– Господин, я умею читать! – заявил он с гордостью.
– Рассказывай!
– Я сидел с Садыком во дворе. Тут он мне написал на листке пергамента вопрос: как я к нему отношусь? Я ответил: хорошо, потому что знал всю эту историю с его языком. Он написал, что тоже любит меня и мы можем стать кровными братьями. Я согласился, и мы поклялись перед Аллахом, что не покинем друг друга в беде и несчастье.
– Ты говоришь правду?
– Могу тебе доказать это, эмир. У меня цел пергамент, где все это записано.
– Где же он?
– В моем мешке.
– Покажи!
Он дал мне листок. Несмотря на грязь, там можно было разглядеть буквы. Я дал его мирзе, тот прочитал и кивнул.
– Ты был очень недальновиден, – сказал я ему. – Ты доверился ему, не подумав, что это обернется тебе во вред.
– Эмир, все считали его честным человеком!
– Рассказывай дальше!
– Я никогда не догадывался, что он замышляет, и питал к нему сострадание, когда он лежал в путах. Я вспомнил о своей клятве и помог ему бежать.
– Он разговаривал с тобой?
– Он же не может говорить.
– Я имею в виду знаки.
– Нет, он поднялся, потянулся, пожал мне руку и скрылся в кустах.
– В каком направлении?
– Вот сюда.
Он указал в сторону реки.
– Ты изменил своему господину, став предателем всех нас, чтобы выполнить легковесную клятву. Скажи сам, какое наказание ты хочешь понести?
– Эмир, ты можешь убить меня! – прошептал он.
– Да, ты заслужил смерти, ибо ты освободил убийцу и обрек всех нас на смертельный риск. Но ты понял свою ошибку, и поэтому я разрешаю тебе просить смягчения приговора у хозяина. Я не думаю, что ты принадлежишь к тем людям, которые вершат зло оттого, что ненавидят добро.
У бедного парня навернулись на глаза слезы, и он бросился перед персом на колени. Он дрожал и от страха не мог выговорить ни слова. Строгое лицо господина становилось все мягче.
– Не надо ничего говорить, я знаю, о чем ты меня будешь просить, но ничем не могу тебе помочь. Я был тобой доволен, но сейчас твоя судьба не в моих руках. Только эмир может решать. Обращайся к нему!
– Господин, ты слышал, – повернулся ко мне несчастный.
– Ты, правда, считаешь, что правоверный мусульманин должен выполнять свои клятвы?
– Да, эмир.
– И ты ее не нарушишь?
– Нет, даже если это будет стоить мне жизни!
– И если даже Садык снова тайно вернется к тебе, ты скроешь это?
– Нет. Я освободил его и сдержал клятву – этого довольно.
То была своеобразная трактовка клятвы, но мне она вполне подходила.
– Хочешь исправить свою ошибку, послужив верой и правдой своему господину?
– О господин, если бы это было возможно!
– Тогда дай мне руку и поклянись.
– Клянусь Аллахом и Кораном и всеми праведными халифами!
– Хорошо, ты свободен и можешь снова служить хозяину. Только помни о своей клятве.
Парень был вне себя от радости, да и мирзу устроил такой поворот дела. Теперь между нами не было никаких неясностей.

Глава 4
В БАГДАДЕ

Наши верблюды создали нам в последнее время много хлопот. Эти глупые животные привыкли к обширным безлесным пространствам и среди скал и деревьев чувствовали себя неуютно. Мы были вынуждены нести на себе грузы до реки и перетаскивать их, отыскав брод. Сколько это отняло сил!
Мы с Халефом немного отстали от остальных, чтобы как следует замести следы.
В наши задачи не входило сразу же брать курс на Багдад – мы лишь стремились покинуть местность, где чувствовали себя не совсем уютно, и найти укромное место, где бы нас не настигли враги-персы и Садык.
Ближе к вечеру, уже основательно продвинувшись на юг, мы, наконец, нашли покинутую хижину, которая служила убежищем какому-то одинокому курду. Одной стеной она примыкала к скале, а с трех других сторон густо поросла кустарником. За этим живым забором обзор был прекрасным. Сюда мы привели животных и решили разместиться на ночь, что не отняло много усилий – надо было лишь бросить на землю походные одеяла. Вечером все было сделано, и женщины, разместившиеся в доме, занялись кулинарией. Ужин удался на славу. Я за последние три дня страшно устал и скоро пошел спать. Должно быть, я проспал несколько часов, как почувствовал какое-то оживление. Старая Хальва стояла рядом со мной и делала мне знаки. Я встал и пошел за ней. Все остальные спали, за исключением перса, несшего вахту. По ту сторону кустов он нас не видел.
Старуха отвела меня к той стороне дома, где раскинула свои ветви с красными гроздьями бузина. Здесь я застал Хасана Арджир-мирзу.
– Что-то стряслось? – спросил я его.
– Надо поговорить, дело касается нашей поездки. Мне бы хотелось поделиться с тобой некоторыми размышлениями. Извини, что прервал твой сон.
– С удовольствием послушаю, что же ты решил.
– Ты уже бывал в Багдаде. У тебя есть там друзья или знакомые?
– Шапочные знакомства, я не надеюсь, что они могут быть нам полезными.
– А жилище там можно найти, только чтобы оно было надежное?
– Я просто не представляю, чего мне там бояться. Я нахожусь под защитой высоких господ и, если понадобится, могу призвать для охраны европейские власти.
– Тогда у меня просьба. Я уже говорил, что меня ждут люди в Гадиме. Но мне не верится, что там я буду в безопасности, поэтому осмелюсь просить твоей помощи.
– Охотно помогу. Какие поручения ты мне доверяешь?
– Верблюды, которых ты там обнаружишь, доставили туда мое имущество, которое я попытался спасти. Оно будет мне обузой в дальнейшей поездке, хочу все продать. Можно поручить тебе эту сделку?
– Конечно, если ты мне это доверишь…
– Я доверю это тебе. Я дам тебе письмо к мирзе Селимаге. Ты продашь все, весь груз вместе с животными, оплатишь труд людей и уволишь их.
– А мирза Селим-ага не разгневается, что ты не ему доверил дело? Он верно служил тебе. Он довез твои товары почти до Багдада, он завоевал право на доверие.
– Не спорь со мной, эмир, я знаю, что делаю. Он единственный, кого я не уволю, и это он знает. Думаю, ты лучше выполнишь мое поручение, чем он, и еще я предпочел тебя ему и по другой причине.
– Ты найдешь себе квартиру в Багдаде?
– Я сразу же сделаю выбор из многих. Дело в том, что я хочу доверить тебе не только мое имущество, но и дом, эмир. Хочешь?
– Хасан Арджир-мирза! Ты повергаешь меня в удивление и смущение. Ведь я все же мужчина и христианин!
– Я не спрашиваю тебя о том, христианин ты или мусульманин. Когда ты спасал меня от рук беббе, ты этим вопросом не задавался. Я забочусь о том, чтобы ускользнуть от преследователей. Они не должны знать, где находится Хасан Арджир-мирза, поэтому я и доверяю тебе и дом, и свои вещи. Я знаю, что ты не отдашь на поругание честь моей жены и моей сестры Бенды во время моего отсутствия.
– Я не разрешу никому ни говорить с ними, ни видеть их. Но о каком отсутствии ты говоришь?
– Пока ты будешь в Багдаде, я поеду с мирзой Селим-агой в Кербелу, чтобы захоронить останки моего отца.
– Но ты забываешь, что я тоже хочу попасть в Кербелу!
– Господин, откажись от своего решения! Дело принимает слишком опасный оборот. Да, я помню, ты был в Мекке, но подумай, какое различие между Меккой и Кербелой. В первой преобладают благочестивые, спокойные мусульмане, в Кербеле же ты встретишь фанатиков, которые доводят себя до исступления, и их жертвами становятся честные верующие. Узнай кто-либо из них, что ты не шиит или, не дай Бог, даже не мусульманин, и тебя постигнет ужасная смерть. Следуй за мной и откажись от своей задумки!
– Хорошо, я решу в Багдаде, что мне делать дальше. Пойду ли я или останусь – знай, Хасан Арджир-мирза, что твой дом и домочадцы в надежных руках!
Наш разговор закончился.
Мы оставались на месте еще пять дней и тронулись в путь, только когда убедились, что силы всех полностью восстановлены. Переход через горы прошел успешно, и равнину мы преодолели тоже весьма успешно, так и не повстречавшись с арабами, что можно больше приписать нашей осторожности, нежели доброй воле бедуинов.
Позади Бени-Саада, в четырех часах на северо-восток от Багдада, на каком-то канале мы устроили привал. Отсюда мой путь лежал в Гадим, чтобы договориться с агой, которому Хасан поручил свое имущество. Мы остановились в месте, где нас трудно было застать врасплох. Я позаботился вначале о лагере, а потом получил письмо Хасана, которое должно было служить мне удостоверением.
– А Селим-ага будет меня слушаться? – спросил я мирзу.
– Он должен повиноваться тебе, как если бы я был на твоем месте. Ты возьмешь все, что у него есть, и отошлешь его ко мне, если он тебе больше не понадобится, с человеком, которого я к тебе направлю. А я буду ждать здесь, пока ты не вернешься. Ты продашь мои вещи, и все, что ты ни сделаешь, будет правильно.
Англичанин следил за сборами к дальней поездке.
– В Багдад, мистер? Я с вами!
У меня не было возражений. Еще один человек захотел ехать с нами – Халеф. Но это было уже лишним – он был нужен для охраны лагеря. Мы выехали и вскоре достигли третьей излучины Тигра выше Багдада, внутри ее-то по ту сторону реки и располагался Гадим.
Мы свернули направо с почтовой дороги, ведущей в Киркук, Эрбиль, Мосул и Диярбакыр, проскакали через кирпичный завод и позволили себе перевести дух. По приятным пальмовым рощам мы добрались до Гадима, населенного исключительно персами-шиитами.
Это местечко стоит на святой земле, ибо здесь расположена усыпальница имама Мусы ибн Джафера. Этот известный человек совершил паломничество в Мекку и Медину в компании Гаруна аль-Рашида. В Медине он приветствовал усыпальницу Пророка словами: «Здравствуй, отец!», в то время как халиф сделал это так: «Здравствуй, братец!» Автор использует игру слов: Vater – отец, Vetter – кузен, двоюродный брат (нем.).


«Как, ты состоишь с Пророком в более близких родственных отношениях, чем я?» – гневно воскликнул халиф, и с тех пор возненавидел его с такой же силой, как раньше любил. Джафера бросили в темницу, где он и окончил свои дни. Но после смерти над его могилой вознеслась мечеть с золотым куполом и четыре минарета.
Гадим известен и другой достопримечательностью – типично западным достижением, которое выглядит в восточном обрамлении более чем странно – неким подобием конки, начинающейся у Арсенала и идущей до Багдада. Она была построена губернатором Мидат-пашой, охочим до всяческих реформ и вскоре обосновавшимся на высоких постах в Стамбуле. Если бы его не отозвали на еще более важное место, Месопотамия имела бы свою железную дорогу, связавшую бы Константинополь с долинами Евфрата и Тигра. К сожалению, эта программа так и осталась до сих пор невыполненной.
Персы, населяющие Гадим, в основном торговцы и купцы, которые ежедневно ездят по делам в Багдад. Чтобы разыскать среди них агу, я, прежде всего, отправился в караван-сарай, которых в Гадиме и Багдаде множество.
Было около полудня, и жара стояла неимоверная. Июль… Над городом лежало непроглядное марево, все закрывали лица. В одном из переулков нам встретился мужчина в богатом персидском одеянии. Он ехал на белой лошади, снабженной такой богатой упряжью, какую могли позволить себе только очень состоятельные люди. Мы были в сравнении с ним просто оборванцами.
– Убирайтесь в сторону, отойдите! – крикнул он нам, и на лице его мелькнуло выражение презрения.
Я ехал рядом с англичанином, и переулок был достаточно широк, чтобы перс спокойно проехал мимо. Но меня возмутило его поведение.
– У тебя достаточно места, проезжай, – спокойно сказал я.
Но, вместо того чтобы спокойно проехать, он развернул лошадь и произнес:
– Суннитская свинья, ты забываешь, где находишься! Убирайся прочь, иначе я покажу тебе…
– Попробуй!
Он выхватил верблюжью плетку из-за пояса и размахнулся. Но не успел опустить ее, ибо мой вороной совершил скачок и мой кулак вышиб перса из его роскошного седла. Я уже хотел ехать дальше, даже не удосужившись посмотреть, как он там, на земле, себя чувствует, как услышал сдавленный крик слуги, приставленного ко мне Хасаном Арджир-мирзой:
– Во имя Бога, это же мирза Селим-ага!
Я тут же обернулся. Повергнутый перс снова сидел в седле и тянул из-за пояса кривую саблю. Теперь он узнал говорившего.
– Араб, ты ведь араб! – кричал он. – Как ты можешь находиться рядом с этим неверным, тебя проклянет Аллах!
Я не дал слуге времени ответить, а заговорил сам:
– Закрой свой рот. Твое имя Селим-ага?
– Да, – ответил он, несколько обескураженный моим тоном.
Я подвел коня вплотную к его лошади и сказал вполголоса:
– Меня послал Хасан Арджир-мирза. Веди меня в свое жилище!
– Тебя? – спросил он удивленно, разглядывая меня. Потом повернулся к слуге и спросил: – Это так?
– Да, – ответил тот. – Этого эфенди зовут эмир Кара бен Немей, он передаст тебе письмо нашего господина!
Еще раз, окинув меня подозрительным, пристальным взглядом, он сказал:
– Сначала я прочту письмо, а потом поговорим о том ударе, которым ты меня наградил. Следуй за мной, но в отдалении, чтобы не оскорблять моих глаз.
Этот человек тоже когда-то был подданным шаха, из близкого его окружения, но потом отказался от своих военных должностей. Ему-то Хасан и доверил свое имущество. Все это в свое время поведал мне мирза. Если бы этот человек был настоящим шахсаваром, то есть всадником при шахе, то ему следовало бы знать, как вести себя с встречными людьми, пусть они и выглядят как оборванцы. Хотя мы с Линдсеем никоим образом себя к таковым не относили. Кроме того, он явно не очень умно поступал, вышагивая с таким важным видом, на самом деле будучи беженцем. Мне, естественно, не хотелось поддерживать в нем это высокомерие, поэтому я дал Линдсею знак, и мы взяли его в «клещи», поместив между собой.
– Собака, осади назад! – угрожающе проговорил он. – Иначе я огрею тебя плеткой!
– Молчи, дурень, – спокойно ответил я, – иначе получишь еще раз по носу. Распорядитель посуды своего хозяина должен вести себя поскромнее. Ты явно заслужил несколько уроков вежливости.
Он ничего не ответил, только снова набросил на лицо покрывало, которое во время стычки было отброшено. Поэтому-то его и не узнал сразу слуга.
Наш путь пролегал по разным узким переулкам, пока Селим не остановился перед невысокой стеной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51