Но я упорствовал, настаивая на своем:
– Нет, нет! Я не могу лгать!
Тогда лекарь в задумчивости погладил свою бороду, взглянул на меня с любопытством, улыбнулся и изрек:
– В самом деле, этот человек еще не врач, но в любой момент может им стать. Ему лишь требуется получить диплом с печатью медресе и подписями трех ученых медиков.
Это заявление польстило моему самолюбию, поскольку я, видимо, произвел на лекаря Соломона впечатление человека, сведущего в медицинских науках. Я же вовсе не был уверен, что смогу выдержать экзамен в медресе, в чем сразу и признался.
– Не думаю, – сказал я, – что, обладая столь ничтожными знаниями, смогу достойно предстать перед учеными медиками. К тому же я знаю лишь латинские тексты, арабские же мне неизвестны.
Однако Соломон, лукаво взглянув на меня, ответил:
– Ты ведь знаешь суры и молитвы, а твой тюрбан свидетельствует о том, что ты набожный мусульманин. К тому же, если благородный управитель гарема, высокопоставленный султанский чиновник, замолвит за тебя словечко в медресе, я не сомневаюсь, что тебе там разрешат – в виде исключения, конечно, – воспользоваться услугами толмача, раз уж ты не овладел пока в полной мере арабским языком. Я же как твой толмач приложу все усилия, чтобы наилучшим образом перевести все, что ты ответишь на вопросы мудрецов, дабы выказать твои глубокие познания в области медицины.
Его предложение полностью отвечало моим самым сокровенным мечтам, и с моей стороны было бы безумием отказываться от его помощи, ибо титул султанского лекаря не имел цены. Поэтому я поспешно ответил:
– Я согласен, но лишь потому, что хочу избавить благородного агу от неприятностей. Кстати, я вынужден признать, что человек я бедный и вряд ли смогу заплатить писцам и ученым медресе за печати и подписи.
Соломон, потирая желтые руки, сказал:
– Ни о чем не беспокойся. Я с удовольствием оплачу все расходы, ты же как мой почтенный коллега передашь мне половину вознаграждения, которое получишь за лечение обезьянки. Я, конечно же, в любом случае останусь в убытке, но во имя Милосердного, клянусь, стоит ведь причислить к моим добрым делам и этот благородный поступок.
Управитель гарема воскликнул:
– Да благословит тебя Аллах, Соломон! Уже сегодня идешь ты по пути истинному, хоть ты и неверный. Если без лишних разговоров и в полной тайне ты устроишь так, что этот раб получит диплом лекаря, подтвержденный учеными медресе, всегда можешь рассчитывать на мою благосклонность.
Кислар-ага вручил лекарю свой перстень, приставил для охраны молодого евнуха, и Соломон, подобрав длинные полы своего халата, вскарабкался на мула и отправился в медресе, чтобы поговорить с учеными медиками. Мне же управитель гарема приказал вернуться в сопровождении стражи в покои султанши Хуррем и позаботиться о больной обезьянке.
Маленький принц Джехангир все еще сидел у ее постельки, подперев голову руками, и глазами, полными слез, взирал на Коко, задыхавшуюся от кашля и дрожавшую в ознобе.
Я сразу же дал мартышке успокоительное и болеутоляющее снадобье, и измученный болезнью зверек наконец забылся сном. Я бережно уложил обезьянку на подушечку в позолоченной клетке, укрыл бедняжку теплым одеяльцем и приказал Раэлю оставаться с ней, пообещав вернуться утром и осмотреть Коко. Затем в сопровождении ни на шаг не отступавших от меня евнухов я покинул покои султанши.
Когда мы оказались во внешнем дворе, евнухи провели меня в баню, искупали, размяли все мышцы, натерли благовониями и преподнесли мне новое тонкое и красивое белье и вполне приличный халат. Только я успел одеться, как послышался голос муэдзина, призывающий правоверных к вечернему намазу. В приподнятом настроении предался я благодарственным молитвам. Затем меня без промедления отвели в комнату кислар-аги, где уже ждали меня Соломон и трое ученых медиков с длинными бородами и страшно близорукими глазами.
После положенных приветствий мне предложили занять место на кожаной подушке напротив моих экзаменаторов, и Соломон произнес длинную похвальную речь в мою честь, представив меня последователем медицинской школы, основанной Моше бен-Маймуном Моше бен-Маймун, известный в Европе под именем Моисей Маймонид (1135-1204) – еврейский врач, философ и логик, автор сочинения «Логика» и многочисленных трудов по проблемам медицины и иудейской теологии; был главным медиком каирского султана.

и его учениками. Мудрецы по очереди задавали мне вопросы, на которые я отвечал, неся всякую чушь по-латыни. Соломон делал вид, что внимательно слушает меня, а затем без запинки читал наизусть соответствующие отрывки из сочинений Ибн-Сины Абу Али Ибн-Сина, Авиценна (ок. 980-1037) – философ, ученый, врач и поэт народов Средней Азии, автор «Канона врачебной науки» – энциклопедии теоретической и клинической медицины, которая много веков была обязательным пособием для врачей, в том числе и в средневековой Европе.

и Моше бен-Маймуна.
Время от времени углубляясь в научные диспуты, медики демонстрировали собственную ученость и таким образом, проведя за приятной беседой часика два, единогласно заявили, что я достаточно сведущ в вопросах медицины, дабы получить диплом лекаря, который, кстати, заранее подготовил писарь медресе на прекрасном пергаменте. Им же осталось лишь поставить на нем свои подписи, скрепив их для пущей верности отпечатками больших пальцев.
Лекарь Соломон с благодарностью поцеловал мудрецам руки и передал каждому в награду за труд и любезность тугой кожаный мешочек. Кислар-ага с собственной кухни прислал роскошное угощение, однако Соломон, будучи евреем, отказался принять участие в трапезе. Я тоже счел необходимым поскорее удалиться, опасаясь новых вопросов, которые могли бы вдруг прийти в голову ученым медикам в отсутствие Соломона. Но вернуться в город мне запретили, и евнухи управителя гарема заперли на ключ двери комнаты, которую предоставили мне на ночь.
Утром, сразу после намаза, меня провели в покои султанши Хуррем. Принц Джехангир с мокрым от слез лицом все еще спал рядом с клеткой обезьянки. Раэль лежал, прижавшись к ножкам ребенка. Песик приветствовал меня, вяло шевельнув хвостом, взглянул на меня своим единственным глазом, но не двинулся с места.
Ночью у обезьянки открылось кровотечение, и через несколько минут после моего прихода она умерла. Что же мне оставалось делать? Я поступил так, как если бы маленький Джехангир был моим собственным сыном. Велев обрядить Коко в дорогие одежды, я в сопровождении евнухов отнес ее в сад и похоронил в наспех вырытой ямке под старым платаном. Затем я вернулся к спящему ребенку, сел рядом, скрестив ноги, и стал ждать его пробуждения.
Мальчик проснулся лишь в полдень, протирая тонкими ручками заспанные глаза. Мой песик сразу завилял хвостом, прижался к принцу и лизнул его в щечку. Джехангир грустно улыбнулся, но внезапно вспомнив про обезьянку, заглянул в клетку, которая к тому времени уже давно опустела. На лице малыша появилось выражение безмерной скорби, и я испугался, что Джехангир разрыдается, поэтому поспешно заметил:
– О благородный принц Джехангир! Ты сын великого султана и должен мужественно переносить удары, которые обрушивает на нас Тот, Кто вправе навсегда порвать узы дружбы и привязанности. Легкая смерть освободила твою обезьянку от мучений, она больше не страдает от кашля и лихорадки.
Маленький принц с глубокой печалью в глазах слушал мои слова, прижимая к груди Раэля. А я продолжал:
– Мой песик Раэль обожал твою обезьянку, но ты, потеряв сегодня свою любимицу, приобрел преданного друга, который станет верно служить тебе, хотя поначалу и будет немножко тосковать по мне, как тоскует любой верный пес по своему хозяину.
Служанки помыли и одели маленького Джехангира, затем слуги принесли множество лакомств на завтрак, но малыш наотрез отказался есть, приводя в отчаяние служанок, которые опасались наказания за нерадивость.
Мне снова пришлось вмешаться, и я сказал мальчику:
– Ты обязательно должен покормить своего нового друга и сам поесть вместе с ним, чтобы он понял, что ты его хозяин.
Джехангир недоверчиво поглядел на меня, но все же послушался, и мы оба стали кормить Раэля, в то же время подкрепляясь и сами. Служанки засмеялись и от радости захлопали в ладоши, благословляя меня именем Аллаха, ибо маленький принц, позабыв о своей печали, уплетал за обе щеки.
Позавтракав, мальчик доверчиво протянул мне ручку, и мы оба отправились в сад. Там я показал ему могилку обезьянки Коко под огромным платаном. Затем, чтобы рассеять грусть ребенка, я учил его играть с Раэлем, бросать палочки, которые песик возвращал малышу, заставлять собачку вставать на задние лапки и бежать за хозяином, что Раэль проделывал совсем как человек.
Увечье не позволило Джехангиру играть долго, он быстро устал, и я отвел его в покои матери. Затем я решил, что мне пора удалиться, дабы не возникло подозрений, будто я навязываю принцу свое общество. Уткнув морду в землю и уныло опустив хвост, мой Раэль послушно стоял рядом с принцем Джехангиром и провожал меня грустным взглядом. Я же, оказавшись опять в саду гарема, с трудом сдержал слезы, твердя себе, что у Раэля будет теперь хороший хозяин. Ведь моей верной собачке несладко жилось в обществе голубых кошек Джулии.
Евнухи снова проводили меня в покои кислар-аги, и мне пришлось ждать там много часов, пока управитель гарема не соизволил наконец принять меня. Толстый и рыхлый, как тесто, он сидел на подушке, скинув с ног туфли, и долго смотрел на меня изучающим взглядом, подперев ладонью отвисший подбородок и не произнося ни слова. Наконец он заговорил неожиданно любезным тоном:
– Ты для меня – великая загадка, я не понимаю тебя. Либо ты – честнейший из дураков, либо же напротив – человек крайне опасный и коварный, способный устраивать заговоры, разгадать которые я не в силах, хотя не раз сталкивался в жизни с подлостью и обманом. Мне уже сообщили, что ты добился благосклонности принца Джехангира, подарив ему собачку. Ты ничего не потребовал взамен и не остался в покоях нашей повелительницы ни минутой дольше, чем было необходимо, хотя и мог ожидать хорошего вознаграждения за свои услуги. Мне также говорили, что султанша Хуррем довольна тобой, ибо ты последовал ее совету и отравил эту грязную обезьяну. Но я не знаю: заступаясь за тебя перед султаном, я, возможно, буду действовать себе во вред, если вдруг окажется, что ты вынашиваешь какие-то коварные замыслы. Отзываясь же о тебе плохо, ибо именно так я о тебе и думаю, могу разозлить владыку, поскольку он очень жалеет увечного принца Джехангира и постоянно думает о благе этого ребенка. Однако какую-то награду ты все же должен получить, ибо этого требуют правила хорошего тона, – раб, который исполнил приказ своего султана и послужил ему, не может уйти из дворца с пустыми руками.
Рассеянно глядя в потолок, теребя рыхлый, отвисший, лишенный растительности подбородок и почесывая голые пятки, кислар-ага продолжал:
– Надеюсь, ты понимаешь, что размер твоего вознаграждения зависит исключительно от моего расположения к тебе, поскольку повелитель полностью мне доверяет. А я, разумеется, знаю о тебе все. Мне известно, что, прибыв в Стамбул, ты ведешь себя как подобает порядочному человеку, совершаешь намаз, соблюдаешь все религиозные обряды и не поддерживаешь тайных связей с христианами. Однако все это может быть как проявлением твоей большой хитрости и осмотрительности, так и свидетельством честности. У Пири-реиса тоже внимательно наблюдали за тобой, но никто не смог уличить тебя в копировании секретных карт. Но намекни я султану хоть словом о том, что ты раб картографов и получаешь двенадцать монет жалованья в день, тебя вознаградят соответственно твоей должности, и ты получишь не более двухсот серебряных монет. Если же я замолвлю за тебя словечко и распишу, как следует, твои способности и таланты, да еще и заявлю, что ты по досадной ошибке занимаешь столь низкое положение, может быть, тебе преподнесут горсть золота, а султан отдаст тебе новый приказ, чтобы таким образом проверить, на что ты годен. Итак, твоя дальнейшая судьба полностью зависит от моего к тебе отношения, без моей помощи и поддержки ты всего лишь вонючий верблюжий помет во дворе сераля.
Я ответил ему:
– Все это я прекрасно понимаю, но половину вознаграждения я уже обещал лекарю Соломону, поэтому надеюсь на твою снисходительность и от всего сердца прошу тебя принять четверть стоимости подарка, дабы хоть что-нибудь досталось и мне за мои труды.
Управитель гарема склонил голову набок, прищурил глазки, лукаво взглянул на меня и, поглаживая жирный гладкий подбородок, изрек:
– А что ты скажешь, если я от тебя ничего не потребую, а замолвлю за тебя слово султану исключительно по дружбе? Сераль – это удивительный сад, где тайно посеянное зерно может обернуться цветком несказанной красоты. Здесь нет людей слишком низкого достоинства, которых случай или воля Аллаха не могли бы вознести на невиданные высоты. По той же причине смерть в серале собирает богатый урожай. Только пожелай я, и ты исчезнешь бесследно. Никто не заподозрит меня в злом умысле, стоит мне лишь намекнуть, что ты человек ненадежный, возможно, даже соглядатай христиан. Но мне ничего не стоит сохранить тебе жизнь, однако в этом случае ты должен стать моим другом, чтобы твой успех пошел и мне на пользу. По правде говоря, меня так удивляет твоя необычная откровенность, что я в самом деле от души хочу помочь тебе.
Из его длинной речи я понял лишь одно: я снискал благосклонность маленького принца Джехангира и его матери, и на этот раз мне сильно повезло – я остался жив. Однако и дружба кислар-аги была для меня не менее важной. Поэтому я ответил:
– Мы с тобой – друзья, благородный ага, и раз ты отказываешься принять часть моего вознаграждения, позволь обратить твое внимание на вещи, которые могут быть тебе весьма полезны. Как тебе, наверное, известно, у моей жены разноцветные глаза, к тому же она, чертя пальцем линии на песке, умеет предсказывать будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39