Полчаса назад он отвез Катю на корабль.Толмасов с неприязнью посмотрел на грузина.— Здесь мы тоже от избытка работы не стонем, — мрачно заметил он.— Вы, мой друг, слишком серьезны. Заметьте, я говорю вам об этом, по меньшей мере, в сотый раз.— По меньшей мере, — согласился Толмасов. Руставели фыркнул.— Но это не означает, что товарищ полковник не прав, Шота Михайлович, — вставил Брюсов, как всегда абсолютно непробиваемый по отношению к шуточкам биолога.Толмасова мучило вынужденное безделье. Он привык осознавать свою значимость для всей миссии «Минерва» и теперь не находил себе места, чувствуя, что теряет ее остатки.И все из-за этого чертова недоумка Лопатина!«Афина» обкладывала матом Вашингтон и, как бы между прочим, Толмасова; Вашингтон материл Москву; а Москва по два раза на дню посылала по матушке того же Толмасова. Так что полковнику доставалось со всех сторон, а сам он не мог сделать втык даже Лопатину, потому что тот до сих пор не удосужился выйти на связь.Попросить Хогрэма, чтобы тот послал весточку через каньон, тоже не представлялось возможным. Во-первых, местный хозяин владения и сам не имел возможности связаться со своей армией — перебраться через Каньон Йотун было для аборигенов столь же сложным делом, как «Афине» и «Циолковскому» слетать на Минерву.Во-вторых, все проблемы между «человеками» Хогрэму что шли, что ехали. После радиосеанса с хозяином владения омало ему пришлось признать, что существуют пришельцы, с которыми он не знаком. Но в то, что где-то есть целая планета человеков, готовых вцепиться друг другу в глотки только потому, что один из них, проклятый Лопатин, спятил, старый скармер не поверил. Да и сам Толмасов не поверил бы, будь он Хогрэмом.В принципе, экипаж «Циолковского» продолжал делать кое-какую работу — Брюсов проводил сравнительный анализ сельского и городского диалектов минервитянского языка, Руставели изучал многочисленных представителей местной фауны, Ворошилов и Катя ставили какие-то биохимические опыты, — но все это казалось сейчас Толмасову делом второстепенным.— Ворошилова, кстати, ничуть не беспокоит молчание Лопатина, — напомнил полковнику Руставели.— Тогда почему он прервал межкорабельную связь, когда ты вызывал американцев? — спросил Толмасов и сам же ответил: — Потому, полагаю, что его голова покатилась бы с плеч, если бы в «конторе»… — полковнику показалось, что он подыскал самую подходящую замену неприятной на слух аббревиатуре КГБ, — решили, что он ничего не предпринял, перехватив твой разговор.— Думаю, есть и другие причины, — медленно проговорил Руставели. Медленно и, к некоторому удивлению Толмасова, вполне серьезно. — Юра возмущался, что Лопатин скопировал его стихи, посвященные Кате, и ввел их в свой секретный файл. В качестве улик, только для чего — не понял ни он, ни я.— Я возненавидел бы любого, кто проделал бы такое по отношению ко мне, — заявил полковник и вдруг до него дошел полный смысл сказанного Шотой. — Погоди-ка. А каким образом Юрий узнал, что его стихи — в секретном файле Лопатина?— Самым обычным, — Руставели пожал плечами. — Он их прочел.— Это невозможно. — Положа руку на сердце, Толмасов и сам неоднократно пытался открыть пресловутый секретный файл, но всякий раз у него ничего не выходило. Если уж руководителя экспедиции не ознакомили со словами-ключами для проникновения в личный файл гэбэшника, то откуда их мог знать корабельный химик? — Разве что…Руставели поймал взгляд полковника и кивнул.— Именно. Но прошу отметить, что Я вам ЭТОГО не говорил.— Конечно же нет, Шота Михайлович. Но Юрий! Кто бы мог подумать?— Не пойму, чего не говорил Шота? — спросил Брюсов. — Что кто-то мог бы подумать о Ворошилове? — В голосе лингвиста прозвучало такое замешательство, будто Толмасов и биолог только что говорили на языке, скажем, индейцев-навахо.— Пустяки, Валерий Александрович. Ничего особенного, — мягко сказал Толмасов. Иногда сталкиваешься с людьми настолько простодушными, что открывать им глаза на происходящие вокруг гнусности само по себе весьма гнусно.Впрочем, гаденькое чувство самодовольного превосходства над наивным ученым теплилось в груди полковника всего пару-тройку минут. Потом он вспомнил, что совсем недавно считал таким же простачком и Ворошилова, который, как выяснилось, гусь еще тот. * * * — С тобой все в порядке, Реатур? — спросила Ламра, когда хозяин владения подошел к ней. Сегодня он почти не разговаривал с другими самками, а сразу дал ей знак отойти в сторонку для беседы.Если в прежние свои посещения хозяин владения выглядел просто усталым, то сейчас — усталым и разбитым. Одна из его рук странно дергалась, когда он вздыхал. А вздыхал он часто.— Со мной не совсем все в порядке, малышка. Вернее, со всеми нами. Скармеры сильно нас побили.Ламра увидела, что тело ее предательски синеет, но чувства страха сдержать не смогла.— Так что же мы будем делать теперь? — спросила она озабоченно.— Мы? — нежно переспросил Реатур. — Тебе, дорогая, делать ничего не надо. Что до меня, то я намерен сражаться с врагами. Может быть, здесь, ближе к замку, где проживает большинство моих самцов, скармерам не удастся одержать столь легкую победу.— А если удастся?Хозяин владения втянул руки и глазные стебли, затем снова выпустил их — человек в такой ситуации пожал бы плечами. — Если им удастся, то третьего боя может и не быть. Понимаешь, о чем я?Ламра задумалась.— Мы проиграем? — неуверенно произнесла она несколько мгновений спустя.— Верно, — подтвердил Реатур. — Твои мысли всегда должны быть тонким прозрачным ледком, Ламра, сквозь который ты сможешь видеть все ясно. Мыслить мало и глупо — все равно как смотреть на что-нибудь сквозь мутный грязный лед.— А-а, — откликнулась Ламра и, желая тут же продемонстрировать, что такого рода устные уроки не проходят для нее даром, спросила: — Тогда ты, может быть, покажешь мне, что держишь в одной из рук. Это что-то для меня?Глазные стебли Реатура зашевелились — довольно слабо, но все же заметно.— Да, малышка. Я принес кое-что для тебя, — он протянул руку и показал самке подарок, на который она воззрилась сразу тремя глазами, а потом воскликнула:— О, да ведь это же бегунок! Маленький бегунок, целиком вырезанный из дерева. Как красиво, Реатур! Спасибо. Где же ты его взял? Вырезал сам?— Да, — ответил хозяин владения и ненадолго замолк, но затем продолжил: — Я хотел, чтобы какая-то вещь напоминала тебе обо мне, даже если… если случится худшее.— Я никогда не потеряю его, — пообещала Ламра, не сводя глаз с игрушки. — Сегодня же высуну его из-за угла и напутаю глупышку Пери! — Она так и не научилась долго оставаться серьезнойНа этот раз Реатур засмеялся, не пытаясь сдерживаться, как бывало раньше.— Я рад, что пришел повидаться с тобой. Это помогает мне хоть ненадолго забыть о неприятностях. — Он согнул глазной стебель и посмотрел вниз, на ее набухшие почки. — Хочешь услышать от меня глупость, Ламра?— Не думаю, что у тебя получится, отец клана.— Это лишний раз доказывает, насколько ты молода и несмышлена, — усмехнулся Реатур. — Глупые мысли посещают порой и отцов клана, а не только обычных самцов. Я вот, к примеру, подумал сейчас, что не отказался бы еще раз внедрить в тебя почки.— И вправду глупо, — согласилась Ламра. С тех пор как Реатур внедрил в нее почки, она потеряла всякий интерес к совокуплению, но понимала, что у хозяина владения, как и у любого зрелого самца, он, конечно же, сохранился. — Здесь множество других самок, с которыми ты мог бы спариться.— Я знаю, — ответил Реатур, — но это будет не так. Не так, как с тобой. Снова внедрить в тебя почки, это все равно что… — он умолк, подыскивая подходящие слова, — совокупиться с другом, вернее, с подругой. — Казалось, что хозяина владения самого потрясли сказанные им слова. — Именно так, наверное, обстоят дела у человеков, самки которых живут так же долго, как и самцы. Я думаю, это утешает, особенно в плохие времена.— Наверное, — сказала Ламра сухо, но затем все-таки спросила: — Если человекам удастся сохранить мне жизнь после почкования, мне захочется снова совокупиться с тобой?— Я не знаю, Ламра, — пробормотал ошеломленный Реатур. — Если нам всем очень, очень повезет, мы, может быть, узнаем. * * * — Сомневаюсь, что эта элочица вообще когда-нибудь разродится, — скептически пробурчала Сара и перевела взгляд с мужа и Пэт на стоявшую вдалеке «Афину». За последние два дня они пять раз навещали самку элока. Почки у той выглядели совсем созревшими, но роды все никак не начинались. — Схожу-ка я в замок и снова осмотрю Ламру. Я все еще надеюсь, что она продержится до тех пор, пока мы не добьемся успеха.Ирв пожал плечами.— А я схожу на корабль. Проголодался.— О'кей.Оба вопросительно посмотрели на Пэт. Она молчала, будто прокручивая у себя в голове магнитофонную ленту со сказанными ими словами, чтобы со второй попытки уловить суть происходящего вокруг, а потом ответила:— И я бы сходила на корабль.— Проследи, чтобы она чего-нибудь поела, — вполголоса бросила Сара Ирву. Прозвучало это как фраза из репертуара заботливой, но практичной мамаши-еврейки, и антрополог хотел схохмить на эту тему, но вовремя одумался. Благодаря своему длинному языку, он не раз оказывался в глупейшем положении.Сара направилась к замку.— Пошли, — бросил Ирв ПэтОна снова слегка «затормозила», но потом все-таки пошла за ним.Брэгг встретил их в воздушном шлюзе.— Наконец-то хоть кто-то соизволил явиться, — проворчал он, поправляя кобуру с пистолетом у себя на поясе. — Я еще с утра собирался выбраться на прогулку, разведать путь, по которому скармеры, скорее всего, двинутся в новое наступление. Полагаю, ждать осталось недолго.— А где Луиза? — спросил Ирв.Брэгг скользнул взглядом по Пэт, затем многозначительно посмотрел на антрополога.— Она вышла… — буркнул он.Значит, сейчас Луиза проводила какие-то сейсмографические исследования, которые должен был выполнить Фрэнк, если бы был жив. К счастью, Пэт ничего не заметила. Она словно отсутствовала.— Только не старайся лишний раз попасться на глаза скармерам и… товарищу Лопатину, — предупредил Ирв. — Не забывай о том, что ты — единственный из нас, кто сможет отпилотировать «Афину» на Землю.— Можешь не напоминать, — поморщился Брэгг. — Я знаю, что должен быть хорошим мальчиком, но не обязан изображать, что мне это нравится. — Он торопливо вышел из шлюза, не скрывая своего нетерпения поскорее покинуть корабль.Ирв обернулся к Пэт.— Пойдем-ка на камбуз, посмотрим, чем там можно перекусить.— Хорошо, — отозвалась она бесцветным голосом.«Господи, как же меня достали концентраты!» — в тысячный, наверное, раз подумал Ирв, наливая горячую воду в банку с обезвоженной говяжьей тушенкой. С каким аппетитом он проглотил бы сейчас свежий бифштекс с кровью! Заставив себя съесть свою порцию, антрополог швырнул пластиковую тарелку в корзину для грязной посуды и посмотрел на Пэт. Та лениво ковыряла вилкой почти нетронутую еду.— Поешь хотя бы немного, — осторожно попросил ее Ирв.Пэт проглотила пару кусочков и отложила вилку в сторону.— Не хочется мне есть. И вообще ничего не хочется, — произнесла она, тупо уставившись в пространство.— Ты должна есть, — мягко укорил ее антрополог. — Иначе совсем ослабнешь, — добавил он и умолк.Пэт не ответила, и Ирв подумал, что она снова где-то далеко отсюда. Потом он увидел, что ее плечи мелко задрожали, а из глаз выкатились две слезинки. Пэт шмыгнула носом и прикрыла лицо ладонями.Она еще ни разу не плакала с тех пор, как погиб Фрэнк. Во всяком случае, Ирв ее плачущей не видел.— Успокойся, дорогая, — сказал он, встав со стула и подойдя к ней. — Все будет хорошо.— Ничего и никогда… не будет хорошо, — прошептала Пэт сквозь рыдания. — Ведь Фрэнка больше не будет.Здесь Ирв ничего сказать не мог. Кроме дедушки и бабушки, он никого из любимых людей еще не терял. Ему в этом смысле везло.Ирв опустился на колено рядом с Пэт и неуклюже обнял ее за талию. Сначала она попыталась сбросить его руку, но затем изогнулась и положила голову ему на плечо. Горячие слезы потекли у него по шее. Ирв обнял Пэт и второй рукой и теперь сидел неподвижно, предоставляя ей возможность выплакаться.Через некоторое время она подняла голову. В резком голубовато-белом свете флюоресцентной трубчатой лампы на потолке ее лицо, покрытое красными пятнами, распухшее и залитое слезами, смотрелось ужасно. Ирв озабоченно покачал головой и, протянув руку, взял со стула бумажное полотенце.— На, — сказал он, — утрись.Пэт промокнула глаза и шумно высморкалась.— Спасибо, — поблагодарила она, всхлипывая. — Спасибо тебе, Ирв.— Не за что.Он сделал попытку убрать с талии Пэт левую руку, но женщина с силой вцепилась в нее.— Не надо, не убирай ее, пожалуйста. Я впервые хоть что-то чувствую с тех пор, как… — она запнулась, — с тех пор, как убили Фрэнка. Кажется, будто все время сижу в стеклянной банке для образцов. Вижу предметы, слышу звуки, но не могу соединить их воедино — они просто отскакивают от стеклянных стенок. А сейчас… я знаю, что ты здесь, рядом со мной.— О'кей, — «Может, эта банка и помогла тебе пережить шок, — подумал Ирв. — Если ничего не проникает сквозь стекло, то и боли ничего причинить не может».— Дай мне, пожалуйста, полотенце. — Пэт тщательно вытерла лицо, скомкала большую бумажную салфетку и отшвырнула ее в угол. — Выгляжу я, наверное, погано.— Если откровенно, то да.Ирв понадеялся, что придушенное фырканье, которое он услышал в ответ, означало, что Пэт попыталась рассмеяться.— Ты умеешь говорить приятные вещи, Ирв.— Я пытаюсь, — ответил он шутливо, но в этот момент Пэт подняла на него глаза, и смотрели они абсолютно серьезно.— Я знаю. Спасибо тебе еще раз. Как приятно снова что-то почувствовать.— Хорошо. Это хорошо, Пэт. — Антрополога раздирали противоречивые чувства. Да, с одной стороны, он был рад, что ему удалось помочь, поддержать Пэт чисто по-дружески, и все такое прочее, но… Обнимая ее за талию, он, черт побери, чувствовал, что обнимает женщину. Женщину, которая не далее как месяц назад пыталась его соблазнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47