Терезий так и не возвращался в свою квартиру и не показывался на работе уже два дня. Никто ничего не мог сказать о нем. Стриптизерша, которая взяла мои двадцать долларов, а потом отправила меня на улицу к Крошке Энди, тоже не показывалась.
Наконец я позвонил в офис государственных защитников и мне сказали, что Лэйрд Райн защищает клиента в суде штата сегодня во второй половине дня. Я припарковал машину около своего отеля и направился к Четырем Законам, где нашел Райна в зале №3 за обсуждением дела женщины по имени Йоханна Белл, которая обвинялась в том, что нанесла мужу телесные повреждения холодным оружием во время ссоры. Предположительно, они с мужем проживали раздельно в течение трех месяцев, когда он вернулся домой и разразился скандал по поводу того, кому принадлежит видеомагнитофон. Ссора резко оборвалась, когда она пырнула его ножом. Мистер Белл сидел на два ряда впереди жены, изо всех сил жалея себя, любимого.
Райн держался очень хорошо, когда просил судью заменить ей освобождение под залог на освобождение под честное слово. Ему было чуть больше тридцати лет, но он не даром считался опытным адвокатом: привел убедительные доводы, подчеркивая, что миссис Белл прежде не была правонарушительницей; упомянул о том, что в период совместного проживания ей приходилось не раз вызывать полицию из-за разного рода угроз и психического давления со стороны мужа; что она не сможет оплатить залог и что ее нельзя помещать в тюрьму, поскольку у нее маленький сын. Райн выставил ее мужа полным ничтожеством, которому повезло, что ему всего лишь проткнули легкое, и судья согласился освободить Йоханну под честное слово, данное суду. После суда она обняла Райна и взяла на руки сына у пожилой женщины, которая стояла, ожидая ее, в коридоре.
Я поймал Райна на ступеньках здания.
— Мистер Райн?
Он остановился и что-то похожее на озабоченность промелькнуло на его лице. Как начинающий государственный защитник он сталкивался с самыми примитивными формами жизни и иногда был вынужден защищать тех, по ком плакала виселица. Я не сомневался, что в некоторых случаях жертвы его клиентов переносили свой гнев на адвоката.
— Да?
Вблизи он выглядел еще моложе: ни единого седого волоска, и голубые глаза прикрыты длинными мягкими ресницами. Я мельком показал ему свою лицензию. Он бросил на нее взгляд и кивнул.
— Чем могу помочь, мистер Паркер? Вы не возражаете, если мы поговорим по дороге? Я обещал жене сводить ее поужинать.
Я приноровился к его шагам.
— Я работаю с Эллиотом Нортоном по делу Атиса Джонса, мистер Райн.
Он запнулся, как будто сразу же утратил свою манеру держаться, потом пошел немного быстрее, я тоже ускорил шаги, чтобы нагнать его.
— Я больше не занимаюсь этим делом, мистер Паркер.
— С тех пор как умер Атис, это уже не дело. Точка.
— Я слышал, мне жаль.
— Не сомневаюсь. У меня есть к вам несколько вопросов.
— Я не уверен, что смогу ответить на какие-либо вопросы. Может быть, вам стоит спросить мистера Нортона?
— Я бы так и сделал, если бы Эллиот был поблизости, но мои вопросы весьма деликатного свойства.
Он остановился на перекрестке, пережидая красный свет и бросил на светофор вполне красноречивый взгляд, который давал понять, что Райн воспринимает его скромную роль своей жизни слишком близко к сердцу.
— Я же сказал, не знаю, чем могу помочь вам.
— Почему вы отказались от дела?
— У меня было много других дел.
— Но не таких, как это.
— У меня не такая большая клиентура, чтобы я мог выбирать, брать мне дело или нет, мистер Паркер. Мне дали дело Джонса. Оно должно было отнять у меня массу времени. Я мог бы завершить десять дел за то время, которое мне потребовалось, чтобы всего лишь ознакомиться с документами по этому делу. Мне не было жаль, что оно ушло от меня.
— Не верю.
— Почему?
— Потому что вы молодой государственный защитник. Вы, вероятно, амбициозны, и, как я понял, сидя в зале суда, эти амбиции вполне оправданы. Дело такого высокого уровня, как убийство Марианны Ларуз, попадается не каждый день. Если бы вы хорошо проявили себя, пусть даже проиграли бы дело, это открыло бы перед вами новые возможности. Я не думаю, что вы так легко расстались с ним.
На светофоре загорелся зеленый, и нас стали пихать со всех сторон люди, переходившие улицу. Но Райн все не двигался.
— Вы на чьей стороне, мистер Паркер, во всем этом?
— Я пока не решил. Хотя в конечном итоге полагаю, что я на стороне погибшей женщины и умершего мужчины, чего бы это ни стоило.
— А Эллиот Нортон?
— Друг. Он попросил меня приехать сюда. Я приехал.
Райн повернулся, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Меня попросили передать дело ему, — сказал он.
— Через Эллиота?
— Нет. Он никогда не подходил ко мне. Это был другой человек.
— Вы знаете кто?
— Он сказал, что его фамилия Киттим. У него что-то не так с лицом. Он пришел ко мне в офис и сказал, что я должен позволить Эллиоту Нортону защищать Атиса Джонса.
— И что вы ответили?
— Я объяснил ему, что не могу этого сделать: нет никаких причин. И тогда он сделал мне предложение...
Я ждал.
— У всех нас есть скелеты в шкафу, мистер Паркер. Скажем так, он дал мне бегло взглянуть на себя самого. У меня жена и маленькая дочь. В начале нашей совместной жизни я сделал несколько ошибок, но потом не повторял их. Я не предполагал, что мою семью могут отнять за грехи, которые я пытался скрыть. В общем, пришлось объяснить Джонсу, что Эллиот Нортон более опытный юрист, который поведет его дело. Парень не возражал. Я ушел. С тех пор я не видел Киттима, и надеюсь больше никогда его не встретить.
— Когда он был у вас?
— Три недели назад.
Три недели назад... Примерно в это же время был убит Греди Труэт. Затем Джеймс Фостер, а еще раньше — и Марианна Ларуз. Как сказала Адель Фостер, что-то происходит, и, что бы это ни было, со смертью Марианны Ларуз оно стало набирать обороты.
— Это все, мистер Паркер? — спросил адвокат. — Я не в восторге от того, что сделал. И я бы не хотел пройти через это еще раз.
Спасибо, что согласились поговорить, мистер Райн.
— Мне действительно очень жаль Атиса, — сказал он.
— Я уверен, что ему там спокойнее, — ответил я.
Я вернулся в гостиницу. Там меня ждала записка Луиса, сообщавшего, что он приедет следующим утром немного позже, чем предполагалось. Отлично!
Этой ночью я стоял у окна гостиницы, привлеченный постоянно повторяющимся сигналом автомобиля. Напротив, через улицу перед банкоматом стоял черный «кадиллак» с разбитым лобовым стеклом и включенным двигателем. Пока я наблюдал, позади водительского сидения открылась дверца, и оттуда появилась девчонка-подросток. Она стояла у открытой двери и манила меня рукой, ее губы беззвучно двигались.
— Я нашла местечко, куда мы можем поехать.
Ее бедра двигались в такт музыке, слышной только ей. Девчонка задрала свою юбку, оказавшись совершенно голой, но лишенной признаков пола; кожа ее была мягкой на вид, как у резиновой детской куклы. Она облизнула губы.
— Спускайся.
Это странное существо водило рукой по своей мягкой коже.
— Я нашла местечко...
Она сделала попытку навязать себя мне еще раз, потом прыгнула обратно в машину, которая начала медленно отъезжать. Из-под полуприкрытой дверцы на дорогу посыпались пауки. Я принялся счищать несуществующую паутину со своего лица и волос, и мне пришлось принять душ, чтобы окончательно смыть ощущение, будто по мне ползут многоногие твари.
Глава 21
В начале десятого меня разбудил стук в дверь. Инстинктивно я потянулся за пистолетом, которого у меня больше не было. Я обернул полотенце вокруг талии, затем осторожно подкрался к двери и глянул в замочную скважину.
Нечто выше двух метров в изумительно подогнанном костюме и преисполненное республиканской гордости геев обрисовалось в вырезе замочной скважины.
— Я видел, что ты подглядываешь, — сказал Луис вместо приветствия, когда я открыл дверь. — Черт, ты что никогда не ходишь в кино? Парень стучит в дверь, герой с голой задницей выглядывает, и парень разряжает обойму голозадому в глаз.
Он был в черном льняном костюме, дополненном белой рубашкой без воротника. Аромат дорогого одеколона проследовал вслед за ним в комнату.
— От тебя несет за версту, как от французской проститутки, — сказал я ему.
— Даже если я французская шлюха, ты не можешь мне этого запретить. Кстати, мог бы кинуть на личико немного «штукатурки», раз уж пригласил меня к себе в номер.
Я остановился, увидел себя в зеркале на двери и отвел взгляд. Он был прав, я сам бы сошел за привидение: мертвенно-бледен, под глазами темные круги, губы потрескались и обветрились. К тому же этот невыносимый металлический привкус во рту.
— Я что-то подцепил.
— Вот дерьмо! Какого хрена ты там подцепил? Чуму? Краше в гроб кладут, полюбуйся на себя.
— Да что с тобой? Решил помолиться за упокой моей души?
Он поднял руки, отступая:
— Эй, ты вообще-то рад, что я приехал? Как мило, что ты так высоко ценишь меня.
Пришлось извиняться.
— Ты зарегистрировался?
— Угу, там какой-то мудак — извини, но он все-таки мудак — пытался сунуть мне свои чемоданы в дверях.
— И что ты сделал?
— Взял их, поставил в кабину лифта, дал мужику пятьдесят долларов и велел ему передать их на благотворительность.
— Класс!
— Мне тоже приятно так думать.
Я оставил его смотреть телевизор, а сам пошел принять душ и одеться. Потом мы направились в кафе «Диана» на Митинг-стрит выпить кофе и перекусить. Я съел половину сэндвича и отложил его в сторону.
— Надо поесть. Что, фигово тебе?
Я покачал головой:
— Уже все прошло.
— Когда все пройдет, ты умрешь. Итак, что там у нас на повестке дня?
— Как обычно: мертвецы, тайны, опять мертвецы.
— Кого мы потеряли?
— Мальчишку. Семью, которая его укрывала. Может быть, Эллиота Нортона.
— Черт, все это звучит так, как будто у нас никого не осталось. Тому, кто нанимает тебя, лучше сразу оговорить выплату гонорара в своем завещании.
Я посвятил его во все, что произошло за последнее время, не упомянув только о черном «кадиллаке». Не было нужды обременять его еще и этим.
— Итак, что ты собираешься делать?
— Сунуть палку в осиное гнездо и разозлить некоторых ос. У Ларузов сегодня вечеринка. Я думаю, мы можем воспользоваться их гостеприимством.
— Мы получили приглашение?
— Отсутствие оного нас когда-нибудь останавливало?
— Нет, но иногда мне хочется быть приглашенным — ты знаешь, о чем я говорю, — вместо того, чтобы вламываться куда-то, подвергаться угрозам, беспокоить милых белых людей, пугая их большим черным дядькой.
Луис помолчал. Казалось, он задумался о том, что только что сказал, затем его лицо прояснилось.
— Звучит здорово, не так ли? — сказал я.
— Действительно хорошо, — согласился он.
Большую часть пути в направлении плантаций Ларузов мы проделали в разных машинах. Луис припарковал свою в полумиле от ворот, перед тем как присоединиться ко мне. Я спросил его об Эйнджеле.
— У него какое-то дело.
— Что-то, о чем мне следует знать?
Он какое-то время смотрел на меня, взвешивая возможные варианты ответа.
— Не знаю. Возможно, не сейчас.
— Угу. Я смотрю, ты сам создаешь новости.
Луис пару секунд молчал.
— Эйнджел рассказал тебе что-то?
— Он всего лишь назвал город. Вы ждали очень долго, чтобы расплатиться по этому счету?
Он пожал плечами.
— Они заслуживали того, чтобы быть убитыми, но не того, что пришлось ехать за этим так далеко.
— И, поскольку ты занят здесь...
— Полагаю, что мне следует на этом остановиться, — закончил он. — Разрешите идти, шеф?
Я не стал продолжать расспросы.
У входа в поместье Ларузов высокий человек в форме помахал нам, чтобы мы остановились.
— Могу я взглянуть на ваше приглашение, джентльмены.
— Мы не получили его, — сказал я, — но я совершенно уверен, что кое-кто ждет нас.
— Ваши имена?
— Паркер. Чарли Паркер.
— Вдвоем, — беспомощно добавил Луис.
Охранник сказал что-то в свой переговорник, отойдя от нас так, чтобы не было слышно. Мы ждали, две или три машины выстроились в очередь за нами, пока охранник закончил разговор.
— Вы можете проезжать. Мистер Киттим встретит вас на парковке.
— Вот сюрприз так сюрприз! — воскликнул Луис. — Поэтому-то я и работаю детективом.
Меня вдруг поразило, что, невзирая на все мои опасения по поводу последствий «несчастного случая» в Каине, я почувствовал себя лучше с тех пор, как появился Луис. Оно и понятно: благодаря ему теперь у меня опять был пистолет, и я был совершенно уверен, что у Луиса в запасе есть еще хотя бы один ствол для себя самого.
Мы проехали полмили по аллее из дубов, пальметт и пальм, большинство из которых заросло испанским мхом. Цикады стрекотали в кронах деревьев, а капли дождя, начавшегося утром и теперь почти закончившегося, стучали по крыше и дороге, пока мы не выехали из тени деревьев на открытую лужайку. Другой охранник в белых перчатках и форме показал нам, где нужно оставить машину, — под одним из брезентовых тентов, натянутых, чтобы защитить автомобили от палящего солнца. Края брезента высоко вздымались от потоков воздуха, выдуваемых большими промышленными кондиционерами, расположенными на лужайке. По трем сторонам квадрата были расставлены длинные столы, накрытые хрустящими крахмальными скатертями. На них громоздилось огромное количество всевозможной еды; проворные официанты в свежайших белоснежных рубашках и черных брюках описывали круги вокруг столов, с нетерпением поджидая гостей. Остальные двигались в толпе, которая постепенно собиралась на лужайке, разнося шампанское и коктейли. Мы с Луисом переглянулись. Помимо слуг он был единственным цветным из всех присутствующих. И он был единственным гостем, одетым в черное.
— Тебе надо было хотя бы надеть белый пиджак, что ли — сказал я. — Ты выглядишь как восклицательный знак. Плюс мог бы заработать несколько баксов чаевых.
— Посмотри на этих братьев, — невпопад заметил Луис. — Здесь что, никто не слышал о Весей?
У моих ног над травой пролетела стрекоза, разыскивая добычу. Здесь не было птиц, которые, в свою очередь, могли бы поохотиться на нее, — по крайней мере, я не слышал и не видел ни одной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49