Он стоял за стеной тюрьмы и смотрел на нее. Голоса молчали, но Сайрус знал: Леонард здесь, рядом с ним. И он не чувствовал страха при взгляде на существа, которые собирались в толпы вокруг тюремных стен, — с огромными крыльями на спине и с темными глазами, которые все видели. Он дотронулся до своей спины и представил, как за его спиной расправляются такие же мощные крылья.
Сайрус направился на центральную улицу Томастона и заказал в закусочной кока-колу и пончик, молча указав на желаемое. Парочка за ближайшим столиком уставилась на него, затем отвернулась, когда он поймал их взгляд. Манера поведения отдаляла Сайруса от людей ничуть не меньше, чем черный пакет для мусора у его ног. Он быстро поел и попил, потому что даже простая кока-кола казалась вкуснее вне стен тюрьмы, затем подал знак, чтобы ему налили еще, и подождал, пока закусочная опустеет. В данный момент он был в закусочной один, не считая женщины за стойкой, которая временами бросала озабоченные взгляды в его сторону.
Вскоре после полудня вошел мужчина и устроился за соседним с Сайрусом столиком. Он заказал кофе, прочел свою газету, затем ушел, оставив газету на столе. Сайрус взял ее и сделал вид, что читает первую страницу, затем опустил ее на свой столик. Конверт, спрятанный внутри, скользнул в его руку с легким тихим звяканьем и оттуда перекочевал в карман его куртки. Сайрус оставил четыре доллара за еду на столе и затем быстро вышел из закусочной.
Машина была двухлетней давности, «ниссан». В бардачке лежали карта, клочок бумаги с двумя адресами и телефонным номером, написанным сверху. Там был второй конверт, в котором оказались 1000 долларов старыми банкнотами и набор ключей для трейлера, стоящего в парке около Вестбрука. Сайрус запомнил адреса и номер телефона, затем уничтожил бумагу, свернув ее в комок и бросив в канаву, как ему было велено сделать.
Наконец он откинулся в кресле и стал шарить под пассажирским сидением. Он не обратил внимания на пистолет, который там лежал, а продолжал ощупывать найденный сверток пальцами один раз и два, пока не поднес их к носу и не принюхался.
Чистый, подумал он. Красивый и чистый.
Затем он развернул машину и направился на юг, как раз, когда голос настиг его.
— Ты счастлив, Сайрус?
— Счастлив, Леонард. Очень счастлив.
Глава 14
Я смотрелся на себя в зеркало.
Мои глаза были налиты кровью, на шее — красная сыпь. Я чувствовал себя так, будто пил всю ночь напролет: из-за нарушения координации движений я постоянно врезался в мебель. Меня все еще лихорадило, и кожа была липкой на ощупь. Я хотел заползти обратно в кровать и натянуть одеяло на голову, но не мог позволить себе такой роскоши. Вместо этого приготовил себе кофе и принялся смотреть новости. Когда начался утренний сериал, я опустил голову на руки и позволил своему кофе совсем остыть. Прошло довольно много времени, пока я почувствовал себя в состоянии позвонить по телефону.
По словам Рэнди Бурриса из Управления тюрьмами и исправительными заведениями Южной Каролины, исправительная колония округа Ричленд была одним из тех заведений, где приняли схему, согласно которой выпущенные на свободу заключенные исполняли молитвенные гимны за тех, кто все еще находился в тюрьме. Программа называлась ПиО (Прощение и обновление) и проводилась в Чарлстоне. Это был тот же самый правительственный проект, что и ИВБП (Истинное выздоровление с Божьей помощью), призванный оказать помощь заключенным на севере штата. Бывшие заключенные должны были убедить остальных в будущем не нарушать закон. В Южной Каролине около 30 процентов из десяти тысяч заключенных, выпускаемых на свободу ежегодно, попадают за решетку в течение последующих трех лет, так что в интересах штата оказать поддержку министерству любыми средствами, которые у них имеются. Человек по имени Терезий — известно только это его имя — был привлечен к работе в ПиО, и, по словам одного из администраторов, женщины по имени Ирен Йакаитис, он единственный из членов общества, который был избран министерством для миссии в Рич-ленде. Охранник в Ричмонде рассказал мне, что Терезий провел немало времени в тюрьме, консультируя Атиса Джонса. Теперь он проживал в доме гостиничного типа за Кинг-стрит, вплотную к «Ва Ча Лайк» — магазину духовной литературы и музыки. До этого Терезий жил в одном из городских благотворительных приютов и подыскивал себе работу. Дом находился в пяти минутах езды от моего отеля.
Когда я выехал на Кинг-стрит, она оказалась забита туристическими автобусами; кучка гидов старалась перекричать шум проезжающего автотранспорта. Кинг-стрит всегда была торговым центром Чарлстона. Ниже площади Чарлстона располагались миленькие магазинчики, предназначенные в большинстве своем для приезжих. Но, если вы направитесь на север, вы, вероятно заметите, что магазины становятся более практичными, рестораны — менее домашними и уютными. Здесь попадается все больше черных лиц и сорняков по обочинам. Я проехал «Ва Ча Лайк» и мастерскую по ремонту телевизоров и продаже музыкальных записей «Честный Джон». Трое молодых белых людей в серой униформе, кадеты из Цитадели, молча шагали по тротуару. Само их существование напоминало о прошлом города, потому что Цитадель обязана своим происхождением неудачному восстанию рабов из голландского поселения Весей и уверенности горожан в том, что хорошо оснащенный арсенал необходим для защиты от возможных в будущем восстаний. Я остановился, чтобы позволить кадетам пересечь улицу, затем свернул налево и припарковался напротив баптистской церкви на Моррис-стрит. Старик-негр следил за мной, сидя на ступеньках, ведущих к боковому входу в дом Терезия, и поедая что-то похожее на арахис из коричневого бумажного пакетика. Он протянул мне свой пакет, когда я приблизился к ступенькам.
— Хотите земляных орешков?
— Нет, спасибо.
— У вас что, аллергия?
— Нет.
— Вы следите за своим весом?
— Нет.
— Ну тогда, черт возьми, угощайтесь!
Я сделал то, что мне велели, хотя и не очень люблю арахис. Орехи были настолько горячими, что мне пришлось выпятить губы и втянуть в себя воздух, чтобы остудить их уже во рту.
— Горячие, — сказал я.
— А вы чего ждали? Я вас предупреждал, что это настоящие орешки.
Он уставился на меня, как на тупого. Наверно, он был прав.
— Мне нужен человек по имени Терезий.
— Его нет дома.
— Вы не знаете, где мне найти его?
— А зачем он вам нужен?
Я показал ему свое удостоверение.
— Далековато вас занесло, — сказал он, — очень далеко.
Он все еще не сказал мне, где я мог бы найти Терезия.
— Я не собираюсь причинять ему никакого зла и не хочу создавать ему проблемы. Он помог молодому человеку, моему клиенту. Что бы Терезий ни рассказал мне, это может помочь парню избежать смерти.
Старик некоторое время рассматривал меня снизу вверх. У него не было зубов, и, когда он давил арахис во рту, губы его издавали влажный шипящий звук.
— Да уж, вопрос жизни и смерти — это довольно серьезно, — сказал он с легкой насмешкой. Он был, возможно, прав, поддразнивая меня, как бы дергая за веревочку. Мои слова действительно звучали как реплики персонажа мыльной оперы.
— Это звучит слишком драматично?
— Ну, в общем, чересчур пафосно, — кивнул он.
— Как бы то ни было, дело обстоит именно так. Мне нужно поговорить с Терезием.
В этот момент скорлупка арахиса достаточно размякла, чтобы он мог вытащить из нее орех. Старик аккуратно выплюнул шкурку себе в руку.
— Терезий работает в центре города в одном из баров с девицами около Митинг-стрит, — сказал он с усмешкой, — так что его не раздевайте.
— Звучит обнадеживающе.
— Он там убирает, — продолжал старик, — смывает сперму с пола.
Старик издал кудахтающий смешок и шлепнул себя по бедрам, а затем сказал мне название клуба — «Лэп-Ленд». Я поблагодарил его.
— Я не настаиваю, но вы все еще можете высосать этот орешек, — сказал он, когда я готов был с ним проститься.
— Если честно, я не очень люблю арахис, — признался я.
— Я знал это, — сказал он, — я всего лишь хотел убедиться, что вы достаточно хорошо воспитаны, чтобы принять то, что вам предлагают.
Я тоже выплюнул арахис себе в ладонь и швырнул его в ближайшую урну, а потом оставил старика смеяться одного.
Городское спортивное общество Чарлстона закончило свои празднования в тот день, когда я появился в городе. В минувшие выходные закончился турнир Южной Каролины, в котором команда штата Нью-Мексико была побеждена с разгромным счетом 31:0 на глазах у почти восьмидесяти одной тысячи болельщиков, жаждавших победы. У них не было повода выпить более двух лет, с тех пор как «Боевые петухи» выиграли Кубок штата со счетом 38:20. Даже защитник Фил Петти, который весь прошлый сезон выглядел так, будто он в состоянии разве что вести группу стариков в хороводе, сделал два хороших броска и пробежал десять из восемнадцати ярдов. В те несколько дней сомнительные развлекательные заведения и стрип-клубы на Питсбург-авеню, вероятно, чуть не закончили свои дни под наплывом болельщиков. Один из клубов предлагал мытье машины обнаженной стриптизершей (вот здорово — практично и смешно!), в то время как другие разыгрывали пьесу «Только для vip-персон», запрещая входить всем, кто одет в джинсы или дешевые брюки. Впрочем, непохоже, чтобы в «Лэп-Ленде» были в чести такие строгости. Парковка возле клуба сверкала лужами, вокруг них сгрудилась дюжина машин, которые как будто сговаривались о том, как лучше пристроиться здесь, чтобы не потерять колесо в грязи. Клуб представлял собой одноэтажное бетонное здание, раскрашенное во все оттенки синего цвета, с черной стальной дверью посередине. Изнутри слышалась приглушенная песня Бахмана-Тернера из альбома «Измождение». Да уж, «Ты пока ничего не видишь» в стрип-клубе может свидетельствовать только о том, что у заведения большие трудности. В любом случае мне предстоит проверить, так ли безобразно это заведение, как представляется на первый взгляд, или еще безобразнее.
Внутри было темно, как в душе жертвователя на нужды Республиканской партии, не считая тонкой полосы розового света над стойкой бара и мигающих лампочек, которые украшали небольшую сцену в центре зала, где девушка бальзаковского возраста с цыплячьими ногами и целлюлитной коркой на бедрах пыталась раскачивать тем местом, на котором положено быть груди, перед дюжиной восторженных пьяниц. Один из них засунул долларовую банкноту в чулок «красотки», а затем воспользовался возможностью просунуть руку у нее между ног. Девушка отошла от него, но никто даже не попытался выставить нахала за дверь или дать ему подзатыльник за то, что он дотронулся до танцовщицы. «Лэп-Ленд» явно одобрял более тесные, чем принято, контакты между заказчиком и артистами.
Возле бара сидели две женщины, одетые в кружевные лифчики и трусики-стринг. Они потягивали минералку через трубочки. Пока я пытался избежать столкновения со столиками в полутьме, старшая из двоих, чернокожая гурия с большим бюстом и длинными ногами, направилась в мою сторону.
— Я Лорелея. Могу предложить тебе что-нибудь, мой сладкий?
— Минералка подойдет. И что-нибудь для тебя. Я вручил ей десять долларов и она удалилась, покачивая бедрами.
— Я сейчас вернусь, — обнадежила меня гурия.
Подтверждая свои слова, она материализовалась передо мной спустя минуту с теплой минеральной водой, своей собственной выпивкой и без сдачи.
— Дорогое местечко, правда? — сказал я. — Кто бы мог подумать!
Лорелея перегнулась через столик, положила руку мне на бедро с внутренней стороны и начала перебирать пальцами так, что тыльная сторона ее руки постоянно оказывалась у моей промежности.
— Ты получишь то, за что заплатил, — пообещала она, — а потом кое-что еще.
— Я ищу кое-кого, — сказал я.
— Мой сладкий, ты ее нашел, — с придыханием сказала она, и это прозвучало почти сексуально, в соответствии с суммой, которую я заплатил, — рай за десять баксов. Похоже, «Лэп-Ленд» заигрывает с проституцией и не гнушается ее. Она прижалась ко мне, позволяя разглядеть свой бюст повнимательнее, если мне захочется. Как стойкий бойскаут, я посмотрел в сторону и начал пересчитывать бутылки дешевых, разведенных водой спиртных напитков в баре.
— Ты не смотришь шоу? — спросила гурия.
— У меня повышенное давление. Врач не советует мне перевозбуждаться.
Она улыбнулась и провела ногтем по моей руке. На ней остался белый след. Я бросил взгляд на сцену и увидел танцовщицу в таком ракурсе, который даже гинеколога привел бы в состояние шока. Слегка обалдев, я не сразу отвел взгляд.
— Она тебе нравится? — промурлыкала Лорелея, указывая на танцовщицу.
— Выглядит очень веселой, — выдавил я.
— Я тоже могу быть очень веселой. Ты ищешь развлечений, сладенький?
Тыльная сторона ее ладони плотнее прижалась ко мне. Я кашлянул и решительно отвел ее руку. Пора было переходить к делу.
— Нет, я просто хороший мальчик.
— Здорово, а я — плохая.
Это становилось однообразным. Лорелея казалась механизмом с перекрученной заводной пружиной.
— Я действительно не самый веселый парень, — объяснил я ей, — если ты улавливаешь мою мысль.
Казалось, пара прозрачных шор опустилась на ее глаза. Теперь в них отражались не только низменные уловки женщины, идущей на любые хитрости в умирающем стрип-клубе; в них светились ум и живость. Мне стало интересно, как ей удается держать две половины своей натуры отдельно друг от друга так, что ни одна из них не просочилась на территорию другой и не уничтожила ее.
— Улавливаю. Ты кто? Ты не полицейский. Может тот, кто сводит счеты, а может быть... сборщик долгов. У тебя взгляд кого-то такого. Уж я-то знаю, я много их повидала.
— А что это за взгляд?
— Взгляд, который говорит, что ты несешь дурные новости для бедных ребят, — она замолчала и взглянула на меня иначе.
— Нет, со второго взгляда ты сам и есть дурная новость для любого, мне так кажется.
— Я же сказал, мне нужен кое-кто.
— А пошел ты!
— Я — частный детектив.
— Ой-ей-ей! Гляньте на этого злого дяденьку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49