Его решение, позволившее ему закончить свою великую работу, не было необычным для тех времен.
Но почему он вдруг вспомнил о Марциане, о котором не думал со времен семинарии? Нет, неверно. Еще однажды он думал об этом. Давно, когда слишком часто смотрел в ее большие, зеленые глаза и видел на ее светлом лице ту же запретную страсть. Тогда он отмахнулся от этой мысли, и что из этого вышло?
Его глаза метнулись к шкафу с медицинскими принадлежностями, и вдруг он понял. Не тьма заставила его взять этот нож; она лишь освободила, раскрепостила то, что пряталось в его душе. Пороки, причинившие так много несчастий и ему, и остальным. Как только крышка слетела, на свободу вырвались страсти, слишком сильные, чтобы им противостоять, желания, которые он поклялся никогда не осуществлять. Никто не освобождал его от обетов. Он забросил свою работу, но он ушел священником и оставался им до сих пор.
Сдаться, как того хотела бы его страсть, означало бы плюнуть на все то, чем он был и все, что он любил. Смертный грех, непрощаемый, несмываемый. Его душа достанется Кинтара, Механику… сатане. Доброе начало – священник внутри него – одно хранило в себе все важные и ценные для него вещи, и именно оно победило злое. Гриста помешала ему спасти себя, а потом этот контакт выстроил стену, так что его душа могла выразить свою страсть лишь ненавистью и жестокостью. Добрая его сторона удержала его от полного распада, но виня их, а не себя, он заставил их расплачиваться за собственную слабость.
Одержание тьмой стало последней соломинкой, дырочкой в плотине, сдерживавшей его темную сторону. Самоубийство исключалось; это был единственный грех, гарантированно отправлявший его к ним в лапы навечно. Но теперь не было и способа остановить страсти, они слишком долго ждали своего часа. Он мог стать разве что вавилонским извращением, антихристом типа Нимрода, заодно с Иштар-Калией – в свою очередь, пародией на Святую Деву. Или раз и навсегда исключить возможность падения. Третьего варианта просто не было.
– Джимми, остановись! – крикнула Модра. – Я больше не буду! Я уже приняла решение. И я думаю, силой Джозеф немногого от меня добьется. Даже Гриста прекратит свои приставания, так что возможности у тебя больше не будет.
– Может быть, не сейчас, но мысли останутся – у тебя, у меня, у него. Не можешь же ты вечно блюсти мои обеты! Если это должно быть сделано, лучше решить все сейчас, чем цепляться до последнего.
– Подумай о Гристе!
– Уже думал. И что делать? Продолжать бороться с тем, что я хочу ее, при помощи жестокости и смешных придирок? Расстраивать ее еще больше? Лучше отпустить ее.
И тут вмешался еще один, невероятно мощный телепатический голос.
– Маккрей, я не понимаю ни тебя, ни остальных, – сказала Тобруш. – Однако, прежде чем позволить себе какие-либо действия, я обязана провести всесторонний анализ. И в любом случае, если даже ты принял такое решение, оперировать тебя должен кто-то, обладающий достаточной квалификацией.
Неимоверная сила внезапно ворвалась в его сознание, голова закружилась, мысли спутались. Бороться с этим было невозможно. Секунда – и он потерял сознание, забывшись сном без сновидений.

* * *

Не прошло и нескольких минут, как они ощутили сотрясение корабля и услышали шипящий звук восстанавливающегося давления в переходном шлюзе между фрегатом и прибывшим судном. Шлюз открылся, и крупная фигура Тобруш вползла обратно на борт, теперь уже в уставном миколианском скафандре для джулки.
Модру и Джозефа также ошеломил ментальный удар Миколь, направленный на Джимми, но теперь они почти пришли в себя. И тем не менее, они смотрели на вернувшуюся джулки с потрясением.
– Ты не такая, как была, – наконец сказал Джозеф. – Ты изменилась.
– Да, – ответила Тобруш через транслятор, чтобы все поняли. – Подойдите ближе, все вы. Садитесь вокруг, и я покажу вам кое-что, чего еще не видел никто из вашей расы – да, впрочем, и ни из какой другой.
Им стало любопытно, и их беспокойство ушло, хотя они и понимали, что это ненадолго.
Главный экран, до этого пустой, вдруг засветился. На нем возникло изображение какого-то мира, гигантской газовой планеты с дюжиной огромных колец. Она ничем не отличалась от других ей подобных, но почему-то производила неизгладимое впечатление.
– Эта планета – сердце Миколя, – сказала Тобруш. – Она выглядит довольно обычной, но это не так. Это инкубатор, лаборатория, библиотека. Обширные колонии моей расы обитают здесь, соединяясь, разъединяясь, меняя форму. Здесь мы способны существовать вне тела носителя, извлекая все необходимое из верхних слоев планеты, благодаря природным процессам, начавшимся миллионы лет тому назад. Мы – общинная раса, но, объединяясь, мы образуем отдельные, независимые сознания. Рано или поздно мы должны или дуплицировать себя и отослать сюда копию, или прибыть лично, как я. Я высадилась на небольшой луне в одном из колец, ибо эта телесная форма бы не выдержала, если бы я спустилась в ней ниже. Все, чем я была, все, что я знала или узнала, было отослано вниз. Колония получила полную копию моей истинной сущности. Затем я ожидала, пока эту запись разъединят на составные части, вновь скомбинируют, проанализируют способами, которых вам не понять. В конце концов из-за нее было созвано великое Собрание, первое за тысячи лет. Величайший единый разум моей расы, собрав вместе все свое могущество и все знания, смог распознать и использовать то, что я сообщила. Наконец, для меня был сформирован информационный пакет, он поднялся ко мне и объединился со мной. Тобруш, которую вы знали, все еще во мне, но теперь я – нечто значительно большее, чем просто Тобруш.
Они смотрели на экран, пытаясь представить себе подобную цивилизацию. Кинтара по сравнению с ней казались им бедными родственниками.
– У нас был большой соблазн овладеть вами, или большинством из вас, – продолжала Миколь. – Я была бы в состоянии это сделать, как и раньше, тем более что нам очень нужны рабочие руки. К счастью для вас, наши исследования показали, что ваш союз не случаен. Статистическая вероятность случайного возникновения подобного союза ничтожно мала, если учесть все факты. В этом Маккрей был прав. В настоящий момент многие из моей расы, те, кто живет в телах, спешат сюда, чтобы помочь.
Это принесло им определенное облегчение. У всех не раз возникала мысль о том, что Миколи могут овладеть ими, однако каждый гнал ее от себя, не желая даже думать на эту тему.
– Вы пришли к какому-либо решению? – спросил Ган Ро Чин.
– Нет, но ваш анализ был весьма точен, капитан. Все наши данные ведут к тем же самым заключениям, что сделали вы.
Капитан сначала растерялся, но потом вспомнил, что когда он строил догадки, Модра была рядом – собственно, именно она и навела его на мысль.
– То есть ваша раса – цель номер один, – заметил он. – Месть прежде всего.
– Мы так считаем. Древние записи не настолько ясны, как им следовало бы, или вернее, не настолько, как мы полагали. Очевидно, многие важные Миколи погибли прежде, чем смогли оставить свою копию. Или же некая высшая сила уничтожила ключевые сведения. Похоже, что князья демонов и их бесчисленные слуги изначально были сделаны из материала подпространства в качестве транспорта для существ Высшей Вселенной, чтобы действовать в нашей, подобно тому, как мы, Миколь, используем для передвижения тела других. Они были… учеными, вероятно, так точнее всего сказать. Я сомневаюсь, что мы способны понять, что они такое. Когда им было приказано прекратить эксперимент и установить как естественный тот порядок, который сложился к тому моменту, небольшая их часть восстала, а возглавил ее Механик. Они проиграли главное сражение и отступили – вниз, как я полагаю, на корму, к двигателям. Капитан приказал остальным уничтожить их одного за другим, если будет необходимо. Война, должно быть, была длительной, тяжелой, масштабной, и велась во всех измерениях. Религии многих рас выросли от примитивных культов солнца в весьма изящные структуры благодаря отголоскам той войны.
– Ангелы и демоны, – сказала Криша.
– Именно.
– Но никто не победил, – подсказала Модра.
– Напротив. Нас предупредили, что не существует такого понятия, как полная победа над этим врагом. Мы не верим, что их возможно убить, в любом смысле этого слова. В лучшем случае они теряют свое тело, свой проводник в эту Вселенную и эту структуру измерений, и возвращаются в междумирье. Увы, там они могут воспользоваться имеющимися материалами и создать себе новую форму, чтобы появиться вновь.
– Так вот почему их поместили в стазис! – воскликнула Криша. – Если они будут заточены в своих телах здесь, в нашей Вселенной, то не смогут сбежать в иной мир и вновь появиться в любом месте, где начерчена пентаграмма!
– Да, это очевидно, – ответила Тобруш. – Однако, как мы видели на примере Механика, в соответствующих условиях, с подходящей физикой и межпространственной геометрией, некая часть их самих и их влияния способна проникать в наш мир, даже не обладая материальной формой. Именно это произошло в пирамиде. Как только Четверо Князей, владык Города, освободились, они узнали условия и как именно они могут это сделать. Боюсь, это не так-то и сложно. Безумные экспериментаторы, дьяволопоклонники, даже неверующие, имитирующие древний ритуал, создали для них маленькие щелочки, из которых в течение столетий без конца появлялись так называемые «естественные феномены». Но Механик настолько огромен, по сравнению со всей нашей Вселенной, что даже часть его может пройти только через главный шлюз.
– Тот водоворот под Городом, – сказала Криша. – Я совершенно точно чувствовала в нем нечто ужасное.
Джозеф взглянул на существо, которое когда-то называл товарищем и другом.
– Так, хорошо, – сказал он, – но что такое вы, Миколи? И те двое других?
– Следовало оставить здесь гарнизон. Даже не имея возможности войти, Механик владеет слишком большими ресурсами и способностями. Любое заточение Кинтара потенциально таило в себе угрозу; всегда оставалась вероятность того, что случилось сейчас. Верных слуг нельзя было оставить здесь, предоставив самим себе. Искушение сделаться богами, особенно за длительное время, было бы слишком велико, и раньше или позже кто-нибудь из них поддался бы, и даже освободил бы Кинтара или Механика.
Криша застыла в благоговении.
– И они сделали свои расы смертными? Вы – потомки ангелов?!
Транслятор Тобруш выдал лучшую имитацию терранского вздоха, на которую оказался способен.
– Увы, нет. Хотела бы я, чтобы было так! В то время в этом секторе галактики три расы достигли сравнительно высокого уровня развития и стремились к звездам. По крайней мере, здесь – три. Вероятно, где-то еще есть бесчисленное множество других, которых мы еще не встречали. Поле битвы и сама битва были действительно масштабными. Эти расы могли быть результатом случайной эволюции, а могли и быть специально выведены – конечно, в процессе ранних экспериментов. Разумеется, мы стали и призом, и пешками в великой битве. Пока она продолжалась, мы помогали одной из сторон проводить эволюции, обычно имея дело с расами на рубеже перехода от зверей к разумным или от разума к цивилизации, как когда. Например, мы не создавали ваш родной мир, но значительно повлияли на образ его развития.
– Значит, мы действительно возлюбленные и долгожданные дети богов, – почти молитвенно произнесла Криша.
– Ты неправильно поняла, – ответила Тобруш. – В то время мы работали на Кинтара.
Все сглотнули, и даже Ган Ро Чин побледнел.
– Вы хотите сказать, что терране – порождения демонов?
– Боюсь, что да, в значительной степени. Однако вы сами стали чем-то вроде поля битвы, во многих случаях. Вы стали объектом великого эксперимента; насколько нам известно, вы – единственный случай, когда Экипаж попытался переделать выведенную Кинтара расу и обратить ее на свою сторону. Похоже, что терране стали у них навязчивой идеей. Большинство рас получили лишь второстепенное внимание; ваша же испытывала прямое вмешательство обеих сторон на протяжении всего эксперимента, до тех пор, пока Кинтара не были побеждены, а Механик не принужден скрыться в своем отсеке.
– Первородный грех, – хмыкнула Модра про себя.
– Что? – переспросил капитан.
– Первородный грех. Это концепция из религии Джимми. Я нашла это в его памяти. Все мы рождаемся греховными, и лишь вера в Бога может спасти нас, а не мы сами. Легенда гласит, что первые терране, Адам и Ева, нарушили запрет Бога, вкусив запретный плод, и поскольку они были нашими прародителями, нам передался этот грех. У моих предков была почти такая же история, хотя их религия совершенно другая. Теперь я понимаю, что дело не в плоде или их поступке – они сами были этим плодом!
– Инь и янь, – ответил капитан. – Конфликт вечных противоположностей. В данном случае – добра и зла во всем. Я нахожу, что это многое объясняет в истории Терры и ее культуры. Даже успокаивает, пожалуй. Единственное, что меня волнует, так это то, что нас создали эти твари.
– У вас не было выбора, – заметила Тобруш. – А вот мы работали на них добровольно. Это гораздо более постыдно. Я бы, пожалуй, предпочла свой прежний кошмар – до сих пор я считала, что мы болезнь, ниспосланная, чтобы уничтожить их.
– Но в конце концов вы предали их и перешли на другую сторону, чтобы биться с ними, – заметил капитан. – И остались на этой стороне, хотя ваш темперамент и создает вам определенные неудобства.
– Ты говоришь правду. По характеру мы ближе к ним. В общем-то, скорее всего, это было чисто прагматическое решение, хотя, как я уже говорила, наши воспоминания обрывочны и неполны. У нас был выбор: либо навсегда остаться подчиненными у Кинтара, либо стать абсолютными властелинами в собственной империи и быть одной из трех равных.
– Я что-то слышала про нравственность, – промурлыкала Модра.
– Нравственность – это субъективное понятие, используемое победителями для разделения правильного и неправильного, – отозвалась Тобруш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51