им предстоит вступить в бой с чудовищным злом. Если бы им удалось вырвать его с корнем раньше, чем оно утвердится, мир избежал бы великих страданий.
Брат Роберт жаждал сам вырвать корень зла. Но ему не дано владеть тем особым тонким ремеслом, которое необходимо для такого рода свершения. Грейс же владела им. Он утешал себя мыслью, что именно по этой причине, а не из-за сомнения в силе его веры Господь обделил его своей милостью. Не важно, кто выполнит великое предначертание, важно, чтобы оно свершилось.
И скоро это произойдет. Антихрист будет отправлен прямо в ад, а брат Роберт возвратится в свою любимую келью в монастыре в Эгюбелле.
7
Грейс положила руку на кожаный футляр с хирургическими инструментами, лежавший рядом с ней на заднем сиденье. Она продезинфицировала их прошлой ночью в автоклаве во время своей смены в Ленокс-Хилле, и теперь они были абсолютно стерильными. На коленях она держала бутыль с хлороформом, который взяла в больнице. Кроме того, она везла раствор антисептика и ампулы с антибиотиками, а также таблетки кодеина, которые собиралась дать Кэрол после завершения операции.
Она не могла не возвращаться мыслью к этому. Ее стигматы еще были видны. Святой Дух все еще находился в ней, и ничто не отвратит ее от священной миссии, но как бы ей хотелось, чтобы все произошло иначе! Случись у Кэрол выкидыш несколько дней назад, ничего этого не потребовалось бы. Грейс знала: до конца своей земной жизни она будет расплачиваться за то, что ей придется сделать. Она только надеялась, что сумеет загладить вину будущими благими поступками.
О Боже, сделай так, чтобы эта чаша миновала меня!
Но Грейс знала: кроме нее, нет никого, кому можно было бы ее вручить.
Кэрол... единственная дочь ее брата. После смерти Генри и Эллен и до того, как Кэрол вышла замуж за Джима, она стала для Грейс почти дочерью. По утрам Грейс отправляла ее в колледж, тревожилась за девушку, когда та поздно возвращалась в субботние вечера. Она повела ее под венец на свадьбе.
Она не сделает Кэрол ничего плохого, только изымет сатанинский плод, который та вынашивает. Но Кэрол никогда не поймет, никогда не простит содеянного. Это было самое ужасное. И все же Грейс готова пожертвовать любовью племянницы ради Бога, ради безопасности человечества.
Нет сомнения, что вскоре после того, как Антихрист будет уничтожен, ее разыщет и арестует полиция, так же как и большинство тех, кто сопровождает ее сейчас. Никого из них это не страшило. Они избраны во славу Божию. Они делали то, что им уготовано, следуя воле Господней. А выполнив свое предназначение, они предадут себя в Его руки.
Их было восемь мужчин и пять женщин, включая Грейс, и все они избраны Святым Духом и движимы священной целью, все готовы умереть за Господа. Мужчины могли понадобиться Грейс, чтобы убрать с пути тех, кто решится защищать Кэрол, а женщины – чтобы помочь ей с Кэрол. Нехорошо, если посторонние мужчины, даже те, в которых пребывает Святой Дух, увидят нагое тело Кэрол. Поэтому женщины будут держать Кэрол, а мужчины обеспечат Грейс возможность выполнить свою миссию без помех.
Грейс закрыла глаза. Только таким путем обретет она спасение. Она чувствовала это. Один проступок освободит ее от всех, подобных ему, греховных деяний. Подобная соразмерность совершенна.
А почему бы и нет? Ведь ее происхождение божественно.
8
Кэрол смотрела, как Билл проехал в стареньком фургончике через ворота и, свернув, исчез из виду. Она почувствовала себя очень одинокой и пошла в дом, чтобы побыть с Эммой. Должно быть, я дошла до крайности, подумала Кэрол, и решила помочь Эмме убрать кухню. Но та выставила ее за дверь, приказав выполнять предписание врача о постельном режиме.
Кэрол попыталась ее послушаться. Она включила телевизор, но ни по одному каналу не нашла для себя ничего интересного. Показывали старые кинофильмы, студенческие игры на кубок, хоккей и профессиональный баскетбол. Она выбрала две книги, но положила их обратно. Чем бы ей заняться? Достаточно того, что последние два дня она провела в четырех стенах крошечной больничной палаты. Ей не хотелось просто сидеть и ничего не делать, потому что тогда она начала бы думать о Джиме. И о том, что произошло с ним и что больше она его никогда не увидит...
Кэрол отправилась в оранжерею посмотреть, не найдется ли там для нее какого-нибудь занятия с растениями. Под стеклянной крышей было жарко и сухо. Почти все растения нуждались в поливке. А это было как раз то, что она могла сделать – хорошенько все полить.
Она искала лейку, когда заметила увядшую герань. Ей чуть не стало дурно. Но она сказала себе, что ошиблась, это другое растение. Не могло оно быть тем же.
Но это было оно.
Подойдя поближе, Кэрол увидела, что длинные стебли, зеленые и крепкие час назад, теперь пожелтели и сникли. Оранжевые лепестки валялись на полу. Среди всех его стройных сородичей было одно увядшее растение – то, до которого она дотронулась.
Кэрол какое-то время на него смотрела, а потом отвернулась. Она не станет пугаться этих загадочных превращений. Внушая себе мысль Билла, что не следует принимать на веру навязчивые идеи разных параноиков, она прошла оранжерею насквозь и вышла из нее. Ей надо уехать из особняка, подальше от Эммы, подальше от всех. Она миновала ворота, не взглянув на остроконечные прутья решетки, и направилась прямо в город.
9
– Все в порядке, – сказал Иона сам себе, положив телефонную трубку на рычаг. Он был у себя в доме один.
Иона только что позвонил своему мастеру Биллу Эверсу, рассказал ему о семейных проблемах, связанных со смертью приемного сына, и предупредил, что хочет на ближайшие две недели взять отпуск из числа неиспользованных за многие годы. Эверс отнесся к нему сочувственно и дал свое разрешение.
Иона улыбался. А он и не знал, как кстати может оказаться смерть кого-нибудь из членов семьи.
Внезапно небо потемнело. Удивившись, он поднялся со стула, высокий и жилистый, и подошел к окну. Зловещие тучи громоздились далеко на западе, заслоняя солнце. Он вспомнил прогноз погоды, который совсем недавно слышал по радио в машине: «Солнечно и теплее обычного весь день». Впрочем, неожиданная гроза не помешает, если учесть наступившую жару.
И все же неизвестно откуда взявшиеся тучи вселили в него дурные предчувствия. Что-то заставило его позвонить в особняк Хэнли. К телефону подошла Эмма.
– Где Кэрол? – спросил он.
– Где-то здесь. Ты получил отпуск?
– Да. Она рядом с тобой?
– Кэрол? Нет. Когда ты сюда приедешь?
– Не важно. Пойди и найди ее.
– Но, Иона! Это большое поместье и...
– Найди ее!
Иона в ярости ждал, пока Эмма найдет Кэрол. От Эммы была несомненная польза, но иногда она бесила его своей тупостью. Наконец она, запыхавшись, вернулась к телефону и доложила:
– Ее здесь нет. Я звала, звала, но она не откликается.
– Черт тебя подери, женщина! – взревел он. – Ты должна была смотреть за ней!
– Я смотрела! Я приготовила для нее сандвичи, но я не могу смотреть за ней каждую минуту! Она взрослый...
Иона швырнул трубку и вернулся к окну. Сгустившиеся черные тучи ползли в сторону Монро. Тогда он понял, что это не просто гроза не по времени года.
Он побежал в гараж и завел машину. Он должен найти ее. Даже если ему придется объехать все улицы Монро, он найдет ее и доставит в безопасное место.
Эта гроза направлена против нее и против того, кого она носит.

Глава 23
1
Бредя вдоль залива, Кэрол из окна проезжавшей машины услышала припев из «Пристани в заливе» Отиса Реддинга. Она вспомнила, как понравилась эта песня Джиму, когда он пару недель назад услышал ее впервые. А сейчас Джим умер, совсем как Отис.
Как она ни противилась, ее преследовали болезненные ассоциации; куда бы она ни шла, все напоминало ей о Джиме.
Гнетущая духота с каждой минутой становилась все невыносимей.
Ветерок, дувший с залива, жарко, точно большая собака, дышал ей в лицо. Она услышала далекие раскаты грома и, взглянув на небо, увидела, как по нему мчатся тучи, громоздятся друг на друга и закрывают солнце. Казалось, они очень спешат. Молнии сверкали под их черным брюхом. Она не успела заметить, как на смену ясному дню пришел неподвижный тяжелый сумрак, предвестник грозы.
Прямо как нарочно, подумала она.
Кэрол ненавидела грозы. А Джим всегда их любил. Она прижималась к нему, зажав уши руками и крепко зажмурив глаза, а он как зачарованный смотрел через окно на молнии. Для него чем неистовее была гроза, тем лучше.
Но теперь нет никого, к кому можно было бы прижаться, а эта гроза, похоже, будет ужасающей. Кэрол поспешила назад, к набережной.
Гроза обрушилась на город внезапно. Подул холодный ветер, разгоняя застывший жаркий воздух. Бледные всполохи превратились в яростно разящие сине-белые стрелы, а гром уже не бормотал, но словно дикарь-гигант дубасил по алюминиевому куполу неба огромной кувалдой. Хлынул дождь. Крупные, подгоняемые ветром капли, сначала редкие, оставляли на мостовых и тротуарах мокрые пятна размером в серебряный доллар.
Затем с неба полились струи ледяной воды, превращавшие крутящуюся пыль в грязное месиво, которое подхватывали бурные ручейки, уже через минуту образовав вдоль тротуаров потоки глубиной в два дюйма.
В одно мгновение Кэрол промокла до нитки. Она побежала под дерево, но вспомнила, что дерево – наихудшее укрытие во время грозы. Впереди, за несколькими домами, она увидела убежище куда безопаснее – старую приходскую церковь Скорбящей Божьей Матери.
Пока она бежала к входу в церковь, с неба посыпался град. Градины были величиной с детские стеклянные шарики, а некоторые даже с мяч для гольфа. Они барабанили по мостовой, ударяли Кэрол по голове и плечам, с оглушающим шумом колотили по крыше и капоту стоявших вдоль тротуара машин. Она вбежала по каменным ступеням, моля Бога, чтобы дверь была открыта. Дверь подалась и впустила ее в прохладную сухую тишину вестибюля.
И сразу гроза осталась где-то далеко-далеко.
Церковь. Когда она была в церкви последний раз? На чьем-то венчании? На крестинах? Она не могла вспомнить. С наступлением юности она стала редко посещать церковь. Возвращаясь мыслью к тем годам, Кэрол полагала, что виной тому была реакция да смерть родителей. В годы обучения в колледже ее небрежение к религии вызывало недовольство тети Грейс, но до ссор дело не доходило. Она не стала атеисткой, как Джим. Просто спустя некоторое время стоять на коленях и молиться по воскресеньям Богу, который год от году становился все более далеким и ненужным, потеряло всякий смысл. Но она помнила, как после смерти родителей еще до ее отступничества приходила в церковь Божьей Матери одна и просто сидела там в тишине. Это приносило ей успокоение.
Она оглядела вестибюль. Слева было место для крещения, а справа лестница, которая вела наверх, на хоры. Будучи в седьмом и восьмом классах, она пела в хоре каждое воскресенье во время утренней мессы для детей.
Кэрол пробрала дрожь. С ее волос и голых плеч все еще стекали дождевые капли, мокрый сарафан облепил ее как плохо сидящая вторая кожа. Она открыла дверь и вошла в неф. Когда она шла по центральному проходу, быстрые вспышки молний бушевавшей за стенами церкви грозы освещали витражи в окнах, покрывая яркими разноцветными пятнами скамьи и алтарь, почти как во время психоделических световых шоу, так популярных среди наркоманов.
Все время, пока Кэрол шла по проходу, приближаясь к алтарю, раскаты грома снова и снова сотрясали здание. Она скользнула между рядами скамей, опустилась там на колени и закрыла лицо руками, чтобы не видеть молний. В мозгу ее не переставали звучать вопросы: как ей жить дальше одной? как ребенок вырастет без Джима?
Он не вырастет!
Кэрол вскинула голову. Эти слова поразили ее. Кто...
В действительности она их не слышала. Их никто не произносил. Они прозвучали у нее в уме. И тем не менее Кэрол оглядела церковь. Кроме нее единственными человеческими фигурами в нефе были: стоявшая в алькове около кафедры слева от алтаря скульптура Святой Марии в человеческий рост, попиравшей змия-Сатану, и справа от алтаря – распятый Христос.
На секунду у нее замерло сердце: ей показалось, что краем глаза она увидела, будто голова Христа в терновом венце приподнялась, но когда она посмотрела еще раз как следует, голова была поникшей, как обычно. Просто игра света от молнии.
Вдруг она почувствовала, что в пустой церкви что-то изменилось. Когда она вошла, помещение, казалось, приняло ее тепло и приветливо, а теперь здесь все словно дышало неприязнью и враждебностью к ней, и они росли с каждой минутой.
Кэрол бросило в жар. Ее промокший от дождя сарафан перестал холодить. Взамен появилось растущее ощущение жара. Ее кожа горела, ее что-то обжигало.
Звук, подобный треску расколовшегося дерева, испугал Кэрол. Она осмотрелась, но, поскольку он эхом отдавался от купола и стен просторного нефа, ей казалось, что он исходит отовсюду. Скамья под ней закачалась. Кэрол в испуге, спотыкаясь, бросилась в проход. Треск дерева стал раздаваться вокруг нее все громче и громче. Стоны и визг терзаемого дерева наполнили помещение. Она увидела, что скамьи задвигались, стали изгибаться, коробиться, корчиться, как в агонии.
Внезапно скамья, на которой она только что сидела, выгнулась и раскололась по всей длине со звуком пушечного выстрела. За ней вторая и третья. Кэрол оглушила канонада – скамьи вокруг нее раскалывались одна за другой. Она в ужасе зажала уши, чтобы не слышать грохота, и, шатаясь, закружила по проходу. В воздухе летали освещенные разноцветными бликами обломки скамей, вырванных из мраморного пола.
А как ей было жарко! Нестерпимо жарко! Перед глазами плыли клубы пара. Она посмотрела на свои руки и увидела, как от мокрой кожи поднимаются струйки пара. Все ее тело извергало пар.
Вспышки молний, раскаты грома, стоны изуродованного дерева – все это казалось направленным на нее. Ей нужно бежать отсюда.
Когда Кэрол повернулась, чтобы броситься прочь из церкви, она увидела, как голова распятого Христа качнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44