.. снимки, которые, может быть, видел Джек, точно видел, зачем ему иначе прятать глаза и ужасно смущаться? Он знает, о господи, знает! Хуже того, теперь она сама их может увидеть. Если захочет... если посмеет...Она никогда их не видела, никогда даже вообразить не осмеливалась, что они собой представляют, потому что это воскресило бы воспоминания о тех часах, днях, месяцах на кровати или на диване в подвале, когда папочка велел ей проделывать всякие вещи с Томасом и Томасу с ней проделывать всякие вещи, которые иногда причиняли ей боль, а папочка без конца фотографировал, фотографировал...Она сделала последний глубокий вдох, задержала дыхание, заставила себя взглянуть на него:— Вы их видели?Джек кивнул.Разглядывал? Любовался? Боже мой, давно они к нему попали? Что он о ней теперь думает?— Все? — Нет. Пока не сообразил, что это... кто... Да еще убедился, что в конвертах ничего больше нет. Простите, Алисия... Я...— Зачем?— Что «зачем»?— Зачем вы их сюда принесли? Зачем вы со мной это сделали? Что с ними собираетесь делать?— Я ничего с ними делать не собираюсь. — Он вытряхнул из фирменной сумки широкую коробку. — Сами делайте что хотите.Поднял коробку повыше, чтобы можно было прочесть этикетку на верхней крышке.Алисия прищурила покрасневшие глаза:— Машинка для резки бумаги?— Правильно. — Джек ткнул пальцем в конверты: — Здесь не только снимки, но и негативы. Я вполне мог бы их сжечь и какое-то время серьезно об этом подумывал. Но пришел к заключению, что вам самой захочется сделать из них конфетти.Он вытащил из коробки машинку, поставил перед ней, сунул вилку в розетку.— Почему вы так хлопочете ради меня?— Почему бы и нет? Мне все время казалось, будто что-то вас тяготит. Никогда не догадывался, какое тяжелое бремя.Она потупила взгляд:— Мне так стыдно.— Чего?— Как вы можете спрашивать? — Тон невольно повысился, только нельзя терять контроль над собой, только не здесь, не сейчас. — Вы же видели. Господи боже, что теперь обо мне думаете!— Думаю, вам себя не в чем винить, если речь идет об этом. Точно так же, как нельзя винить избитого ребенка за полученные синяки. Это называется детским порно — чертовски лицемерное выражение. Назовем своим именем: снимки насилуемых детей. — Джек схватил один конверт, сунул ей. — Давайте. Пора с этим покончить.Алисия заставила себя протянуть руку. Рука остановилась на полпути к конверту, словно наткнулась на невидимую стену. Стену удалось пробить, пальцы схватили, выдернули конверт.Он включил машинку, отступил назад. Послышалось, как в щели наверху заработали лезвия.Она сумела прикоснуться к конверту, но когда дело дошло до содержимого...— У вас все получится, — твердо сказал Джек.— Это ничего не решает, — возразила она. — По всей стране в разных коллекциях хранятся сотни отпечатков. Он их обменивал на фотографии других детей.— Но эти надо уничтожить. Никто их не увидит. И с уничтоженных негативов новых не напечатает. Пожалуй, не столько практичный, сколько символический жест, однако, Алисия, это только начало.Она на него посмотрела и чуть не расплакалась. Как можно было недооценивать этого человека?Да, начало.Впервые в жизни у нее есть возможность распоряжаться снимками. И негативами. С ними можно сделать одно — уничтожить.Алисия полезла в конверт, вытащила три-четыре фотографии восемь на десять, цветных, глянцевых — нет, не взглянула, — сунула в щель машинки. Та зажужжала, замолола, потом снизу посыпались стружки, скручиваясь в ком бумажной лапши.Да! Получается. Изображения уничтожаются, распадаются на сотни клочков. Только сумасшедшему придет в голову складывать их обратно, и чем больше растет ком, тем трудней это сделать. На восстановление единственного снимка уйдет сотня, нет, тысяча лет.Чувствуя себя словно под освежающим душем, она выхватила из конверта следующие фотографии, принялась скармливать крутящимся лезвиям. По щекам текли слезы, Алисия слышала собственный смех.Ох, как хорошо... прекрасно! 12 Вззззз!Женщина в слезах — уже плохо. Никогда не знаешь, как быть в таких случаях. Что делать? Что говорить? А уж когда женщина плачет и одновременно смеется, кромсая бумагу...Страшное дело.Вскоре плач и смех стихли, но стало только хуже — она заговорила, и Джек пожелал, чтобы Рональд Клейтон был жив... чтобы можно было предать его очень медленной смерти.— Я для папы старалась. Вот как это было. Отчасти понимала, что делаю что-то дурное, особенно когда бывало больно, но выбора не было — папа велел. Ведь это же, в конце концов, мой папа... Который меня любит. Не заставит совершать плохие поступки. Только не мой папа.Тон ровный, бесстрастный, словно навсегда целиком порваны эмоциональные связи с девочкой, о которой шла речь.Вззззз! Следующие фотографии отправились в машинку.— Вот в чем настоящая гнусность. Хуже самого извращения. Он взял родную дочку, которая на него полагалась, доверяла ему, уважала, и, воспользовавшись ее доверием и зависимостью, вынудил делать перед фотоаппаратом то, что ему требовалось. Такая у педофилов натура: они наслаждаются властью над слабыми маленькими детьми, возможностью лишить их невинности, принуждая ко всякой мерзости.Вззззз!— Мерзости я в то время, конечно, не понимала, хотя что-то нехорошее чуяла, потому что мне настрого запрещалось об этом упоминать. Сеансы годам к десяти прекратились. Видно, я слишком выросла. Видно, прочие участники взаимного обмена картинками предпочитали девочек младше десяти. В любом случае больше съемок не проводилось, и... поверите?.. я горевала. Гадко, да? Не из-за того, чем занималась, а оттого, что больше не интересовала отца. Он никогда не проявлял ко мне никаких теплых чувств, ни малейшей заботы... мало сказать чужой, безразличный, равнодушный... но хотя бы когда... я проделывала, что было велено, с Томасом... или одна... уделял мне внимание. Потом и этого не стало. Можете себе представить?Нет. Даже близко невозможно представить. Джек чувствовал закипавшую ярость при мысли, что кто-то заставил бы Вики заниматься тем, что он мельком увидел на нескольких снимках, подавляя желание броситься к телефону, позвонить, убедиться, что она в безопасности дома с Джиа.Вззззз!— Со временем я поняла, в чем участвовала. Пыталась внушить себе, будто ничего подобного не было, будто я все выдумала, увидела в страшном сне, только знала, что не сумела бы такого выдумать. Разве можно придумать подобные извращения? Нет... это было на самом деле. Поэтому постаралась забыть, просто из головы выбросить, и довольно успешно... пока не повзрослела. Как-то ночью проснулась оттого, что Томас схватил меня за грудь, предложил позабавиться, «как обычно». Удалось его вышвырнуть, но прошлое подтвердилось, вернулось. Я стала на ночь класть нож под подушку.Джек совсем не хотел знать подробностей, но как ее остановить? Кроме того, она вовсе не с ним говорила. Обращалась в пустое пространство. Вместо него вполне мог сидеть манекен.Вззззз!— Надо было уйти. Только как это сделать? На жизнь в таком возрасте не заработаешь, а от него я брать ничего не хотела... совсем ничего. Знаю, вы, разумеется, думаете, не проще ли было бы обратиться к властям... — Она замолчала, взглянула на Джека. На губах промелькнула кривая мрачная усмешка. — Ну, другой на вашем месте подумал бы. Абсолютно исключено. Разоблачить и опозорить Рональда Клейтона значило и себя опозорить. Выставить фотографии на публичное обозрение. Даже сейчас при такой мысли мне хочется забиться в нору... Вообразите, что означает подобная перспектива для молоденькой девушки. Я хочу сказать, тинейджеры прячутся, даже когда у них прыщик на подбородке выскакивает. Открыто признаться в своих «прегрешениях» просто немыслимо... Кто бы поверил, что я совершала их не по собственной воле?Вззззз!— Поэтому я принялась за работу. То есть по-настоящему. Не испытывала никаких плотских желаний, чувствовала отвращение при любом прикосновении мальчика или девочки, превратилась в книжного червя. Буквально поселилась в публичной библиотеке, училась, училась, училась. Получала только высшие оценки. Нашла книжку для родителей о подготовке детей к дальнейшей учебе. Ну, меня никто ни к чему подготавливать не собирался, пришлось готовиться самостоятельно. И я своего добилась. Прошла полную академическую подготовку к колледжу университета Южной Каролины. Получила возможность уехать из дома. Улетела в августе перед началом первого учебного года и никогда назад не оглядывалась. Вчера вечером впервые с тех пор переступила порог.Вззззз!— В колледже работала и изо всех сил училась. Нашла на лето место в курортной гостинице с комнатой и питанием в счет платы. Поступила в медицинскую школу. Полностью оплатить учебу невозможно, хотя деньги будущим врачам охотно ссужают. Поэтому по уши влезла в долги, которые предстоит выплачивать еще лет десять, как минимум. И все-таки я это сделала. Преодолела. Потому что твердо решила не превращаться в жертву. Знаете, говорят, успех в жизни — лучшая месть. Ну, может быть, я не добилась особых успехов, однако живу. Причем самостоятельно. Это и есть моя месть. Я не стала его жертвой. Когда-то он имел надо мной власть, но больше не имеет.Вззззз!— Впрочем, я еще не сполна отомстила. Со временем задумалась о смерти своей матери... действительно ли это был несчастный случай. Не знаю, унаследовал ли он ее деньги, получил ли крупную страховку, вообще ничего не знаю о его финансовых делах, знаю только, что при маме никогда не осмелился бы предаваться своим извращениям. А когда ее не стало, свободно делал что угодно со мной и с Томасом. Вот как я мечтала ему отомстить: найти какие-нибудь доказательства грязной игры и засадить в тюрьму, где он лишился бы всякой власти, сам оказавшись во власти других. Теперь это невозможно, конечно.Вззззз!Джек не хотел знать ответа, но должен был спросить:— Он сам вас когда-нибудь... трогал?Она качнула головой:— Нет, слава богу... если Бог имеет к этому хоть какое-то отношение. Нет... просто любил наблюдать. Кроме того, наши снимки служили валютой для приобретения новых.Вззззз!Алисия оторвала взгляд от машинки.— Есть еще?— Нет, — покачал он головой, указывая на огромный ком резаной бумаги у нее под ногами. — Со всеми покончено.— Нет, — сказала она. — Не со всеми. Даже близко.— Начало положено.Похоже, пар выпущен полностью. Алисия выдыхалась и съеживалась на глазах.— У Томаса есть комплект, — тихонько пробормотала она. — Он мне сообщил, что нашел хозяйскую коллекцию, по его выражению.— Это что такое?— Его личное собрание... как лучше сказать?— Снимков детей, подвергающихся сексуальному насилию. Для чего они Томасу?— Думаю, чтобы меня шантажировать. Хотя он, по-моему, блефует. Сам присутствует на бесчисленных снимках... опозорив меня, и себя опозорит. Конечно, довольно низко пал, но не настолько же.— Пока, во всяком случае, — добавил Джек. У него вдруг возникла идея. — Знаете, где он живет?— Неподалеку отсюда. А что?— Хотелось бы задать вашему сводному брату несколько вопросов. Пойдете со мной? Сможете с ним встретиться?Она, поколебавшись, кивнула:— Да, смогу. И хочу. Возьмем с собой машинку для резки?— Нет. Чересчур громоздкая. Наверняка придумаем другой способ добиться аналогичного результата.Алисия встала, потянулась за своим пальто. Видно, в самом деле решила идти до конца.— Ну, пошли. 13 Возвращения Томаса ждали в темной душной передней комнате его квартиры, где стоял легкий запах гнили.Алисия с любопытством смотрела, как Джек с помощью нескольких проволочек одну за другой открывал двери в доме, где жил Томас. Прождали всего минут двадцать, как послышался щелчок ключа в замке. Джек вскочил и исчез, оставив ее одну.Томас вошел, включил свет, увидел и замер, как олень перед автомобильными фарами.— Алисия! Что ты тут...Джек выскользнул из-за двери, плотно ее захлопнул. Томас шарахнулся влево, выпучив на него глаза. Краски полностью схлынули с рябого лица.— Кто это?— Друг твоей сестры, — представился Джек, схватил его за ворот и потащил грушевидное тело по комнате. — Сядь!Свирепая грубость ошеломила Алисию. Джек превратился в дикого зверя. Совсем другой человек, чем меньше часа назад. Какой же из них настоящий?Томас споткнулся, налетел на стул и неловко уселся.— Чего вам нужно?— Ответов на вопросы. Может, и фотокарточки поглядим.— Не имеете права! — крикнул Томас. — Я сейчас полицию вызову!У Джека в руке внезапно возник маленький пистолетик, нацеленный на левое колено Томаса. Потом переместился на правое.— Какое сначала? Решайте, Алисия.Я? Ее обуяла паника. Неужели это серьезно? Что он задумал? Тут вспомнилось предупреждение Джека при входе в квартиру: «Возможно, придется действовать круто, но вы мне все равно подыгрывайте».Пистолет нацелился в мошонку.— Есть еще вариант.Ладно, буду подыгрывать.— Дайте подумать.— Алисия! — взвыл Томас. — Не позволяй ему! Мне про него рассказывали! Пожалуйста, не давай ему в меня стрелять!На брюках Томаса расплывалось темное мокрое пятно. Видно, наслушался по-настоящему жутких рассказов о Джеке.— Тогда неси «хозяйскую коллекцию», о которой рассказывал, — приказала Алисия.— Хорошо, хорошо! Я все сделаю. Она в спальне. Несу.Он вскочил, поспешно прошмыгнул мимо нее с Джеком на хвосте.— "Дайте подумать", — шепнул на ходу Джек, подмигивая. — Замечательно.Оставшись в одиночестве, она огляделась вокруг. Впервые увидела квартиру при свете. Сплошной беспорядок, кругом грязная одежда, белье, грязные тарелки, банки, упаковки из-под съестного. А запах... скорее всего, от коробки с пиццей на подоконнике у батареи.Через несколько минут вернулись мужчины. Томас нес две картонные коробки, Джек третью... и еще один пистолет.— Посмотрите-ка, что есть у Томаса, — предложил он. — Симпатичный малыш 32-го калибра.Но Алисия не сводила глаз с коробок.В самом деле, коллекция. Действительно нашел. Была какая-то надежда, что Томас блефует.— Все тут? — уточнил Джек.Томас лихорадочно закивал:— Все. — По-прежнему стоя, повернулся к ней: — Все, клянусь.— Зачем тебе это, Томас? Оставим шантаж в стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45