Время от времени металлические детали стукались друг о друга, и им казалось, что звук разносится по всему спящему городу. «Интересно, сколько человек сейчас пялится на нас в окна?» — думал Ягер, шагая по авеню дю Марешаль Фош в сторону Национального парка.
А еще он постоянно задавал себе один и тот же вопрос — удастся ли им вообще добраться до парка. Снаряды и запалы в его рюкзаке весили немало, а он не отличался могучей силой Скорцени.
Он с трудом переставлял ноги, но упрямо шагал вперед, когда они наконец подошли к парку. Неожиданно послышался шорох в кустах, и Ягер тут же выхватил пистолет, который носил за поясом брюк.
— Какая-то парочка развлекается, — тихонько хохотнув, прошептал Скорцени. — Может, два мужика, только здесь слишком темно, и я не вижу.
На окруженной со всех сторон деревьями крошечной полянке, которую они выбрали заранее, влюбленных парочек не было, и Ягер с облегчением вздохнул. Как-то раз утром он нашел здесь брошенное письмо на французском языке.
— Нам не понадобится ни компас, ни Полярная звезда, — сказал он.
За несколько дней до этого Скорцени вымазал белой краской ветку дерева в роще. Установить подставку на серый камень, спрятанный в траве, направить дуло в сторону ветки, помеченной белой краской, — и ящеры, а с ними и люди, работающие на них, получат по заслугам.
Скорцени принялся собирать миномет, ободрал в темноте костяшки пальцев и тихонько выругался. Он столько раз делал это в их маленькой квартирке, что куча невинных на вид деталей почти мгновенно превратилась в смертоносное оружие. Скорцени сориентировал его, руководствуясь белой веткой, затем подправил прицел. Наконец он удовлетворенно фыркнул и начал настраивать миномет на необходимое расстояние.
Ягер тем временем вынимал из рюкзаков снаряды и раскладывал их рядом с минометом. Даже если не знать, что находится внутри, с одного взгляда было ясно: хорошего от них не жди.
— Подержи мне зажигалку, — попросил Скорцени. — Нужно убедиться, что я правильно прицелился. Не хочется промахнуться.
— Совсем не хочется.
Ягер вытащил из кармана зажигалку, вспыхнул маленький язычок пламени, а сам Ягер затаил дух — ему вдруг показалось, что прямо на него наведено орудие танка ящеров. Впрочем, если они услышат топот ног, приближающийся к роще, и вопрос: Qu'est-ce que c'est? note 35 — этого тоже хватит.
Казалось, прошла уже целая вечность — а на самом деле, наверное, полминуты, — когда Скорцени сказал:
— Порядок. Можешь погасить.
Ягер быстро спрятал зажигалку в карман. Сердце отчаянно билось у него в груди, Ягеру чудилось, будто стук разносится по всему парку. Через пару минут здесь начнется такой грохот, что он заглушит все остальные звуки.
Скорцени тихонько хлопнул его рукой по спине, и Ягер решил, что получил сигнал действовать. Он схватил снаряд и засунул его в миномет.
Бабах!
Раздался такой оглушительный грохот, что Ягер вздрогнул. Когда он стрелял из танка, от внешнего мира его отделяло несколько сантиметров брони. Он схватил второй снаряд, послал его вслед за первым.
Бабах!
Между выстрелами он отчаянно пытался услышать сквозь звон в ушах крики и выстрелы французских солдат. Ничего он не услышал и молил всех святых, чтобы это не оказалось иллюзией. Ягер принес в парк двенадцать снарядов и надеялся, что им удастся использовать большую часть, прежде чем поднимется шум. Им потребовалось около минуты, чтобы расстрелять все.
Скорцени снова хлопнул его по спине, на сей раз так сильно, что Ягер с трудом удержался на ногах.
— Когда-нибудь я возьму тебя в свой отряд минометчиков! — заявил эсэсовец, прижав губы к уху Ягера.
— Я страшно рад, — без особого энтузиазма ответил Ягер. — Давай, пора возвращаться, а то кто-нибудь нас тут заметит и сообразит, что к чему.
— Минутку. — Скорцени схватил миномет, несмотря на то что по плану они собирались оставить его в парке. Рядом располагался маленький пруд, куда он и швырнул оружие. — До утра его не найдут, а может, и вовсе не заметят. К тому времени, с божьей помощью, мы уже будем далеко.
— С божьей помощью, — повторил Ягер. — Давай, пошевеливайся.
В тот момент, когда они вошли в дом, где снимали квартиру, и закрыли за собой дверь, из-за угла появились какие-то люди, они мчались к парку. Ягер и Скорцени бросились по лестнице наверх. Больше всего они боялись, что, когда поднимется шум, из их дома начнут выскакивать на улицу люди и обязательно заметят, что два жильца из четырнадцатого номера оказались не дома, — и тогда у них возникнут нежелательные вопросы, на которые тут же найдутся ответы.
Однако в коридоре было пусто, и Ягер, с облегчением вздохнув, закрыл за собой дверь. Где-то вдалеке завыли сирены и зазвонил колокол: машины «скорой помощи» и пожарники спешили на место происшествия. С самым серьезным видом Ягер протянул Скорцени руку, которую эсэсовец пожал с не менее серьезным видом.
Скорцени вытащил пробку из бутылки с вином, сделал большой глоток и протянул ее Ягеру. Тот вытер горлышко рукавом и тоже основательно к ней приложился.
— За удачу, — сказал он.
Скорцени энергично кивнул. Впрочем, уже в следующее мгновение Ягер представил себе, за что они пьют: в эту самую минуту французы, мужчины и женщины, задыхаются, мучительно пытаясь набрать в легкие воздух, только потому, что они, в надежде прокормить свои семьи, решились работать на ящеров. Лично ему, Генриху Ягеру, они ничего плохого не сделали.
— Ужасными делами мы с тобой занимаемся, — мрачно проговорил он.
— Ты только сейчас понял? — спросил Скорцени. — Да ладно тебе, Ягер, ты же не наивный юнец. Если мы не будем воевать с ящерами всеми доступными нам средствами, мы проиграем. Ну да, при этом страдают невинные люди… плохо, конечно, но так устроен мир. Мы сделали то, что должны были сделать, то, что приказали нам наши командиры.
— Да, — безжизненным голосом сказал Ягер.
Скорцени не понимал одной простой вещи — и никогда не поймет, даже если доживет до ста лет, что маловероятно, учитывая его образ жизни. «То, что ты должен сделать» и «приказ командира» — это не всегда одно и то же.
Однако солдатам не следует углубляться в столь сложные философские вопросы. Ягер задумался над ними только тогда, когда узнал, что делали немцы с евреями на востоке. С тех пор он уже не мог закрывать глаза и делать вид, что ничего не видит. Он отлично понимал, какая судьба ждет Землю, если ящеры победят в войне. Как и Скорцени, он был готов практически на все, лишь бы помешать им. Но в отличие от эсэсовца отказывался считать все, что делал, правильным и благородным.
Вот еще одно, не бросающееся в глаза, различие между ними, но оно есть, и Ягера это радовало.
* * * Пытаясь отдышаться, Йенс Ларссен остановился на вершине перевала Бертауд. Воздух белым облачком слетал с его губ. Снег мягким покрывалом окутал землю, изукрасил ветки громадных сосен, словно сошедших с рождественской открытки. Снег и лед превратили сороковое шоссе в скользкую слаломную трассу, к которой следовало относиться со всей серьезностью.
— Отсюда вниз по склону, — сказал Йенс.
Чтобы вернуться в Денвер, расположенный примерно в пятидесяти милях, ему придется сначала спуститься на милю вниз. При нормальных обстоятельствах дорога была бы легкой, но только не сейчас. Если велосипед наткнется на ледяной бугорок и заскользит вниз, когда поднимаешься вверх по склону, падения не избежать. Спускаясь же вниз по скользкой дороге, можно с необычайной легкостью сломать ногу или свернуть себе шею — если не удастся справиться с управлением.
— Очень медленно и осторожно, — громко напомнил себе Йенс. — Очень осторожно.
Часть пути наверх он шел рядом с велосипедом и еще дольше спускался вниз. Все равно, если повезет, он будет в Денвере через пару дней. А дальше Металлургическая лаборатория может собирать пожитки и отправляться в Ханфорд, штат Колумбия.
В Табернаше, на севере, Йенс купил вязаную матросскую шапочку. Одному богу известно, как она сюда попала; Табернаш находится так далеко от моря, что и представить себе трудно. Он натянул ее на уши, и они тут же начали отчаянно чесаться. Кроме того, еще осенью он перестал бриться, и у него отросла роскошная рыжая борода, которая отлично грела щеки и подбородок.
— Интересно, узнает ли меня Мэри Кули? — пробормотал он.
Айдахо-Спрингс лежал всего в двадцати милях или около того к востоку. Он погладил рукой ствол своей винтовки, которая висела у него на плече.
Впрочем, сейчас, оказавшись рядом с Айдахо-Спрингс, Йенс уже не злился на официантку, наградившую его триппером, больше не злился. Таблетки, которые дала ему доктор Генри, сделали свое дело. Болезнь его не беспокоила, похоже, он полностью вылечился.
«Пусть сучка живет», — решил он и почувствовал себя ужасно великодушным.
Небо постепенно серело, значит, скоро снова пойдет снег. Йенс мчался по шоссе, понимая, что чем ниже успеет спуститься до снегопада, тем лучше. Тот, кто вырос в Миннесоте, на личном опыте знает, что такое зимняя непогода. Впрочем, путешествуя по стране прошлой зимой, он тоже многому научился.
Ларссен миновал брошенный «студебеккер». Сломанные легковые машины и грузовики постоянно встречались ему на дороге, по одной или сразу по несколько штук. Из них может получиться отличное убежище, если действительно начнется сильный снегопад.
Где-то в стороне от дороги завыл кугуар. Похоже, для диких зверей наступили благословенные времена, совсем как в далеком прошлом. Мало кто из людей сейчас в состоянии подняться в горы, чтобы поохотиться, как раньше. От мысли, что ящеры принесли Земле пользу, Йенс почувствовал себя как-то странно и сжал руки на обтянутом черной кожей руле велосипеда. Лично ему ящеры не сделали ничего хорошего. Если бы они остались на страницах бульварных журналов, где им самое место, они с Барбарой никогда не расстались бы. Он обязательно с ней поговорит, когда вернется в Денвер — и с Сэмом Игером. Ларссен представлял себе этот разговор с тех самых пор, как отправился на запад.
Он снова потянулся за спину и погладил рукой ствол винтовки.
Прежде чем он успел добраться до Айдахо-Спрингс, стемнело, и начался снегопад. Ларссен продолжал ехать, пока не достиг брошенной машины, стоящей посреди дороги.
— «Кадиллак», — сказал он и подъехал поближе.
Здесь будет удобнее, чем в большинстве других машин, мимо которых он проезжал.
Окна и двери «Кадиллака» были закрыты, словно его хозяин не сомневался, что обязательно вернется и заберет свою собственность. Йенс с удовольствием разбил прикладом винтовки окно у водительского места, открыл дверь, которая заскрипела на ржавых петлях, и потянулся к замку задней двери. После этого он аккуратно закрыл переднюю дверцу. «Наверное, нужно было выстрелить в замок, чтобы через дыру в окне внутрь не задувал холодный воздух, — подумал он. — Может быть, поискать другую машину?»
— А, плевать, — сказал он громко.
Он выбил стекло не целиком и все равно открыл бы окно, чтобы не задохнуться. Даже если в «Кадиллаке» отвратительно воняет сыростью, лучшего места, чтобы разложить спальный мешок, не найти. Заднее сиденье оказалось длинным и достаточно широким, здесь было бы отлично заниматься любовью. Впрочем, владельцы «Кадиллаков» вряд ли балуются со своими подружками на заднем сиденье автомобиля.
Ларссен развернул спальный мешок и достал из рюкзака, привязанного к багажнику велосипеда, пару шерстяных одеял. У него осталось немного хлеба и домашнего масла, которое он купил в Табернаше. Он перекусил, подумав о том, что в последнее время отвратительно питается и потому стал похож на тощее пугало.
Затем он залез в спальный мешок, положил сверху одеяла и довольно быстро согрелся. Винтовку он устроил между сиденьями.
— Пусть только кто-нибудь сунется, он об этом горько пожалеет, — заявил он.
На следующее утро Йенс проснулся, толком не отдохнув. Вокруг царила звенящая тишина, которая его страшно удивила. Казалось, будто вчерашний снег укрыл весь мир толстым покрывалом из белых перьев. Когда он садился на велосипед, тихий скрип пружин стал единственным звуком, нарушившим безмолвие утра.
Сегодня ехать по дороге будет особенно трудно. Никто не убирал снег, никто не посыпал дороги солью, которая, конечно, портила машины, зато помогала колесам удерживаться на поверхности шоссе.
— Очень медленно и осторожно, — напомнил себе Ларссен.
Как и повсюду по дороге на запад, у въезда в Айдахо-Спрингс стояли часовые, которые проверяли всех, кто хотел попасть в город. Йенс собрался вытащить бумагу, подписанную генералом Гровсом, но они тут же отошли в сторону, пропуская его.
— Проезжай, приятель, — сказал один из них. — Я помню тебя и твое письмо, ты тут был пару месяцев назад, верно?
Ларссен проехал через Айдахо-Спрингс и начал подниматься к вершине Флойд-Хилл, которая располагалась примерно на одной высоте с перевалом Бертауд. Дальше дорога была значительно лучше. Ларссен довольно быстро добрался до Денвера.
До появления ящеров здесь жили около четверти миллиона человек. После эвакуации, коротких стычек с врагом и бомбардировок тут осталось совсем немного народа. И тем не менее от количества людей на улицах Ларссену стало не по себе. Путешествуя, он привык к одиночеству, и собственная компания его вполне устраивала. Он не знал, как будет чувствовать себя, когда вернется в лабораторию и ему снова придется работать вместе с коллегами.
— Да черт с ними! — проворчал он. — Если им не понравится моя компания, это их проблема.
Какой-то мужчина, который ехал по шоссе 40 — нет, внутри города оно называлась Колфакс-авеню, — удивленно оглянулся на него, наверное, услышал последние слова. Но Йенс наградил его таким злобным взглядом, что тот быстро отвернулся.
Ларссен направился на юг, в сторону университета. Солнце, появившееся на небе днем, спряталось за Скалистые горы. Ему было наплевать. Он знал, что уже почти добрался до места, и сомневался, что в Металлургической лаборатории работают восемь часов, а потом отправляются на покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93