Вполне возможно, в этом они были правы.
Служение Лордам Времени требовало больших жертв. Вступавшие в орден отрекались от дома, семьи и верности какому бы то ни было государю. Эти таинственные мужчины и женщины бесстрастно фиксировали деяния великих лордов, хроники жизни которых публиковались, лишь после того, как тот или иной лорд умирал. Считалось, что сами они в политику не встревают.
Однако же Габорн не верил в полную беспристрастность этих наблюдателей, таивших свои чувства за загадочными улыбками. Их отстраненность от людских дел он считал не более чем маской За каждым властителем Рун неотступно следовал Хроно, записывавший его слова и поступки. Когда Хроно различных лордов встречались, они частенько обменивались сообщениями. Делалось это с помощью тайного орденского языка, расшифровать который предки Габорна тщетно пытались на протяжении нескольких поколений.
Но так ли уж чужды им мирские чаяния и заботы? Габорн подозревал, что иногда они выдавали важные секреты вражеским — королям. Некоторые сражения могли быть выиграны лишь благодаря поразительной осведомленности победителей. Осведомленности, источником которой скорее всего были Хроно.
Впрочем, псе это оставалось лишь догадками. Если орден и поддерживал когда-либо одну из воюющих сторон, ни Габорн, ни кто-либо другой не мог определить, что побуждало Хроно действовать так, а не иначе.
Попытки выяснить это, анализируя результаты сражений, ни к чему не приводили. Создавалось впечатление, будто Хроно действуют бессистемно, ибо злые и никчемные короли выигрывали от их предательства ничуть не реже, нежели добрые и мудрые. И ни один король не мог отделаться от постоянных соглядатаев.
Иные государи изгоняли Хроно, или попросту убивали их, но это всегда оборачивалось бедой. У погибшего оставался напарник, и вскоре враги незадачливого монарха узнавали то, чего им знать не следовало. Огласка непременно оборачивалась заговорами, крестьянскими бунтами и прочими неприятностями.
Никто не мог пренебречь Хроно, но и стремились к этому, как полагал Габорн, лишь немногие. Издревле считалось, что человек, неспособный жить под постоянным пристальным надзором, недостоин носить корону. Согласно преданию, именно так заявили Всеславные в те незапамятные времена, когда Хроно впервые стали спутниками государей. Их завет гласил, что «Властитель Рун должен быть слугой человека».
Габорн знал, что ему никогда не освободиться от Хроно. Высокий титул имеет свою цену. Даже правитель королевства может позволить себе далеко не все.
Размышляя, принц снова вспомнил о Боринсоне. Этот человек был солдатом, а из солдат не всегда получаются хорошие лорды, ибо они привыкли решать все проблемы с помощью силы. Отец Габорна предпочитал продавать титулы купцам, привыкшим платить за то, в чем они нуждались. Неожиданно Габорн сообразил, что Хроно Никогда не отвечал ему прямо ни на один поставленный вопрос.
— Я сказал, что Боринсон — хороший человек. Это так?
Хроно поднял глаза, чуть заметно кивнул и снова налил себе вина. Он пьянел на глазах.
— Не столь хороший как вы, Ваше Лордство. Впрочем, она будет с ним счастлива.
Ваше Лордство. Отнюдь не мой лорд.
— Но он хороший человек? Так или нет? — снова спросил принц, раздраженный уклончивостью собеседника.
Хроно отвел взгляд и пробормотал что-то невнятное. Габорн ударил кулаком по столу так, что подскочили бутыли и задребезжали глиняные кружки.
— Отвечай! — разгневанно крикнул он. Хроно уставился на него в испуге, а ну, как Габорн пустит в ход кулаки. Принц обладал тремя дарами мускульной силы и мог вышибить дух из простолюдина одним ударом.
— Хм… э… что за вопрос, Ваше Лордство. До сих пор вас не волновало, хорош он или плох. Вы никогда не интересовались его моральными качествами.
Историк вновь отхлебнул из кружки. Похоже, его подмывало продолжить это занятие, но он сдержался, и осторожно отставил кружку в сторону.
— А и правда, с чего это я забеспокоился о нравственности Боринсона?
Ответы пришли сами собой — да потому, приятель, что, попивая Дурманное вино, ты заприметил, как этот Хроно увиливает от честного разговора. Потому, что Миррима уверяла, будто принцесса Иом сомневается, хорош ли ты сам, и теперь тебя беспокоит, что думают на сей счет другие. И, наконец, потому… потому, что ты знаешь: владеть землей может любой неотесанный чурбан, но далеко не каждому королю дано завладеть сердцами своих подданных.
Габорн надеялся завоевать сердца — и Иом, и ее соотечественников. У него был план, но он не решался поделиться им ни с Хроно, ни с кем-либо еще. Ведь стань его замысел известен отцу, тот, не исключено, попытался бы остановить принца.
Теперь вино начинало действовать и на Габорна, сводя окружающий мир в фокус. Но принц не позволял опьянению увести себя в сторону, ибо твердо вознамерился добиться от Хроно ответа.
— Не виляй, Хроно. Выкладывай, что ты думаешь о Боринсоне?
Хроно положил обе руки на стол, помолчал, набираясь духу, и, наконец, заговорил:
— Ну, если так угодно Вашему Лордству… Однажды я спросил Боринсона, какое у него любимое животное, и тот ответил, что «обожает собак». Я поинтересовался почему, и знаете, что он сказал? Люблю слушать, как они рычат. Всякого чужака собака готова разорвать в клочья.
Габорн рассмеялся — именно таких слов и следовало ждать от Боринсона. В бою этот человек наводил ужас.
Смех Габорна несколько успокоил Хроно. Хмельной летописец подался вперед и, с заговорщическим видом, продолжил:
— Но, сказать по правде, Ваше Лордство, на мой взгляд у собак есть еще одно качество, которым Боринсон восхищается не меньше. Хотя об этом и умолчал.
— А именно?
— Преданность.
Габорн расхохотался еще громче.
— Стало быть, по твоему Боринсон — пес?
— Нет. Он всего лишь желал бы им быть. Осмелюсь предположить… боюсь, что ему присущи все лучшие качества пса, кроме преданности.
— Выходит, ты не считаешь его хорошим человеком?
— Он убийца, Ваше Лордство. Мясник. Именно потому он и стал капитаном вашей гвардии.
Услышанное рассердило Габорна: что за вздор мелет этот Хроно. Однако же летописец не стушевался. Отхлебнув для храбрости вина, он пьяно улыбнулся, и продолжил:
— На самом деле, Ваше Лордство, среди ваших друзей нет по-настоящему хороших людей. Потому как вы выбираете их вовсе не за добродетель,
— Что ты имеешь в виду? — удивился Габорн, всегда считавший уровень нравственности своих друзей вполне приемлемым.
— Все очень просто, Ваше Лордство. Одни выбирают друзей по внешности, других привлекает богатство или общественное положение, иных сближают общие интересы. Некоторых притягивает и добродетель. Но вы, Ваше Лордство, не цените высоко ни одно из этих качеств.
По правде сказать, так оно и было. Среди приятелей Габорна попадались и уроды, и простые парни, не имевшие ни денег, ни власти. Вроде Элдона Парриса, торговавшего на рынке жареными кроликами. Да что там, принц частенько водил компанию с молодцами, которых многие считали отпетыми негодяями.
— Ну, и как же по-твоему я выбираю друзей?
— Вы молоды, Ваше Лордство, и цените тех, кто способен прозревать человеческие сердца.
Габорн был поражен: на него словно повеяло студеным ветром с замерзшего озера. Ошеломляющее утверждение Хроно было совершенно честным и безошибочно точным.
— Я никогда не замечал… — пробормотал принц. Теперь рассмеялся Хроно.
— Это один из семи ключей к пониманию мотивов. Боюсь, молодой господин Габорн, вы не слишком разборчивы в выборе друзей. Ха! Представляю себе, что будет, когда вы станете королем: наверняка окружите себя всяческими чудаками, а впридачу к ним — учеными. Не удивлюсь, если вскорости вы возьмете в обычай ставить чесночные клизмы и носить туфли с острыми носками.
— Семь ключей? Что еще за ключи? Где это ты выучился таким словечкам?
— В Палате Сновидений, где же еще, — отозвался Хроно, и тут же напряженно выпрямился, поняв, что сболтнул лишнее.
Палата Сновидений Дома Разумения являлась запретной для Властителей Рун. Тайны побудительных мотивов, секреты, лежащие в основе человеческих желаний, считались слишком опасными, чтобы их можно было доверить королям.
Радуясь своей маленькой победе, Габорн торжествующе улыбнулся, и поднял кружку.
— За сны.
Но Хроно не поддержал тост. Глядя на его кислую физиономию, можно было предположить, что он никогда больше не станет пить в присутствии Габорна.
Неожиданно из теней в дальнем углу помещения появилась маленькая фигурка, с чудной, похожей на крысиную физиономией. Самочка феррина держала на руках своего детеныша. Тот попискивал, но Хроно, не обладавший столь чутким слухом как Габорн, ничего не слышал. Рост самочки не превышал фута, а всю ее одежду составляла накинутая на плечи желтая тряпица. На округлой мордочке выделялись крепкие челюсти, а все шесть сосков набухли и покраснели. Почти ослепленная, — феррины не выносят дневного света, — она все же подобралась к Хроно сзади, и незаметно засунула малыша в карман его плаща.
Феррин не являлись разумными людьми, хотя обладали зачатками членораздельной речи, и умели пользоваться примитивными инструментами. Люди не жаловали этот народец, поскольку феррин нередко делали подкопы под кладовые, и воровали съестное. Габорн слышал, что, когда приходит пора отучать детенышей от груди, самки подбрасывают их в карманы людских плащей, но никогда не видел этого своими глазами.
Угляди карлицу кто-то другой, в нес запросто могли бы запустить кинжалом, но Габорн снисходительно улыбнулся, и отвел глаза.
— Ну и ладно, — подумал он. — Пусть-ка этот щенок прогрызет чертову летописцу подкладку. А я подожду, да посмотрю, чем все это кончится.
— Ну, а как насчет меня самого? — не отставал Габорн от подвыпившего Хроно. — Хороший я человек?
— Вы, Ваше Лордство — само средоточие добродетели.
Габорн улыбнулся, другого ответа он и не ожидал.
Послышались звуки мандолины. Сидевший за дальним столиком певец из Инкаррана решил начать выступление, не дожидаясь того часа, когда в таверне соберется побольше народу. Принцу нечасто случалось слышать такое пение, ибо его отец не разрешал инкарраанцам пересекать границы своих владений. Сейчас Габорн наслаждался редкостным развлечением.
Кожа чужеземца цветом напоминала сливки, а его светлые волосы струились, как жидкое серебро. Глаза походили на зеленые льдинки. Вес тело было татуировано в соответствии с обычаями его племени. По ногам лились лозы, оплетавшие символы, по которым сведущий человек мог узнать из какого селения певец родом, и как звали его предков. На руках и коленях красовались магические знаки.
Пел иноземец проникновенно, негромко, но сильным горловым голосом. Его исполнение отличалось своеобразной красотой, позволявшей предположить, что певец обладает «сокрытыми рунами таланта»: лишь немногие в Инкарране в совершенстве освоили искусство создания таких рун. Однако, невзирая на руны, мастерство певца уступало виртуозному искусству женщины, час тому назад выступавшей у входа в дом песнопений.
— Ну что ж, — решил Габорн, — зато какой щедрый голос. К тому же та красотка пела ради денег и славы, а этот малый просто решил развлечь собравшихся. С его стороны это великодушный жест.
Хроно, тем временем, таращился в свою кружку. Он понимал, что наговорил лишнего, но теперь чувствовал потребность продолжить свою мысль.
— Ваше Лордство, — промолвил он. — То, что вы не цените в своих друзьях добродетель, возможно не так уж плохо. Вы знаете, что им не всегда можно довериться. А будучи мудрым, вы не станете доверять и себе.
— Как так? — удивленно спросил Габорн. Конечно, для Хроно, соединенного незримыми узами с другим человеком, довериться самому себе было бы непозволительной роскошью. Все-таки, — подумал принц, — быть связанным с кем-то в пару — преимущество весьма сомнительное.
— Люди, считающие себя безупречными, не склонны заглядывать себе в душу, а потому чаще других допускают ужасающие жестокости. Человек, видящий в себе зло, постарается не дать этому злу воли, но тот, кто совершает злодеяние, полагая, будто творит добро, отдается этому всей душой.
Габорн хмыкнул, и призадумался.
— Позволю себе сказать. Ваше Лордство, я рад, что вы задаетесь этим вопросом. Человек не должен считать себя хорошим лишь потому, что время от времени совершает добрые дела. Вы должны постоянно перепроверять себя, сверять со своей добродетелью каждый поступок, каждую мысль.
Принц пригляделся к худощавому ученому. Тот с трудом держал голову, глаза его остекленели, однако говорил он доброжелательно и, для пьяного, вполне разумно. Прежде ни один Хроно не давал Габорну советов. Этот случай представлял собой редкостное исключение.
Дверь распахнулась, и в гостиницу вошли двое смуглых, кареглазых мужчин. Оба были в дорожном платье, обычном для путешествующих купцов, но на поясе каждого висела рапира, и оба имели по длинному ножу, закрепленному ремнем у колена.
Один человек улыбался, другой хмурился.
Габорну вспомнились наставления отца, слышанные еще в детстве.
— Убийцы из Муйатина всегда пускаются в путь парами, и переговариваются на языке жестов. Впоследствии отец выучил принца этому языку.
— Никаких новостей. Ни плохих, ни хороших — вот, что означала улыбка одного, и насупленные брови другого.
Взгляд Габорна переместился к двоим смуглым южанам, сидевшим в дальнем углу. Как и он сам, они устроились в безопасном месте, спиной к стене. Один из них почесал левое ухо
— Мы ничего не слышали.
Новопришедшие уселись в противоположном углу, подальше от своих соотечественников. Один мужчина положил руки на стол, ладонями вниз.
— Ничего. Мы подождем.
Человек этот двигался с молниеносной грацией, свидетельствовавшей о наличии у него дара метаболизма. Редкостного дара, каким обладали лишь высоко ценимые воины.
Габорн едва верил своим глазам. Обычные люди, ничем не примечательные жесты. Они даже не смотрели друг на друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83