В зданиях университетского городка было темно, но это ничего не значило. В первые дни после Пирл-Харбора почти всю Америку — кроме восточного побережья — охватила страшная паника, но она быстро прошла, и почти никто не относился к светомаскировке всерьез. Но явились ящеры, и американцам пришлось снова затемнять окна, за которыми велись хоть какие-нибудь работы.
Ларссен оставил велосипед около здания, где располагались исследовательские лаборатории, и вошел внутрь, отодвинув в сторону тяжелые шторы, не пропускавшие свет. У него тут же начали слезиться глаза, столько здесь горело лампочек.
Неподалеку от двери стоял часовой. Пока Йенс пробирался через несколько ярдов темной материи, закрепленной на потолке, он успел наставить в грудь пришельца ствол винтовки.
— Кто здесь? — резко спросил часовой, но уже в следующее мгновение с явной неохотой опустил оружие. — А, доктор Ларссен. Добро пожаловать домой,
— сказал он неискренне.
— Привет, Оскар, — ответил Ларссен, стараясь не выдавать своих чувств.
Оскар был его телохранителем — тюремщиком, если говорить прямо и называть вещи своими именами, — когда он приехал в Денвер. А еще Оскар ударил его, когда он попытался воззвать к здравому смыслу Барбары. Да, конечно, он схватил ее, но сучка не имела никакого права себя вести так, как она вела. Йенс заставил себя успокоиться, потому что ему вдруг отчаянно захотелось наброситься на солдата с кулаками.
— Генерал Гровс еще здесь? — спросил он.
— Да, сэр, здесь. — Оскар явно почувствовал облегчение. — Он почти каждый день засиживается допоздна. Вы хотите поговорить с ним сейчас, сэр?
— Да, хочу, — ответил Ларссен. — Я провел в пути много дней, и чем быстрее генерал услышит мой отчет, тем быстрее использует сведения, которые мне удалось собрать.
— Хорошо, доктор Ларссен, вы можете подняться наверх. — Оскар поколебался несколько мгновений, а потом все-таки добавил: — Будьте любезны, оставьте здесь оружие.
Его слова прозвучали как просьба, но Ларссен понял, что ответ может быть только один. Он снял винтовку с плеча и прислонил ее к стене.
— Вряд ли мне захочется кого-нибудь пристрелить там, наверху, — заявил он, постаравшись, чтобы голос звучал как можно легкомысленнее.
Сейчас больше всего на свете ему хотелось пристрелить Оскара. Видимо, солдат прекрасно понял это — судя по тому, как смотрел Йенсу вслед, когда тот поднимался по лестнице.
Дверь в кабинет генерала Гровса была открыта настежь. Йенс постучал в матовое стекло, которое закрывало верхнюю часть двери.
— Кто там? — сердито спросил Гровс.
Решив, что другого приглашения ему не дождаться, Йенс вошел в кабинет. Увидев его, генерал страшно удивился, вскочил из-за стола и протянул ему большую, могучую ладонь.
— Доктор Ларссен! Мы уже начали за вас беспокоиться. Заходите, садитесь.
Йенс чисто автоматически пожал руку генералу.
— Спасибо, — сказал он и опустился на деревянный стул, стоящий перед столом генерала, затем со вздохом облегчения сбросил на пол рюкзак.
— Неважнецкий у вас видок, — заметил Гровс, оглядывая Ларссена с головы до ног. Затем поднял трубку телефона и набрал четыре цифры. — Ты, Фред? Послушай, пришли мне жареного цыпленка, с полдюжины твоих чудесных рогаликов, а еще мед. У меня тут блудный сын объявился, так что не теряй времени.
Гровс бросил трубку на рычаг с самым решительным видом. Даже заказывая ужин, он вел себя так, словно знал, что перечить ему не посмеет никто.
Йенс набросился на еду, точно изголодавшийся волк, несмотря на то, что Гровс решил за него, что он будет есть. Когда на тарелке остались обглоданные косточки и крошки, Гровс вытащил из ящика стола бутылку бурбона и, сделав предварительно большой глоток, протянул ее Ларссену.
— Ну, хорошо, теперь, когда я точно знаю, что вы не развалитесь на составные части прямо у меня на глазах, расскажите, что вам удалось узнать,
— попросил Гровс. — Про тот городок в штате Вашингтон, на который мы просили вас посмотреть. Вам удалось до него добраться?
— Да, сэр, разумеется, удалось. — От выпитого виски Ларссен вдруг сделался раздражительным, но постарался взять себя в руки и сказал как можно увереннее: — Хан-форд — идеальное место для Металлургической лаборатории, сэр. Там полно воды, ящеров нет на сотни миль вокруг, а еще в городе имеется железнодорожная станция. Что еще нам нужно?
Он ждал, что Гровс придет в восторг, завопит от радости и тут же начнет раздавать приказы тем же непререкаемым тоном, каким потребовал ужин, однако начальник Метлаба спокойно сказал:
— Я очень ценю все, что вы сделали, и очень рад, что вам удалось добраться до Ханфорда и в целости и сохранности вернуться назад, но с тех пор, как вы уехали, у нас произошли кое-какие изменения…
— Какие изменения? — с подозрением в голосе спросил Йенс. — Что вы сделали? Прекратили работы над атомной бомбой и начали выпускать зубные щетки?
Он хотел разозлить Гровса, но у него ничего не вышло, инженер весело расхохотался.
— Не совсем, — ответил он и пояснил, что имеет в виду.
Йенсу совсем не понравились новости — его беспокоило не то, что ученым удалось наконец найти способ производить килограммы плутония, его привел в ярость тот факт, что столь важное открытие сделано без участия Йенса Ларссена .
Он пожалел, что оставил винтовку у Оскара. С каким бы удовольствием он сейчас пристрелил генерала Гровса, а потом, возможно, покончил бы с собой! Если Метлаб останется здесь, в Денвере, значит, он зря потратил время и силы, зря крутил педали своего велосипеда, зря терпел лишения. А они тут справились и без него, ни на секунду не пожалели, что его нет.
— Но, генерал, — начал он, услышав отчаяние в собственном голосе, — вы не понимаете, Ханфорд — великолепное место. Там было бы просто здорово работать…
Увидев город в первый момент, Ларссен решил, что это еще одна дыра среди множества, встретившихся ему по дороге. Но теперь, мысленно возвращаясь в Ханфорд, он представлял его себе раем на земле. Кроме того, ему совсем не хотелось думать о том, что он потратил зря столько сил.
— Мне очень жаль, доктор Ларссен, — мягко проговорил генерал Гровс.
— Мне правда жаль. Но пока вас не было, мы успели пустить здесь корни. Нам понадобится несколько месяцев, чтобы перебраться на новое место и организовать производство. Мы не можем себе позволить потерять даже пару дней, я уже не говорю о месяцах. Сейчас решающее значение имеет каждая минута. Мы делали все, что в наших силах, и нам удалось добиться успеха.
— Но… — Йенс посмотрел на цыплячьи косточки у себя на тарелке. Пожалуй, нарастить на них мясо будет так же трудно, как убедить Гровса изменить решение. Он придумал новый довод: — Я сообщу о своих выводах Ферми и Сциларду.
— Валяйте, — сказал Гровс совершенно спокойно. — Если вам удастся убедить их в своей правоте, я вас выслушаю. Только бьюсь об заклад, у вас ничего не выйдет. Они запустили второй реактор под стадионом, вот-вот начнет работать третий. Процесс отделения плутония от урана поставлен на поток, и нам придется сворачивать и этот завод, если мы решим отправиться в штат Вашингтон.
Йенс прикусил губу. Если все так, как говорит Гровс, физики ни за что не захотят сдвинуться с места. С точки зрения здравого смысла и логики, Ларссен понимал, что винить их не за что. Они уже и так потеряли несколько месяцев, пока перебрались из Чикаго в Денвер. Они не согласятся снова переезжать и тормозить работы. Ведь они практически добились результата, к которому так долго шли, результата, жизненно необходимого Соединенным Штатам.
Впрочем, иногда доводы рассудка и логики отказывают, и тогда человек теряет разум.
Словно цепляясь за соломинку, Ларссен сказал:
— А что, если ящеры начнут бомбить Денвер? У нас тут не так чтобы хорошо организована противовоздушная оборона. Кроме того, танкам в Колорадо сплошное раздолье.
— Тут вы правы, но до сих пор ящеры нас не трогали, и я не думаю, что они заинтересуются нами сейчас — с какой стати? — ответил Гровс. — Кроме того, давно начались снегопады — вам это известно лучше меня, не правда ли? В прошлом году зимой, когда пошел снег, ящеры сидели тихо и почти ничего не предпринимали. Они довольно предсказуемы, так что могу заложиться, что до весны они будут отдыхать. А весной мы преподнесем им такой подарочек, что они вообще забудут про Денвер.
— Иными словами, вы уже все распланировали, правильно я вас понял? — с горечью проговорил Йенс.
— Боги, как бы мне хотелось ответить вам «да»! — Гровс закатил глаза.
— Кстати, я страшно рад, что вы вернулись. Ваше присутствие поможет облегчить жизнь многим людям, которые работают на износ.
Йенс расценил его слова совсем иначе. «Вы станете запасной покрышкой. Мы вас используем, когда у нас прохудится колесо, а потом снова засунем в багажник».
Он чуть не выложил Гровсу, что думает о нем, обо всей Металлургической лаборатории, ученых и самом проекте. Но Гровс был здесь главным. Если он разозлит его, ему не удастся претворить в жизнь свой план мести.
Старательно сдерживая ярость, он спросил:
— А как дела у Барбары? Как вы думаете, она захочет со мной встретиться?
— Тут я ничего не могу вам сказать, доктор Ларссен. — Голос Гровса прозвучал устало, что было совсем на него не похоже. — Дело в том, что они… с мужем уехали отсюда после того, как вы отправились в Ханфорд. Игер получил новое назначение. Кстати, и она может принести там пользу, поэтому она последовала за мужем.
— Понятно, — сказал Йенс.
В первый раз, когда он покинул дом, Барбара не дождалась его — бросилась на шею какому-то идиоту-бейсболисту.
А теперь, когда он снова отправился выполнять задание своей страны, она даже не пожелала его встретить по возвращении. Мир — отвратительное место.
— А куда она… куда они уехали? — спросил он.
— Боюсь, я не могу ответить на ваш вопрос, — сказал Гровс. — Я не ответил бы на него, даже если бы вы не были знакомы с ними обоими. Мы постоянно заботимся о безопасности, несмотря на то, что порой у нас возникают с этим серьезные проблемы. Да и вообще, учитывая все обстоятельства, лучше вам не знать, где они, — для всех лучше.
— Да, возможно. — Йенс был с ним совершенно не согласен.
Наверное, так лучше для шлюхи, которая когда-то была его женой, и для ублюдка, с которым она спуталась, а для него, для Йенса Ларссена? Он должен получить то, что ему принадлежит, назад. Снова сменив тему разговора, он спросил:
— Куда вы меня поселите?
— Так, поглядим. Если я все правильно помню, вы жили в общежитии для холостяков в Лоури-Филд, верно? — Гровс обладал поразительной способностью помнить даже самые незначительные мелочи. — Давайте пока направим вас туда? Здесь, в университетском городке, у нас маловато места.
— Ладно, — не стал спорить Йенс. «Вот уж точно, запасная покрышка».
— Однако вам не следует забывать, что я буду продолжать попытки убедить вас и всех остальных, что Хан-форд лучше Денвера подходит для производства атомных бомб.
— Не сомневаюсь, — заявил Гровс. — Впрочем, мне трудно поверить в то, что нам имеет смысл сворачивать производство здесь и начинать все заново там. Ну, не настолько же там хорошо. Вам следует отдохнуть и оглядеться по сторонам, чтобы понять, что мы успели сделать в ваше отсутствие. Возможно, вы измените свое мнение.
— Непременно, — сказал Ларссен, твердо зная, что никакая сила в мире не заставит его изменить свое мнение — после всего, что ему пришлось пережить. Он встал и направился к двери.
— Подождите, — крикнул ему вслед Гровс и что-то быстро написал на листке бумаги. — Покажите это часовым в Лоури-Филд. А потом полковнику Хэксхэму, если он не захочет выделить вам комнату в общежитии.
— Хорошо. — Ларссен взял листок бумаги и начал спускаться по лестнице. Он забрал винтовку у Оскара, вышел на улицу, сел на велосипед и пробормотал: — Старина Хэксхэм.
Если бы полковник Хэксхэм разрешил ему сразу отправить Барбаре письмо, она бы, скорее всего, осталась его женой. Интрижка с сукиным сыном Игером ничего не изменила бы; в конце концов, она считала, что ее муж погиб. А так из-за проклятого полковника Хэксхэма вся его жизнь отправилась псу под хвост.
А Гровс послал его именно к Хэксхэму. Йенс медленно проехал по Университетскому проспекту, затем повернул направо, в сторону Лоури-Филд. Он крутил педали и жалел себя. Неожиданно ему отчаянно захотелось проехать мимо военно-воздушной базы и двинуться дальше на восток, куда-нибудь к границе Колорадо и Канзаса. Здесь никто не желает его слушать, они даже не понимают, что он прав. Ящерам будет очень интересно узнать, что происходит в Денвере.
Эта мысль посещала его и раньше. Ему даже пришлось усилием воли заставить себя повернуть на запад, а не на восток, когда его отправили осматривать Ханфорд. Тогда он с собой справился, считая, что имеет обязательства перед человечеством.
— Но ведь все люди мечтают только об одном — доставить мне неприятности, — заявил он, обращаясь к безмолвной зимней тишине.
Тишина ему ничего не ответила. Когда Ларссен добрался до поворота на Лоури, он остановился и несколько минут неподвижно стоял на месте. Но в конце концов взял себя в руки и поехал в сторону аэродрома. Даже себе самому он был не готов признаться, что только чудом удержался от того, чтобы повернуть в другую сторону.
Глава 15
Со свинцового неба лил непрекращающийся дождь. В псковском парке с деревьев осыпались почти все листья и теперь, коричневые и всеми забытые, лежали на желтой траве. Джордж Бэгнолл шел к Крому и думал о том, что деревья и кустарники с голыми ветками выглядят грустными и несчастными, словно скелеты, поднявшие руки перед неизбежностью приближающейся зимы.
Бурные ручьи струились по тротуару, и дождевая вода собиралась в воронках, превращая их в грязные маленькие пруды. Если по невнимательности провалишься в такую воронку, можно промокнуть до пояса — а если не повезет, окунешься с головой. Говорят, в них даже утонуло несколько человек.
Часовые прятались под крышей у входа в Кром, чтобы не промокнуть и чтобы ящеры не засекли их с воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93