем; рядом с ним – на корме рыбачьей лодки – Мария Клара, поющая песни о Жанаине, эта музыка моря и смерти, богиня Инае, наславшая бурю, богиня моря Иеманжа, что покрывает своими распущенными волосами тело утопленника, зелёными, как морская вода.
На исходе ночи, когда меркнет лунный свет и нарождается утренняя заря, лодка останавливается близ устья Парагуасу. Мануэл, думая, что Тереза уснула, обнимает Марию Клару, и любовные вздохи несутся над водами моря.
Несутся они и над лежащей у борта парусника бодрствующей Терезой. Глаза её сухи, взгляд устремлен куда-то вдаль, сердце мертво – в груди кинжал, рука касается вод моря и реки, что здесь сливаются, реки и моря столь любимого Жану.

71

Когда парусник бросил якорь у Рыночного Откоса, Тереза была готова покинуть порт Баии и укрыться в сертане. Но в гавани её ждал Алмерио. Бедный, он будет страдать, узнав о её решении, но иначе быть не может, у неё нет сил оставаться здесь и, глядя на море, видеть погибшего Жану, гладящего обшивку парусника и держащего руль, который теперь в руках Мануэла.
Но Алмерио взволнован, он заикается.
– Тереза, Зекес болен, очень болен. У него менингит. Но врач говорит, что он может выжить. – Рыдания вырываются из груди Алмерио.
– Менингит.
Она тут же идёт за Алмерио и десять дней подряд, бледная, без сна и еды, ухаживает за ребёнком. Как пригодился ей опыт медицинской сестры, сражавшейся с оспой. И сколько раз она сражалась, столько раз побеждала. Сейчас, будучи почти мертвой, она сражается за жизнь сироты.
Доктор Сабино, молодой педиатр, теперь уже улыбается. Принимая благодарность Алмерио, он кивает на сидящую у кровати выздоравливающего Терезу.
– Жизнью он обязан доне Терезе, а не мне.
Видя Терезу и Алмерио рядом, ухаживающими за ребёнком, он со свойственной молодым людям неосторожностью спрашивает:
– Если вы оба свободны, то почему не женитесь? Мальчику нужна мать.
Сказал и ушёл, предоставив их друг другу. Алмерио поднимает глаза и раскрывает рот:
– Это было бы… Что касается меня, то я только о том и мечтаю.
Уставшая от стольких виденных ею смертей, почти мёртвая, отдавшая свои последние силы ребёнку, Тереза Батиста чувствует себя сломленной.
– Дай мне подумать.
– Подумать? О чем?
Подруга по воспитанию ребенка, хозяйка в доме – это всё возможно. Но постель, она же для неё профессиональная, и ей, будучи его другом, его уважающим, особенно трудно будет именно в постели. Это гораздо труднее, чем быть в доме терпимости с открытой дверью, чем в пансионе Габи, чем в Куйа-Дагуа или Кажазейрасе. Хватит ли у нее сил играть? В постели проститутки это нетрудно, но в постели супружеской – трудная, неблагодарная обязанность.
Алмерио не просит её любви, он надеется, что завоюет её со временем. Пусть составит компанию ему и мальчику, пусть и здесь будут интерес и дружба, как… Радости у неё нет, её она дать не может. Ах, нет больше сил сражаться Терезе Батисте, уставшей воевать.
– Если ты меня такой принимаешь…
Алмерио бросается в пекарню, чтобы объявить новость.

72

Ну, так мороженое или напитки или мангабы, освежающий напиток из кажу или маракужа, женипапады? Сладкое в сиропе может быть из жаки или манги, банана кружочками, из гойябы. Может, предпочитаете алуа из абакапи или женжибре? Или аракаже, или абара? Всё это приготовлено Агриппиной, никто лучше неё не сделает. Ведь беседа хороша и может быть долгой, когда она за едой или питьем, не так ли?
– Да, я её знаю, видела здесь, ведь в этом доме, сеньор, столько людей бывает со всего света. И бедный, и богатый, и умудренный жизненным опытом старик, и горячий молодой человек, художник, что пишет картины и расписывает стены, аббат из монастыря, и Мать Святого, скромный учёный и надутый, как индюк, глупец, все приходят со мной поздороваться, и со всеми я разговариваю, на любом языке, меня это не смущает – Бог дал людям разные языки, чтобы люди друг друга понимали, а вовсе не для того, чтобы разъединить людей, лишить их общения и дружбы. Я каждого встречаю с радостью. Я ведь баиянка и рассказываю о себе, что постигла за свои восемьдесят восемь лет жизни, неплохо прожитых.
На кого похожа Тереза Батиста, так наказуемая жизнью, так уставшая быть битой и страдать и до сих пор всё ещё стоящая на ногах, хоть и уставшая от всех смертей, на неё свалившихся, но всё равно сражающаяся со смертью, вырывая из её цепких рук жизнь ребенка? Да, я скажу вам, на кого она, по-моему, похожа.
Сидя на этой веранде, глядя на воды Рио-Вермельо и деревья, многим из которых уже за сто, а многие посажены мной и моими детьми, вот этими руками, что сжимали карабин в лесах Феррады в борьбе за какао, и вспоминая скончавшегося Жоана, весёлого и хорошего человека, я, окруженная тремя сыновьями – моим сокровищем, и тремя невестками, моими внуками и правнуками, я, Эулалия Леал Амадо, Лолу, как меня называют, скажу вам, сеньор, Тереза Батиста похожа на бразильский народ, и ни на кого больше. На многострадальный, но не побеждённый. Когда о нём думают, что он умер, он поднимается из гроба.
Выпейте освежающей из умбу или съешьте мороженое из кажу. А если вы предпочитаете виски, то и виски у меня есть, но такого вкуса не похвалю, нет.

73

Свадьба Терезы Батисты была темой разговоров в Баии довольно долго. Родолфо Коэльо Кавалканти воспел радость брака в своей поэме, прославляющей праздник, о котором столько говорили и обсуждали.
Четыре стола было заставлено всякой всячиной. На одном из них только кушанья, приготовленные на растительном масле и с кокосовым орехом – от ватапы до эфо из листьев, мокек и шиншинов, акараже и каруку, и многое другое. На остальных: яичницы, филе, куры, утки, индейки, двадцать килограммов сарапатела Сарапател – кровяная колбаса.

, поросята, козлёнок – полные блюда, а сколько всего ещё осталось на кухне! А десерт! Лучше и не вспоминать, одних сладких блюд из кокоса было пять. Обилие вин в бутылках и бочонках, пиво, разные коктейли, виски, вермут, коньяк, добрая кашаса из Санто-Амаро и прохладительные напитки, хранившиеся на льду и на полках переполненных буфетов. Доктор Нелсон Табоада, президент Федерации промышленников, послал в подарок жениху, всеми уважаемому члену Федерации, дюжину бутылок шампанского, чтобы поднять тост за новобрачных по окончании ритуала бракосочетания. Печи пекарни «Господь наш Бонфинский» работали без перерыва, но не для населения Бротаса, а по случаю праздника. Счастлив должен быть жених Алмерио дас Невес, ведь он хозяин процветающего предприятия, которое совсем скоро станет крупным торговым центром. Облагодетельствованный судьбой счастливец, должно быть, родился в рубашке и имеет право отпраздновать свою женитьбу с помпой.
На невиданное до сих пор празднество была приглашена вся Баия, и если кто-нибудь и оказался без приглашения, то пришёл сам. Праздник должен был состояться в особняке Алмерио рядом с пекарней, так что приглашенные отплясывали всю ночь у самых печей. Джаз-банд «Короли звука» из «Цветка Лотоса» имел большой успех, он поднимал настроение, но веселье достигло апогея, когда «Электрическое трио» вышло на улицу и праздник вылился в буйный карнавал.
В полном составе присутствовала на празднике корпорация пекарей, как испанских, так и с ними конкурирующих отечественных. Были там и друзья Алмерио по братству при церкви Бонфин, и участники кандомбле Сан-Гонсало-до-Ретиро, где хозяин имеет своё место и титул. В кресле с высокой спинкой сидела Мать Святого, окружённая свитой жрецов. Пришли и художники Марио Краво, Карибе, Женаро, Мирабо, которым Тереза позировала и которые с нетерпением ждали этого момента, среди них Эмануэл, Фернандо Коэльо и Флориано Тейшейра. Писатели пили виски, каждый по своему вкусу; Жоан Убалдо, Уилсон Лине, Жамес Амаду, Илдазио Таварес, Иеова де Карвальо и поэт Телмо Серра. Немец Хансен и архитекторы Жилберверт Шавес и Марио Мендоса внимательно слушали правдивую историю об охоте на кита, который оказался в водах Парагуасу, рассказываемую Местре Кала.
Однако среди перечисленных имён одни мужские, и может создаться впечатление, что среди приглашенных не было женщин. Так вот, это не так, каждый мужчина был с женой, а то и с двумя. От имени доны Лалу дона Зелия преподнесла невесте дуи, а от себя – причудливое колечко. Дона Луиза, дона Наир и дона Норма принесли цветы. Обитательниц пансионов было без счёта. Торжественные, серьёзные и скромно одетые хозяйки пансионов: Тавиана, старая Акасия, Ассунта, дона Паулина де Соуза под руку с Ариосто Алво Лирио. Скромные, застенчивые девушки, некоторые со своими возлюбленными. И принцесса – негритянка Домингас, фаворитка Огуна. В углу залы, почти скрытый за оконной занавеской и широкой спиной Местре Жегэ, – Вава в своем кресле-каталке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69