Он похлопал ее по руке и помог встать на ноги; ему пришлось поддержать ее, пока головная боль и тошнота не отступили. Однако, как только она почувствовала, что пришла в себя, он направился через люк в последний отсек. Оба, Джимми и Гриста, были уже на ногах и выглядели вполне удовлетворительно, за исключением, может быть, нескольких синяков и порезов, но Гриста казалась разгневанной, а Джимми – нетипично сдержанным.
– Черт побери, Джимми! Тебе чертовски повезло, что меня почти не задело! Что мои мозги остались при мне, и я смогла остановить тебя!
– Заткнись, Гриста! – оборвал Джимми. – Просто замолчи, ладно?
Она обернулась к капитану с отвращением на лице.
– Дерьмо! Как ты думаешь, капитан, стоило мне позволить ему отрезать себе яйца?
Ган Ро Чин почувствовал, как у него отваливается челюсть.
– Что?
– Да, именно это он и собирался сделать. Понимаешь, тут все это началось, а мне в последнее время как раз очень хочется, и вот я отстегнула ремни и подошла к Джимми, который снимал свой скафандр, и я сделала то же самое, правильно? И тут, вместо того, чтобы сделать то, о чем я думала… Следующим номером я увидела: он держит нож в одной руке, а в другой – свои собственные яйца; и я схватила его руку с ножом и опрокинула его, и вынуждена была драться как проклятая, только чтобы удержать его. И вот за это он теперь еще и злится на меня! Можешь ты в это поверить?
Чин посмотрел на Джимми Маккрея.
– Это правда?
Джимми предпочитал смотреть в пол, нежели на капитана, но все же медленно кивнул.
– Это было непреодолимое побуждение, но это не было совсем бездумным действием. Я, может быть, наоборот, слишком много думал. Неожиданно я понял, просто понял, что должен сделать это. И если бы я поступил так, все было бы хорошо, все бы успешно сложилось, моя душа очистилась бы. Без вопросов. Это было как откровение.
– И ты до сих пор чувствуешь это? И поэтому злишься?
– Я… я не знаю. Сейчас я не стал бы делать этого, но почему-то я все еще не могу отвязаться от мысли, что это правильно. Ты сам сказал это, кэп, – те штуки не знают нас индивидуально. Они просто высвобождают то, что есть в наших собственных сознаниях, то, что мы прячем даже от самих себя. Возможно, из-за этого я все еще девственник. Может быть, я вообще не хочу становиться мужчиной. По крайней мере, не таким путем.
– Более вероятно, что это чувство вины, – ответил капитан, стараясь помочь коротышке чувствовать себя немного лучше. – Ты ведь когда-то был священником, а потом бросил все это: твои обеты, все, на чем основывалась твоя жизнь и во что ты верил вплоть до того момента. И ты до сих пор боишься, что поступил так, потому что был эгоистичным, чувственным. Этот путь – обоюдоострый выход из положения. Ты уничтожаешь причину своего падения и караешь себя одновременно.
Джимми поднял глаза на капитана.
– Я знаком с популярной психологией. Возможно, ты прав. Однако, моя проблема более фундаментальна. Если бы я когда-то не был священником, мы все могли погибнуть или были бы снова порабощены в той демонской дыре. Каждая частичка моего знания, делающего меня ценным для остальных, – результат того, что я был священником. И когда я достиг высших сфер, он, этот сущий, узнал меня, он сказал, что мы общались с ним раньше, много раз. Что мы – может быть, все мы – были отобраны. То есть я действительно был инструментом высших сил, каким и должен быть священник. Раньше это было просто. Сначала я был в не-терранских мирах, окруженный не-терранами, а потом у меня на спине была Гриста, а потом нам пришлось много, слишком много думать о другом, и времени на такие вещи просто не оставалось. Но не теперь. Не в этот раз. Когда мы вошли в отсек, я хотел ее, грубо хотел ее, и она хотела меня, и вот так все и вышло. – Его глаза были пустыми. – Не существовало иного выхода из положения, понимаешь? Я знаю, мне бы не хватило сил, чтобы сопротивляться…
Ган Ро Чин вздохнул.
– Что ж, ты должен бороться с собственными проблемами наилучшим образом, на какой способен, также как и остальные. Включая Модру и Джозефа.
– Ах да, я связывался и с ними тоже, помню, – сказал Джимми. – Он спас ее жизнь тем, что он сделал, и она знает это. Не осознанно, конечно, но это первый случай изнасилования, о каком я когда-либо слышал, ставший благодеянием. Она просто не хочет признать это, ибо это значило бы раскрыть темные уголки собственной души.
– Что? Вот как? Спас ее жизнь?
Джимми кивнул.
– Прежде чем связь прервалась, я получил от нее картинку. Это была всего лишь секунда, может быть, доля секунды, но больше и не нужно было. В ней накопилось достаточно чувства вины, чтобы хватило на нейтронную бомбу. Она убила бы себя в несколько минут, если бы он не овладел ею. Не уверен, что он знал это, или что это имело какое-то отношение к тому, что последовало, но знание этого принесло ему чувство самодовольства и ощущение собственной праведности. – Он сдержанно, нерадостно усмехнулся. – Прямо целый экипаж спасителей!
Ган Ро Чин криво улыбнулся.
– Тебя удивит, если я скажу, что, по-моему, мы самый странный экипаж спасителей?
– Что ты имеешь в виду?
– Мы обладаем совершенно различными навыками, талантами, способностями, мы занимались совершенно разными делами до начала нашей текущей миссии, мы все здесь постоянно сталкиваемся с грузом нашего воспитания, а теперь еще и с грузом худшего, что есть в нас самих, и все же мы по-прежнему здесь. И по-моему, если уж ты хочешь верить, что участвуешь в некой божественной миссии, прекрасно, но тогда иди до конца, как того требует логика.
– Что?
– Представь, что, возможно, изначальным предназначением Гристы в этой команде было спасти тебя от тебя самого. То есть ее действия тоже были предопределены.
Сказав это, Ган Ро Чин вернулся в среднюю кабину. Одновременно из верхнего отсека спустилась громоздкая, неуклюжая фигура Джозефа.
– Как дела у Тобруш? – спросил капитан.
– Порядок. Газ отключил тело, но не саму Тобруш внутри него. Она просто не могла двигаться. Она говорит, что потратила все время на то, чтобы отогнать ту материю. Эта дрянь все пыталась войти и слиться с ней.
Чин нахмурился.
– Слиться с ней? Что это значит?
– Помнишь, мы говорили, что та материя не может существовать в нашей Вселенной сама по себе? Что ей обязательно нужна какая-то защита? Подумай обо всех страшных историях о сверхъестественном, какие ты когда-либо слышал. Одержимость дьяволом, ходячие мертвецы, вампиры, оборотни, пугавшие моих древних предков – все это одно и то же.
– Во всех культурах есть подобные легенды, или их эквиваленты.
Джозеф кивнул.
– В том-то все и дело, капитан. Это не просто случается в тех или иных историях. Демоны являются, когда они вызваны, нарочно или нет; вампиры, оборотни и им подобные созданы кровью и хорошо обдуманными действиями. Самое же главное… Материи иного мира не нужны призраки, она просто использует их. Но она также может использовать тела и сознания.
Внезапно Ган Ро Чин понял.
– Так вот что эта штука пыталась сделать! Взять контроль! Боже! Подумай обо всех кораблях и людях, перемещающихся через подпространство! О тех, кто передвигается на автопилоте и по запрограммированному курсу, кто не может избежать того, чего, по их мнению, вообще не существует. Они не просто контролируют торговые пути – они создают себе новообращенных! Принудительно новообращенных! Тех, кто затем будет не только сеять семена зла, а будет еще и рисовать пентаграммы, и заманивать излишне доверчивых, и создавать ворота для входящих Кинтара!
Великан кивнул.
– Мы решили не приближаться к каким-либо пограничным постам. Меньше чем в три дня мы можем достичь места, известного только Тобруш. Это одно из тех мест, откуда она сможет связаться с высшими кругами своего народа – я не имею в виду джулки. До сих пор, чем дальше мы летим, тем меньше этой дряни на мониторах. По крайней мере, в этой части ты, по-видимому, прав. У них действительно меньше той материи, чем им необходимо.

* * *

Ган Ро Чин уселся на край тумбочки, Тобруш – рядом, за своим пультом в верхней камере.
– Я знаю, у тебя достаточно силы, чтобы изолировать остальных, – мягко сказал капитан. – Я бы предпочел приватный разговор.
– Ты можешь говорить свободно, – ответила Миколь. – Разум джулки неразрывно взаимодействует с их сознаниями, но я могу сознательно перенаправлять свое восприятие к моей истинной сущности. Ничто не будет подслушано, если ты не захочешь этого.
– Именно об остальных я собирался говорить.
– Да, я так и думала. Нам осталось два часа до выхода из подпространства.
– Ты наблюдала за ними, ты связана с ними. Уверен, ты заметила перемены.
– Перемены в поведении и отношениях терран не всегда очевидны для иной расы.
Капитан вежливо улыбнулся, давая понять, что не верит.
– Я говорю о постепенно происходящих, устойчивых изменениях в поведении экипажа за последние три дня, после того происшествия. Криша почти совершенно замкнулась в себе. Она мало говорит, отказывается надевать скафандр и в половине случаев, похоже, не понимает, что ей говорят, даже если с ней говорю я.
– Да, это заметно. Ее мысли чрезвычайно темны, запутаны и полны страхов. Воспоминания о ее жестоком испытании слишком ярки, и порой ей трудно отличить их от реальности. До сих пор она была очень сильной. Я надеялась, что некоторое время и небольшой отдых помогут ей разобраться в себе.
– Я и сам так думал, – согласился Чин. – Но это не единственный пример. Вот хотя бы Модра. Изнасилование – одна из тех вещей, которых терране больше всего боятся. Это отвратительное вторжение в самую личную область женщины, и в некоторых культурах оно использовалось, чтобы через страх лишить женщин их ведущих ролей. Сразу же после случившегося она реагировала в точности так, как я и ожидал. Однако теперь это вдруг стало ничуть не важно, и она повсюду ходит с Джозефом, и за последние два дня дважды занималась с ним любовью по собственному согласию.
– Четыре раза. Ты спал больше, чем они. Могло быть и больше, если бы они не были так потрепаны и истощены.
– Четыре! Еще не легче!
– Я нахожу многие ваши ритуалы и сопровождающие их физические действия крайне занимательными. В особенности поразительны оральные варианты, ибо они не имеют прямой связи с изначальными функциями. Я не могу, однако, без предварительной подготовки оценить такое поведение как необычное. Существует множество рас…
– Да-да, я знаю. Но это так; оно в высшей степени необычно. А Маккрей – он стал груб, даже жесток к Гристе, и холоден и отстранен по отношению к другим женщинам. При этом он вовсю подбадривает Джозефа, и даже пытался предложить мне наброситься на Кришу. Когда пытаешься его урезонить, он срывается и либо приходит в ярость, либо по-тихому уходит. Джозеф… в нем я не заметил серьезных изменений. Возможно, в нем количество перешло в качество, но мне это трудно оценить.
– Джозеф перешагнул грань, ранее отделявшую его от того, что вы называете манией величия. Он больше не рассматривает людей как личности, а лишь как игрушки для его развлечения. До этого он убивал, чтобы выжить; теперь он может убить, просто если ему этого захочется. Он, безусловно, не владеет собой и неспособен к самооценке. Лишь аккуратно стимулируя и направляя его импульсы, мне удается держать его в узде. Твои ощущения верны. Они все искажены.
Ган Ро Чин вздохнул.
– Значит, эта… эта дрянь, эта порочная программируемая плазма, все-таки добралась до них.
– Да. Первые несколько часов я была слишком ослаблена и дезориентирована, чтобы понять это. Как оно работает, я знала еще с прошлой атаки, но тогда атаковали не меня. На этот раз я тоже подверглась нападению, и пока восстанавливалась, оно уже слилось с их организмами настолько, что его почти невозможно обнаружить. А то, что нельзя обнаружить, нельзя и удалить.
– А они сами не осознают это?
– Да, но самая основа зла как раз и состоит в том, что ты обличаешь его, когда видишь в других, и всегда находишь ему рациональное объяснение, когда сам делаешь дурное. Они не перейдут на сторону врага – они слишком сильны для этого. Но они подвергаются искажению, метаморфозе, и становятся все более похожими на врага. Я могу контролировать тех троих, с которыми нахожусь в контакте, даже направлять их, если понадобится. Ты и синт, по-видимому, избежали воздействия, поскольку физиологически устроены иначе. Но Крише я почти не могу помочь, потому что она использует это искажение, чтобы создать ад для себя самой. Мы могли бы загипнотизировать ее, до известной степени, ради сиюминутной пользы, но это будет ненадолго, и боюсь, с каждым разом внушение будет длиться все меньшее время. Энергия Кинтара – назовем это так, за неимением лучшего определения, – будет оставаться в ней, сопротивляясь нашему воздействию, и хотя программа, вложенная в эту энергию, так же аморфна, как и ее форма, она сделает все, чтобы приспособиться, и она имеет функцию самообучения.
– Ты хочешь сказать, что у нее… у них не осталось никаких шансов?
– Этого я не говорила. Нужно любым путем заставить эту материю проявиться. Если я смогу ее обнаружить, то смогу и отделить ее от них, а затем удалить. Того, что они уже сделали, конечно, не воротишь, однако они хотя бы смогут свободно распоряжаться тем, что и как делают. Мы должны изгнать ее. Мы не смеем атаковать Кинтара, не разобравшись с этим. Я полагаю, что Кинтара, находясь рядом, могут программировать эту материю одним лишь усилием воли. Пока внутри наших товарищей сидит эта дрянь, Кинтара в любой момент смогут превратить их в свое подобие. Я надеюсь, что когда мы впервые выйдем из подпространства, то материя иного мира внутри них, никогда не испытывавшая подобного, среагирует и попробует защитить себя. Используя наш контакт, я, возможно, смогу удалить эту материю по крайней мере из тех троих, с кем я метафизически связана.
– Да, но даже если это и сработает, то ты сама сказала, что эта дрянь может учиться. А Криша…
– Я сделаю, что смогу, однако не уверена в успехе даже относительно себя самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51