За последующие десять дней у полковника выработалась стойкая ненависть к оранжевому цвету. Не питая особо нежных чувств к Лопатину, теперь он почти открыто презирал его. Постоянные шуточки Руставели обрыдли ему до скрежета зубовного. Даже Катя начала действовать на нервы. Впрочем, Толмасов догадывался, что его «сожители» платили ему и друг другу той же монетой.Тарантулы спокойно шипели себе в своей банке, пока на одиннадцатый день не пришел вызов с «Циолковского».— Москва недоумевает, почему мы не присылаем им свежих данных о новых поездках, а продолжаем давать информацию о работах, проведенных минимум две недели назад, — доложил Ворошилов.— Пошлите Москву куда подальше, Юрий Иванович, — ответил ему Толмасов. По негласному сговору узники не упоминали в разговорах слово «москва», все еще надеясь, что конфликт с минервитянами как-нибудь разрешится сам собой.— От этого воздержусь, но сказать им хоть что-нибудь давно пора… — пробормотал химик.— Если говорить, то только правду, — вздохнул полковник. Раз уж сверхтерпеливый тихоня химик начал ворчать, значит, дела действительно обстояли плохо.Пришедшая на следующий день радиограмма с Земли была суха и конкретна: «Используйте любые средства, необходимые для поддержания хороших отношений с аборигенами, и продолжайте запланированную программу исследований».— Нужен инструктор по стрельбе, — пропел Руставели. — Есть добровольцы?Толмасов только хмыкнул. * * * Фральк в пять глаз наблюдал за тем, как человек открыл небольшую задвижку и вставил в нижнюю часть автомата кривую коричневую коробочку.— Здесь содержатся пули, — сказал Олег.— Пули, — повторил Фральк. Как много слов предстояло заучить! И ведь ни одно никак не переведешь на скармерский; эквивалентов новым понятиям в нем не существовало. — Пули, пули, пули.— Хорошо. Пули выходить из дула, когда ты спускать курок.— Дуло. Курок — Фральк повторял слова, а Олег, держа автомат в одной из своих многопалых рук, указывал на его части.Затем он протянул автомат старшему из старших.— Давай. Спускай курок.— Что? — Фральк начал тревожно синеть. — Ты сказал, что… пули должны выйти! — Он уже видел, ЧТО сделали пули с кронгом. А что если сейчас они сделают то же самое с ним или с Олегом?— Давай. Нажимай, — повторил Олег.Фральк с опаской дотронулся когтем до спускового крючка — твердого как камень и гладкого как лед. Потом нажал на него. Ничего не произошло.— Нет пуль, — сказал он облегченно.— Нет пуль, — согласился Олег, забрал автомат и щелкнул маленькой штучкой, чуть повыше спускового крючка. — А это регулятор.— Регулятор, — послушно повторил Фральк.— Да. Когда регулятор вверх, ты не нажимать на курок. Когда регулятор вверх, автомат не стрелять случайно.— Вверх, — сказал Фральк. При мысли о том, что автомат может выстрелить случайно, ему снова захотелось посинеть. Копье или топор делали только то, чего требовал от них воин. Автомат, похоже, мог изредка действовать по собственному усмотрению. Старший из старших сильно сомневался, что осмелится ходить с автоматом, когда рядом не будет никого из человеков.— Смотри! — Олег сдвинул регулятор. — Когда он здесь, не вверху, не внизу, автомат стрелять много пуль сразу, одна за другая. — Он еще раз щелкнул регулятором. — Когда внизу, автомат стрелять по одна пуля.— Зачем? — спросил Фральк.— Если враг близко, ты использовать меньше пуль и сохранять их для другие враги.— А-а, — сказал старший из старших, — ясно. До чего же много нужно было запомнить! ГЛАВА 9 Завывающий южный ветер дул так сильно, что подхваченные им большие хлопья снега долго летели над землей почти горизонтально, прежде чем упасть. Реатур стоял посреди поля, широко раскинув руки.— Наконец-то погода меняется к лучшему, — произнес он удовлетворенно. — Вряд ли надолго, но все равно хорошо. Ох, как мне надоела жара!— Жара? — пробормотала стоявшая рядом человечья самка. Сегодня Луиза напялила на себя еще больше фальшивой кожи, чем обычно. Даже глаза прикрыла двумя пластинами, соединенными друг с другом и прозрачными как лед.— Такой приятный южный ветерок, — продолжал хозяин владения, энергично жестикулируя, — очень полезен. Он помогает стенам моего замка оставаться твердыми.— Приятный южный ветерок, — эхом отозвалась Луиза и вздохнула, в точности как взрослый самец омало. — Я рада, что холод может быть полезен хоть для что-то.— Это не холод, — возразил Реатур, и человечья самка вздохнула еще раз.«Да, — подумал он, — как видно, под понятием „хорошая погода“ мы и они подразумеваем совсем разные вещи». Какие же все-таки странные эти человеки! Вон идут еще трое… Приглядевшись, Реатур узнал Ирва, Пэт и Сару. Идут и болтают о чем-то на своем языке.— Ну что, сегодня удачно? — крикнул хозяин владения.Когда все трое, вздрогнув, обернулись, он увидел, что спереди их внешние покровы сильно забрызганы элочьей кровью. Ветер донес до него ее знакомый запах, смесь ароматов почкования и смерти. Обоняние не подвело Реатура, поскольку мгновение спустя Сара угрюмо ответила:— Не очень.— Частично, — поправила ее Пэт. — Почкование уже начинаться, когда мы добираться до загона элока. Не иметь много времени подготовиться. Надеемся, следующая попытка лучше.Человеки повторяли примерно одно и то же с тех пор, как Сара впервые попробовала спасти самку элока. «Ничего у них не выйдет», — мрачно подумал Реатур. Будто подхватив его мысль в воздухе, как снежинку, Сара сказала:— Нам пока не везет. Если бы эта самка была Ламра, Ламра умирать.— Как много времени осталось до ее почкования? — спросил Ирв. Постоянно общаясь с омало, он уже довольно хорошо владел их языком.— Два раза по восемнадцать и еще половина восемнадцати дней, — ненадолго задумавшись, ответил Реатур. Когда Сара в первый раз заговорила с ним о том, что попытается спасти Ламру, он долго колебался, прежде чем согласиться, и сделал это в основном из соображений вежливости. А теперь… Попытки проваливались одна за другой, надежда на успех улетучивалась, а Реатур все сильнее переживал, хватаясь за эту призрачную надежду всеми шестью руками. Смысла в своих переживаниях он не видел, но уже привык к тому, что всякий здравый смысл тает, когда человеки прикасаются к нему.— Пойду чиститься, — сказала Пэт, дотронувшись до своей залитой кровью одежды, и направилась в сторону летающего дома. Сделав несколько шагов, она обернулась. — Жалко, нет горячая вода.Последняя фраза сбила хозяина владения с толку. Почти так же его когда-то поразила Сарина идея насчет того, что Ламра может остаться в живых после почкования.По его мнению, вода обладала единственным достоинством: мыться ею было удобнее, чем льдом или снегом. Но ГОРЯЧАЯ вода? Горячая вода пригодна в качестве оружия на войне — ею приятно обдавать противника или подмывать толстые ледяные стены вражеского замка. Неужели Пэт действительно хотела бы в ней помыться? Реатур знал, что человеки любят тепло и даже жару, но, проклятье, не до такой же степени! Наверняка в их владении не строят домов изо льда. * * * Самцы-скармеры тащили к Каньону Йотун готовые лодки. В хвосте процессии, весело насвистывая, шагал Олег Лопатин. Остальные члены экипажа «Циолковского» очень удивились бы, услышь они этот свист. Тем не менее Лопатин считал, что у него есть все причины для хорошего настроения.Во-первых, идти ему сейчас было гораздо легче, чем воинам. Конечно, на плече у него висел АК-74, а за спиной — тяжелый рюкзак, но их вес смешно сравнивать с весом лодок, каждую из которых волокли шесть аборигенов. Ничто так не согревает душу, как наблюдение за теми, у кого работа труднее, чем у тебя.Во-вторых, вскоре Лопатину предстояло заняться тем, о чем должен мечтать любой советский офицер. Он будет воевать с американцами — не с теми далекими и отстраненными врагами, которые держат руки на кнопках запуска ядерных боеголовок, а с реальными, теплыми на ощупь янки, все вооружение которых — пяток пистолетов.Итак, гэбэшник насвистывал.Фральк обратил к нему второй глазной стебель.— Каким образом ты издаешь такие необычные звуки, Олег Борисович? — спросил он на хорошем русском.— Надо немного округлить губы, — начал было Лопатин, но затем махнул рукой. — Ладно, не обращай внимания. Твой рот, мой рот — неодинаковые.— Это уж точно, — вздохнул Фральк, после чего все же попробовал с шипением втянуть воздух и выпустить его изо рта.На свист этот звук совершенно не походил, зато чем-то напомнил Лопатину утечку пара из поврежденного вентиля. Иллюзия была бы полной, если бы при дыхании изо рта у Фралька вырывался дымок. Дымок не вырывался — дыхание слишком холодное.Тут гэбэшник мысленно отметил третью причину своего приподнятого настроения — «маршируя» вместе со скармерами, он почти не мерз.Вскоре отряд добрался до места. Лодки тотчас уложили на землю, и воины, усевшись в них, принялись «насухую» упражняться в гребле. У некоторых получалось неплохо, другие же то и дело сбивались с ритма, особенно когда поворачивали к гулявшему рядом Лопатину по три, а то и по четыре глазных стебля. В отличие от гэбэшника, им не грозило почти мгновенное окоченение в случае, если лодка перевернется и выбросит седоков в ледяную воду, бурлящую в Каньоне Йотун. С другой стороны, опять же в отличие от него, никто из самцов не умел плавать.В том, что многие скармеры утонут при переправе, Лопатин не сомневался. Понимали это и Хогрэм с Фральком. Последний, видимо, понял раньше всех, потому что уже давно отобрал для своей лодки лучших гребцов. Не додумайся он сам, Лопатин посоветовал бы ему сделать это, поскольку в той же лодке предстояло плыть и ему. Когда дело касается спасения собственной шкуры, все разумные существа мыслят одинаково.Рев потока доносился со стороны каньона с утра, но где-то на середине пути Лопатин так свыкся с ним, что перестал обращать на него внимание. Точно так же в Москве он игнорировал уличный шум. Но теперь, стоя неподалеку от ущелья, ему удалось различить в общем гуле зловещий скрежет льдин. Если лодка наткнется на одну из них, то и лучшие гребцы не спасут.Мысль об этом только укрепилась, когда Лопатин осторожно глянул вниз с края каньона и сквозь кружащий над ним снег увидел здоровенные куски льда, несомые бурным потоком.Лопатин поспешно отошел от края и поискал глазами Фралька. Тот в данный момент был всецело поглощен надзором за подготовкой к спуску лодок на воду. Бригады самцов начали работу над разравниванием и расширением тропы еще до начала наводнения, но даже сейчас она не была абсолютно гладкой и достаточно широкой. Крутой, и обледенелой, это да. Спуск лодок с воинами на воду представлялся Лопатину дельцем весьма нелегким. Впрочем, это забота Фралька, а не его.Старший из старших проявил себя неплохим организатором. Самцы, тянущие лодки на веревках, сменяли друг друга с почти балетной точностью. Но самое главное — доставка лодок непосредственно к воде — было еще впереди.Но и в выполнении этой задачи Фральк оказался на высоте. Больше ориентирующийся в электронике, чем в механике, Лопатин все же по достоинству оценил творческое решение старшего из старших: приблизившись к краю каньона, самцы-«тащилыцики» мигом превращались в «держальщиков», заходя сзади лодок и придерживая их, чтобы они не устремлялись вниз быстрее, чем требовалось.Лопатин вытащил «никои» из чехла и быстро сделал несколько снимков. Он хотел взять с собой единственную на «Циолковском» видеокамеру, но Толмасов не разрешил. В общем-то, правильно сделал: дорогостоящая японская игрушка могла погибнуть при переправе или же на восточной стороне ущелья, где передряг будет достаточно.Понаблюдав за спуском еще несколько минут, гэбэшник понял, что сравнение с балетом здесь, пожалуй, не совсем верно. Скорее, такая математическая слаженность напоминала о показательных выступлениях гимнастов-комсомольцев во время праздничных торжеств на Красной площади— Олег Борисович, тебе пора бы уж и вниз спуститься, а не глазеть здесь без толку, — заметил Фральк, повизгивая от волнения.Лопатин почувствовал, что краснеет, хотя к лицу то и дело липли хлопья снега.— Ты прав, старший из старших. Прошу прощения, — сказал он и начал осторожно спускаться по склону, всякий раз тщательно прощупывая почву шипованными подошвами сапог, которые надел вместо валенок.— Эй, осторожнее там! — орал на самцов Фральк, неутомимый и строгий, как милиционер-регулировщик на Калининском Проспекте. — Смотри не запутай веревки, ты, порождение артритного элока!Спускаться становилось все труднее, и Лопатин впервые позавидовал минервитянам с их шестью ногами. Скармеры цеплялись когтями за крошечные трещины и, даже упав, успевали ухватиться за что-нибудь одной из шести рук.Мимо, едва не задев гэбэшника, пронесся Фральк.— Нет, идиоты! Не отпускайте веревки! Не отпускайте, — крикнул он, теперь уже обращаясь к самцам, добравшимся до конца тропы и собиравшимся спустить первую лодку на воду.Слишком поздно. Лодка уже устремилась вниз по течению. Провинившиеся воины опасливо поглядывали на нее и на старшего из старших, который не замедлил обрушить на них поток проклятий. Лопатин тихонько рассмеялся. Он не понял и половины из того, что орал Фральк, но интонацию узнал сразу — так в армии сержант-старослужащий поливает матерщиной солдата-первогодка.Спускаясь, гэбэшник поравнялся с самцом, шагавшим по крутой тропе неторопливо и твердо. Явно ветеран: шкура разукрашена бледными шрамами, копье и щит — старые и тусклые, а не блестящие, как у большинства скармеров.— Именно я, Джуксал, учил этого мальчишку боевому искусству, — неожиданно обратился он к Лопатину. — Он даже говорит сейчас, как настоящий воин, верно?— Да. Как воин-вождь.— Именно я обучил его всему, — повторил Джуксал, хвастливый, как любой старый рубака. Когда Лопатин был моложе, то слышал массу разных историй о войне с фашистами от старика-соседа по лестничной площадке. Гэбэшнику чем-то нравился этот дед, любитель кефира и домино, но к россказням его он относился с профессиональным цинизмом — почти сплошь вранье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47