Солдаты Расы бросились в атаку.
Однако к удивлению Дрефсаба им не удалось застать Больших Уродов врасплох. Проблема заключалась в том, что бой шел на ограниченном пространстве. Умный командир — а у тосевитов таких имелось предостаточно — может быстро перегруппировать свои силы и отозвать тех, кто сражается у стены, чтобы они нейтрализовали новую угрозу. А самцы Расы не могли покинуть свои места и оказать поддержку товарищам на посадочной площадке, потому что стоит им сдвинуться с места, как их мгновенно начнут обстреливать из окон зданий.
В этот момент Дрефсаб услышал оглушительный взрыв на севере. Еще часть стены рухнула. Он с возмущением зашипел. Его подразделение не сможет самостоятельно удержать крепость. Если самцы, которых он собирается спасти, погибнут, Сплит падет.
— Быстро! — крикнул он. — Мы должны прорваться сквозь ряды тосевитов и добраться до своих.
Два пилота выскочили из своих машин и присоединились к сражению, но, несмотря на храбрость и мужество, они еще меньше, чем Дрефсаб, разбирались в тактике наземного боя. А в воздухе носилось столько пуль, что погибнуть мог даже самый опытный солдат — сейчас дело было исключительно в везении.
Скорчившись в дверном проеме, Дрефсаб принял еще одну порцию имбиря. Он нуждался в его поддержке, зная, что иначе не сможет идти в бой. По крайней мере, так он себе говорил.
Одно из зданий впереди — или несколько? — загорелось. Узкую улицу наполнил дым. Целеустремленный самец — особенно, если ему помогает имбирь
— должен воспользоваться представившейся возможностью. Дрефсабу казалось, что впереди будет полно самых разнообразных мест, где он сумеет спрятаться. Он выскочил из своего укрытия и помчался по улочке.
Дрефсаб все время менял направление, чтобы никто его не подстрелил. Вскоре от густого черного дыма он начал задыхаться и кашлять; мигательные мембраны тут же опустились на глаза, чтобы защитить их от ядовитых испарений.
Дым был такой густой, что Дрефсаб заметил тосевита лишь когда они налетели друг на друга. Вокруг стоял такой грохот, что он не слышал, как тот подбежал. Даже с точки зрения Больших Уродов этот самец оказался огромным. Из него получилось бы два Дрефсаба.
Однако оружие делает всех равными. Когда Дрефсаб навел свое на врага, он заметил у него на лице шрам, не слишком умело скрытый пудрой и гримом. Он крикнул:
— Скорцени!
Но у Скорцени тоже имелось оружие, винтовка неизвестного образца. Она выплевывала пули совсем как пулеметы Расы. Дрефсаб почувствовал удар, словно на него опустился громадный молоток, потом еще один… И все.
* * * В воздухе ревели моторы бомбардировщиков ящеров. Громоподобные взрывы сравнивали с землей территорию крепости, где стоял дворец Диоклетиана. Спрятавшись в дверном проеме, Егер молил всех святых, чтобы здание не обрушилось прямо на него. Он знал, что, когда бомбардировщики закончат свое дело, от дворца практически ничего не останется. Тысяча шестьсот лет истории превратилось в прах всего за несколько часов.
Самолеты сбросили свой смертоносный груз и улетели. Оглушенный, разбитый, но абсолютно целый, если не считать осколка стекла в ноге, Егер медленно встал и печально оглядел дымящиеся руины, когда-то живописного маленького порта.
— Он наш, — сказал Егер.
— Хорошо, правда? — проговорил кто-то у него за спиной.
Егер резко повернулся — сработал рефлекс — и почувствовал острую боль. Перед ним стоял Скорцени. Пот смыл грим, но его лицо покрывал толстый слой сажи и грязи — заметить шрам все равно не представлялось возможным.
— Если бы мы тут завязли, они могли бы слетать за подкреплением, — продолжал он. — Вряд ли это доставило бы нам удовольствие.
— Никакого, — весело согласился с ним Егер. Он снова посмотрел на уничтоженную крепость. — А они крепче, чем я думал.
— Они умеют воевать. — Скорцени тоже огляделся по сторонам. Если на него и произвела впечатление картина страшных разрушений, вида он не подавал. — Русские тоже оказались крепче, чем мы думали. Но в конце концов мы бы все равно их разбили.
Казалось, его невозможно вывести из состояния уверенного спокойствия. Дайте ему военное задание — самое немыслимое — и он отправится его выполнять. И добьется успеха.
Хорват навел винтовку на пленного ящера.
— Halt! — громко крикнул Егер — если хорват понимает по-немецки, он услышит.
— Остановись! — крикнул Скорцени еще громче Егера. — Что, черт тебя задери, ты тут вытворяешь… ты грязное, вонючее, вшивое собачье дерьмо!
Хорват понимал по-немецки. Он отвел винтовку от перепуганного, скорчившегося ящера и направил дуло на Скорцени.
— Хочу избавиться от этой пакости, — ответил он. — Только, пожалуй, начну с вас.
Большинство тех, кто сражался на превращенных в руины улицах Сплита, являлись хорватами, а не немцами. Вокруг Егера и Скорцени постепенно собралась небольшая толпа. Боевики еще не навели своего оружия на немецких офицеров, но могли сделать это в любой момент. Среди них оказался капитан Петрович, который явно с радостью расправился бы с немцами.
— Убивать ящеров нельзя, — пояснил Егер. — Они много знают. Лучше сохранить ему жизнь и заставить поделиться с нами своими секретами.
Хорват с винтовкой сплюнул на землю.
— А мне нет дела до того, что он знает. Мне хочется прикончить эту дрянь — и все тут!
— Если ты убьешь ящера, я убью тебя, — предупредил его Скорцени, причем так спокойно, словно сидел с хорватом за одним столиком в кафе. — Если ты попытаешься убить меня, я убью тебя. Полковник Егер совершенно прав, и тебе это прекрасно известно.
Хорват нахмурился, но винтовку сдвинул чуть в сторону. Егер знаком приказал ящеру подойти. Тот мгновенно бросился выполнять волю своего спасителя.
— Хорошо, — тихо поговорил Скорцени. затем, повернувшись к Петровичу, громко сказал: — Я хочу, чтобы ваши люди разыскали и собрали здесь всех оставшихся в живых ящеров. По моим сведениям, нам сдалось около двадцати штук. И еще столько же раненых. Как добыча, они представляют не меньшую ценность, чем сам город.
— Вы хотите, — холодно повторил Петрович. — Ну и что? Мы находимся в Независимом Государстве Хорватия, а не в Германии. Здесь отдаю приказы я, а не вы. Что вы станете делать, если я скажу «нет»?
— Застрелю вас, — ответил Скорцени. — А если вы думаете, что я не смогу уложить вас вместе с вашим дружком весельчаком… — он ткнул пальцем в хорвата, который собирался убить ящера — …прежде чем вы, ребятишки, меня достанете… Давайте, посмотрим, что у вас получится.
Петрович трусостью не отличался. В противном случае он никогда не бросился бы в самую гущу сражения, которое только что закончилось. Скорцени стоял совершенно спокойно, дожидаясь, что он станет делать. Егер изо всех сил старался сделать вид, что чувствует себя так же уверенно, как и эсэсовец. Равняться с ним в отваге он даже и не пытался.
После затянувшегося молчания Петрович прорычал приказ на своем родном языке. Кто-то из его людей запротестовал, Петрович принялся яростно его поносить. Егер не слишком хорошо знал местное наречие, но смысл сказанного был и так ясен.
Хорваты разошлись, а потом начали приводить пленных ящеров — сначала самцов, сдавшихся, когда сражение подошло к концу, а за ними на самодельных носилках принесли перевязанных раненых, которым пришлось покинуть поле боя. Их стоны боли неприятно напоминали человеческие.
— Я совсем не был уверен, что у тебя получится, — шепнул Егер Скорцени.
— Главное, чтобы разговор перешел на личности, — так же шепотом ответил Скорцени. — Эти ублюдки все воспринимают очень лично. Я просто сыграл с ними в их игру. И победил. — Он хитро улыбнулся. — Снова.
* * *
— Я знал, что обязательно попаду в Москву, — сказал Георг Шульц, — но не представлял, что именно так — я в нее отступаю.
— Не смешно.
Людмила Горбунова откусила кусок черного хлеба. Кто-то протянул ей стакан эрзац-чая. Она быстро его выпила. Ей тут же подали миску щей. Людмила мгновенно проглотила и суп. Пока она восстанавливала силы, техники осматривали ее самолет, заливали горючее, загружали бомбы и боеприпасы.
— А я и не говорил, что смешно, — заявил немец.
Было видно, что он смертельно устал, светлая кожа посерела, под глазами черные тени, волосы и борода растрепаны, грязь на лице и одежде — сейчас никто не мылся.
Людмила не сомневалась, что она выглядит не лучше. Она уже и не помнила, когда ей удавалось поспать хотя бы несколько часов подряд. Уже перед Калугой она была сильно измучена, а с тех пор…
В их задачу входило тянуть время. Когда немцы в 1941 году подошли к Москве, старики, дети и десятки тысяч женщин рыли окопы и строили противотанковые заграждения, чтобы остановить врага. В них снова возникла необходимость. Насколько их усилия помогут замедлить продвижение ящеров вперед, когда перед натиском врага не устояли и более серьезные преграды, никто не знал. Но советский народ будет защищать свою столицу до последнего вздоха.
— Готово, товарищ пилот, — крикнул один из техников.
Людмила поставила миску со щами — жидкой, водянистой бурдой, без мяса, почти без капусты — и встала. Она устало забралась в свой У-2.
— Надеюсь, вы вернетесь, — сказал Шульц. — Надеюсь, мы еще будем здесь, когда вы вернетесь.
Никифор Шолуденко проходил мимо как раз, когда немецкий танкист, превратившийся в техника, произнес эти слова.
— Наказание за пораженческие разговоры — смерть — прошипел он.
— А каково наказание за убийство единственного нормального техника, который имеется в распоряжении базы? — сердито спросил он. — Моя смерть причинит вашей стороне больше вреда, чем мои разговоры.
— Вполне возможно, — ответил Шолуденко. — Только ведь за это не предусмотрено никакого наказания. — Он опустил руку на кобуру.
Людмила знала, что они желают друг другу смерти.
— Может быть, кто-нибудь из вас крутанет винт? А воевать будете, когда победим ящеров.
«Если победим», — подумала она.
Произнеси она эти слова вслух, обвинил бы Шолуденко ее в пораженческих настроениях? Скорее всего, нет. Он не хотел видеть ее мертвой — только обнаженной.
Офицер НКВД и бывший сержант вермахта одновременно бросились к «кукурузнику». Шульц оказался первым. Когда он ухватился за лопасть винта, Шолуденко пришлось отскочить в сторону. Стоит попасть под раскрученный винт, и тебе грозит смерть, куда более страшная, чем от пули.
Винт завертелся, пятицилиндровый двигатель выплюнул вонючий дым. Людмила отпустила тормоза, У-2 помчался по неровной посадочной полосе (на самом деле, всего лишь расчищенному участку поля) и начал набирать скорость. А в следующее мгновение маленький биплан медленно поднялся в воздух.
Однако даже в полете У-2 не превратился из гадкого утенка в прекрасного лебедя . Но «кукурузники» гораздо чаще возвращались с заданий, на которых погибали большие самолеты — так комар укусит тебя и легко избежит возмездия, тогда как слепня обязательно заметят и раздавят.
От Калуги почти ничего не осталось. Людмила летела над пригородом бывшего промышленного центра. Сначала часть города разрушили немцы — во время своего наступления на Москву в 1941 году, затем русские приложили свою руку, когда отбили его чуть позже. За последние несколько недель ящеры уничтожили остальное.
Сегодня фронт находился к северу от Калуги. Ящеры расчистили часть улиц, идущих с севера на юг, чтобы иметь возможность доставлять боеприпасы своим войскам. Грузовики, их собственного производства и захваченные у немцев и русских (часть из них американские), катили по дорогам так, словно никакого неприятеля поблизости не было.
«Наверное, во мне трудно видеть в качестве опасного противника», — подумала Людмила. Она заметила колонну грузовиков и направила свой У-2 в их сторону.
Ее не видели до тех пор, пока она не подобралась достаточно близко, чтобы открыть огонь.
— Комарик прилетел! — крикнула она и пронеслась над колонной, наблюдая за тем, как ящеры выскакивают из грузовиков и пытаются спрятаться в кустах.
Впрочем, прятались не все, некоторые принялись отстреливаться. Пули свистели вокруг маленького У-2, но Людмила спокойно нажала на рычаг и сбросила весь свой запас бомб. Избавившись от лишнего веса, самолетик моментально стал легче и маневреннее.
«Кукурузник» чуть подбросило, когда начали взрываться бомбы. Людмила оглянулась через плечо. Несколько грузовиков охватило веселое яркое пламя. Да еще на дороге образовались воронки от взрывов — теперь враг некоторое время не сможет пользоваться этим маршрутом.
Жаль, что У-2 берет на борт только легкие бомбы.
— Мне мало того, что ящеры не будут ездить по одной дороге, — сказала она вслух, словно какая-нибудь волшебница могла услышать и исполнить ее желание. — Я бы сделала все, чтобы эти твари убрались из города.
К сожалению, желания и возможности Людмилы не совпадали. Она пролетела над домами — далеко не все из них имели крыши — стреляя в то, что попадалось на пути. Но лучшим ее достижением на сегодня осталась колонна грузовиков, расстрелянная на дороге.
Ящеры вели по ней ответный огнь, они начинали стрелять, как только Людмила оказывалась в переделах досягаемости, иногда до того, как она успевала нажать на гашетку. Пора возвращаться, — сказала она себе. У ящеров гораздо больше передатчиков, чем в Красной армии, они, наверное, уже сообщили своим, что она летает над городом.
Людмила постаралась побыстрее выбраться из Калуги, ловко маневрируя между разрушенными домами и уходя из-под огня противника. В результате всего несколько пуль угодило в фюзеляж и крылья.
Она направилась на запад, чтобы ящеры подумали, будто база находится там. Кроме того, Людмила летела в сторону солнца, что заметно усложняло задачу стрелкам ящеров, которые продолжали вести по ней огонь. Вскоре она промчалась по сложной траектории над полуобгоревшими сливовыми деревьями и повернула на северо-восток, в сторону линии фронта. Ящеров почти ничто не отделяло от Москвы, и ей следовало сделать все, чтобы помешать их продвижению вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97