В особенности роман с Зофьей Клопотовской, которая жила по соседству с людьми, давшими ему приют. Впрочем, воспоминания несколько портило чувство вины. Вокруг бушевала война, разве имеет он право на удовольствия?
Когда пришли ящеры, он готовил в варшавском гетто восстание против немцев. Евреи гетто подняли оружие — против нацистов и на стороне ящеров,
— и Анелевич возглавил бойцов еврейского Сопротивления в захваченной ящерами Польше. Он стал одним из самых могущественных людей в стране.
Однако ящеры, не собиравшиеся уничтожать евреев, намеревались превратить их в рабов — как, впрочем, русских, немцев, поляков и всех остальных людей. Присоединившись к ним на короткое время, евреи спасли свой народ. Но заключение долговременного союза грозило катастрофой для всех народов.
Очень осторожно Анелевич начал работать против ящеров. Он позволил немцам тайно вывезти взрывчатый металл на запад, хотя часть драгоценного вещества досталась американцам и британцам. Кроме того, он способствовал бегству из страны своего друга Мойше Русецкого, после того как стало ясно, что тот больше не может выступать по радио с лживыми заявлениями от имени врага. Однако ящеры стали подозревать Мордехая, вот почему ему пришлось уйти в лес. Часть партизан были евреями, кроме того, к ним примкнули несколько поляков и немцев. Немцы, оставшиеся в живых и сражающиеся с ящерами через год после вторжения инопланетян, оказались крепкими ребятами.
Где-то, чуть впереди, закричала сова. Мордехая это не пугало. Пару ночей назад он слышал, как выли волки. Вот тогда его охватил атавистический страх, да такой сильный, что внутри все сжалось.
Чуть ближе дозорный издал тихое шипение, и все застыли на своих местах. Вскоре Мордехай услышал сообщение, переданное шепотом по цепочке:
— Иржи нашел шоссе.
Дорога из Люблина в Байала Подляска была асфальтированной, что по польским стандартам делало ее исключительно ценным объектом. Один из немцев, рослый блондин по имени Фридрих, хлопнул Анелевича по плечу и сказал:
— Ладно, Шмуэль, посмотрим, что у нас получится.
— Один раз похожий план сработал, — ответил Мордехай на таком правильном немецком, что ему мог позавидовать его собеседник, представитель вермахта.
В партизанском отряде пользовались только именами, не фамилиями. Анелевич взял себе фальшивое — многие, узнав, кто он на самом деле, не удержатся от соблазна сдать его ящерам, — но оно все равно было еврейским, несмотря на отличный немецкий и польский. Превосходное знание языка не скрывает некоторых весьма характерных деталей.
— Хорошо, — сказал Фридрих. — Скоро узнаем, сработает ли твой план еще раз.
В его голосе прозвучала угроза, но Анелевич знал, что еврейская кровь тут ни при чем. Просто Фридрих не хотел потерпеть неудачу. Это у него осталось со времен службы в армии. В остальном он ничем не напоминал лощеных офицеров вермахта, которые превратили в ад жизнь евреев в Варшаве и Лодзи, да и вообще по всей Польше. Мятая шляпа заменяла немцу металлическую каску, спутанная желтая борода украшала лицо, а нагрудный патронташ, надетый поверх крестьянской куртки, придавал вид заправского пирата.
Вздохнув от облегчения, Анелевич снял с плеч ящик, который нес вместе с рюкзаком. Какой-то ловкач стащил его с базы ящеров в Люблине. Ничего особенного, обычный контейнер для боеприпасов. Он поставил его на дорогу, и партизаны сложили туда банки с едой, отчасти позаимствованной у ящеров, отчасти сделанной людьми.
Стоявший прямо у шоссе Иржи держал в кармане банку с молотым имбирем.
— Засунь мне в карман, — шепотом приказал ему Мордехай. — Еще рано выставлять приманку на всеобщее обозрение.
— Это твое представление, — прошептал Иржи и отдал банку Анелевичу. Он ухмыльнулся, в темноте зловеще блеснули белые зубы. — Ну, ты и хитрец! Настоящий еврейский ублюдок!
— Да пошел ты, Иржи, — ответил Мордехай, улыбаясь в ответ.
Анелевич вышел на дорогу и вытряхнул содержимое контейнера на асфальт, банки покатились в разные стороны. Он оглядел плоды своих трудов и решил, что этого недостаточно. Тогда он наступил на пару жестянок, разбил несколько банок.
Затем отошел на несколько шагов, еще раз внимательно изучил место действия и пришел к выводу, что все просто отлично. Складывалось впечатление, что ящик с продуктами свалился с грузовика. Затем Мордехай достал из кармана банку с имбирем, открыл крышку и высыпал половину содержимого на то, что осталось в ящике. Закончив, поставил банку на дороге и спрятался в кустах.
— А теперь будем ждать, — сказал он Иржи.
Тот кивнул.
— Вонючие кретины не сообразили вырубить кусты вдоль дороги, — заметил он.
— Не сообразили? — переспросил Анелевич. — Ну, может быть. Лично я думаю, им просто не хватает рук, чтобы сделать все необходимое. Хорошо. Если бы дело обстояло иначе, они бы нас давно победили. Они пытаются захватить весь мир и потому вынуждены рассредоточить свои силы.
Он нашел отличное местечко за каким-то кустом — Мордехай вырос в городе и не особенно разбирался в ботанике. Сняв штык, он выкопал себе небольшую ямку в мягкой земле. Анелевич прекрасно понимал, что намного лучше справился бы со своей задачей, если бы у него имелось необходимое снаряжение для рытья окопов.
Теперь оставалось затаиться и ждать. Прилетел комар и укусил его в руку. Мордехай согнал его, но другой тут же облюбовал ухо. Сосед прошептал, что он слишком шумит. Появился еще один комар. Мордехай заставил себя лежать тихо.
Машины ящеров производили гораздо меньше шума, чем грузовики нацистов. Порой немецкие танки и машины проезжали по дорогам с таким ревом и грохотом, что наводили на всех ужас, но зато ты всегда знал, где они находятся.
Ящеры могли подобраться незаметно, а потому следовало быть осторожным.
Мордехай соблюдал осторожность, как и все остальные партизаны. Тот, кто проявлял беспечность — впрочем, порой и тот, кто ее не проявлял, — платил за это жизнью. Услышав тихий рокот машин, направляющихся на север, Мордехай прижался к земле, стараясь остаться незамеченным. У ящеров имелись приборы, позволявшие им видеть в темноте.
Транспортер с солдатами и три грузовика, не останавливаясь, промчались мимо ящика, валявшегося на дороге. У Анелевича внутри все похолодело. Если ловушка не сработает, его престиж в отряде упадет. Он руководил еврейским Сопротивлением, но здесь никто этого не знал. Для них Мордехай Анелевич был всего лишь новичком, решившим показать, на что он способен.
Последний грузовик остановился, вслед за ним затормозил транспортер с солдатами охраны. Мордехай лежал, не поднимая головы, только напряженно вслушивался в звуки, доносившиеся с шоссе. Хлопнула дверь грузовика. Анелевич не шевелился. Один из ящеров решил подойти к ящику, проверить, что там такое.
Больше всего Мордехай боялся, что ящеры не тронут приманку, опасаясь, что она подсоединена к мине или гранате. На самом деле отличная идея, но Мордехай был тщеславен. Он хотел уничтожить как можно больше ящеров.
Он сразу понял, когда ящер обнаружил имбирь: взволнованное, удивленное шипение не нуждалось в переводе. Он и сам с удовольствием зашипел бы — от облегчения. Не все ящеры употребляли имбирь — но любителей земной приправы хватало. Мордехай рассчитывал на то, что среди тех, кто заинтересуется ящиком, окажется хотя бы один.
Услышав радостное шипение своего товарища, из грузовика выскочил еще один ящер. Возможно, у него имелся передатчик, потому что в следующее мгновение люки транспортера начали открываться. Рот Анелевича скривился в злобном оскале. Произошло как раз то, на что он рассчитывал!
«Осторожно, осторожно… терпение». Он знаками показал своим товарищам, чтобы они дождались момента, когда можно будет нанести неприятелю максимальный урон. Если повезет, команда транспортера выберется из машины вслед за солдатами. Возможно, им хватит сообразительности, и они останутся внутри, но любители имбиря не отличаются особым умом, когда речь идет о хорошей дозе. Может быть, они даже забудут об оружии, имеющемся на транспортере.
Один из партизан не выдержал ожидания и открыл огонь. К нему тут же присоединились остальные, стараясь за минимальное время прикончить максимальное количество ящеров.
Анелевич поднял винтовку и, не вставая с земли, начал стрелять в сторону дороги. Без специальных приборов, как у ящеров, вести прицельный огонь ночью невозможно. Однако если не жалеть пуль, можно добиться отличных результатов.
Шипение сменилось криками боли. Ящеры принялись отстреливаться. Вспышки позволили партизанам, спрятавшимся в кустах, лучше рассмотреть цели. И тут открыли огонь орудия транспортера. Анелевич выругался — сначала по-польски, затем на идиш. Не все ящеры попали в ловушку и забыли о бдительности.
В такой ситуации оставалось только одно.
— Уходим, — крикнул Мордехай и откатился подальше от дороги.
Крики раздавались уже не только со стороны ящеров, в темноте леса стонали и взывали к Деве Марии — значит, пули неприятеля настигли и бойцов партизанского отряда.
То, что они засели у самой дороги, имело свое преимущество — но зато теперь им требовалось гораздо больше времени, чтобы убраться подальше от ответного огня. Только после того как Анелевич оказался возле старого дуба с толстым стволом, он почувствовал себя в некоторой безопасности.
Стрельба у дороги стихла. Анелевич полагал, что партизаны нанесли врагу не настолько существенный урон, что те посчитают необходимым вызвать подкрепление с воздуха. Война — сложная штука. Если ты ведешь себя скромно, то не причиняешь неприятелю серьезного ущерба. А если перестараешься, он может разозлиться и раздавить тебя, как жука. Ящерам это не составляет никакого труда практически в любом уголке мира — стоит им только захотеть. Но если их постоянно отвлекать вот такими мелкими маневрами, они не сумеют сосредоточить свои силы в каком-нибудь одном месте.
Впрочем, на настоящий момент у Мордехая возникли частные проблемы — он ударился носом о жесткий ствол, подвернул ногу (правда, не сильно), попав в темноте в небольшую ямку, и забрел в крошечный ручеек. Партизаны передвигались по лесу бесшумно, словно рыси, он же шумел, точно пьяный зубр. Анелевич возблагодарил Бога за то, что ящеры опасаются углубляться в лес.
— Ты, Шмуэль? — шепотом спросил кто-то. Кажется, Иржи.
— Да, я, — ответил Анелевич по-польски.
Он не предполагал, что рядом с ним находится еще кто-то, пока Иржи не заговорил. Ну что ж, вот почему Иржи ходит в разведку, в то время как он сам остается с отрядом.
Впрочем, поляк на него не сердился.
— Ты придумал отличный план. Ящеров и в самом деле хлебом не корми, дай засунуть рыло в имбирь, верно?
— Точно, — ответил Мордехай. — Те, кто завяз по уши, готовы шкуру продать за крошечную порцию. И можешь мне поверить, таких немало.
— Лучше бы они что-нибудь другое засовывали, Правда?
Из-за дерева появился Фридрих. Он был в два раза крупнее Иржи, но передвигался так же легко и тихо. Фридрих понимал по-польски и говорил на этом языке.
И то и другое мешало Мордехаю чувствовать себя спокойно, когда Фридрих находился рядом.
— Не думаю, что мозги у них в яйцах в отличие от некоторых людей, чьи имена я называть не стану, — сказал Мордехай, стараясь, чтобы голос звучал весело; впрочем, он сомневался в успехе: рядом с представителем вермахта у него по коже начинали бегать мурашки.
— Если кое у кого мозги в яйцах, зачем же евреи добровольно становятся глупее, отрезая от них кусочки? — фыркнул Фридрих.
Пустая болтовня — или за его словами стоит нечто большее? Кто знает, чем занимался немец в Польше до того, как пришли ящеры? Анелевич заставил себя успокоиться. Сейчас они на одной стороне — по крайней мере, так считается.
— Пошли, — сказал Иржи. — Нам сюда.
Мордехай не имел ни малейшего представления о том, как Иржи узнает, куда нужно идти и куда они в конце концов придут. Однако поляк почти никогда не ошибался, а Мордехай все равно не знал, как выбраться из леса. Он последовал за Иржи. Вместе с Фридрихом.
Умение или инстинкт разведчика — или что там еще? — вывели их к партизанскому лагерю, расположенному в глубине леса. Костров не разводили, несмотря на то что вокруг росли высокие деревья с густой кроной. Слишком много у ящеров глаз в воздухе. Все трое нашли одеяла, завернулись в них и попытались уснуть.
Довольно быстро Анелевич понял, что лежать бессмысленно. Во-первых, адреналин все еще бушевал в крови, слишком мало времени прошло после схватки с врагом. Во-вторых, он не привык спать в одеяле на жесткой земле. А в-третьих, мужчины и несколько женщин, которым не посчастливилось встретить на обратном пути Иржи, возвращались в лагерь на протяжении всей ночи. Некоторые стонали от полученных ранений.
Оказалось, он не единственный не может заснуть. В конце концов, Мордехай поднялся и присоединился к небольшой группе партизан, сидевших в темноте и пытавшихся понять, насколько успешно прошла операция. Один из парней утверждал, что положил четверых ящеров, другой — в два раза больше. Точно оценить потери партизан не представлялось возможным, наверняка было известно только, что погибли два человека и четыре или пять ранены. Утро даст ответы на все вопросы.
— Если мы будем наносить им такие серьезные удары каждый раз, — сказал Мордехай, — они поймут, что мы — сила, с которой следует считаться. А людей у нас больше, чем у них.
Его слова были встречены задумчивым молчанием, за которым последовало тихое ворчание. Анелевич принял его за согласие.
* * * Выли сирены, над головой ревели самолеты, на улицы падали бомбы, отчаянно палили противовоздушные орудия — Мойше Русецки пережил все это в Варшаве в 1939 году, когда нацисты решили сравнять столицу Польши с землей. Но сейчас он находился в Лондоне; прошло почти четыре года, а ящеры пытались завершить дело, начатое немцами.
— Пусть они перестанут! — заплакал Рейвен, и голосок его сына присоединился к крикам, наполнявшим убежище в Сохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93