— Вредный тип, — послышалось сбоку. Я протянул руку и забрал сумку. — Хорошо хоть, дождь кончился.
Я посмотрел вверх. Действительно — я зря ругался с таксистом, дождь прекратился. Мы направились к ближайшему подъезду, но попали не слишком удачно — нужно было пройти несколько сотен метров по прямому коридору. Где-то впереди светилось единственное маленькое окно, из-за чего коридор, и без того узкий и низкий, казался еще уже и ниже. Многие слои граффити накладывались друг на друга без какой-либо системы, и даже с помощью рентгеновских лучей невозможно было бы определить первоначальный цвет стен. Оба мы были в туфлях на мягкой подошве, но в этой сурдокамере даже паук вызвал бы эхо, плетя паутину.
Мы машинально ступали почти на цыпочках, и лишь в лифте я позволил себе вздохнуть громче. Будда покачал головой.
— Боже милостивый… — прошептал он, хотя в лифте можно было бы зарезать парочку поросят, не опасаясь, что сквозь его стены пробьется хоть какой-нибудь звук. — Сейчас попрошу тебя, чтобы ты меня ущипнул.
— А ты думал, полтора миллиона самоубийств в год — это вражеская китайская пропаганда? — Я помог дверям преодолеть трение заржавевших пазов, и мы вышли в коридор. — Что он за тип, этот Юр?
— Я ничего о нем не знаю. — Будда посмотрел на номера на дверях и показал рукой направление. — Но этим… — он обвел широким жестом вокруг, — я уже сыт по горло.
Я тоже был сыт по горло. Какой-то ребенок тонким голоском выводил — как ее назвал когда-то один из моих друзей — жалостливую песню виргинского народа: «Настал рассвет, порвались все гондоны…» Несколькими шагами дальше мы услышали фрагмент супружеской ссоры:
— Мне в самом деле не в чем к ним пойти!
— Проклятье, я два дня назад дал тебе…
— Дал? Сколько?! Хватило только на блузку, вниз у меня ничего нет.
— Чего?
— Вниз, идиот!
— Вниз можешь ехать на лифте, дура. Или топай по лестнице…
— Ах ты подлый хам! Скотина!
Раздался звук пощечины, но затем они перешли то ли в другое помещение, то ли на язык жестов, и наступила тишина. Может, целовались? Будда схватился за голову и тихо застонал.
— Слушай, вокруг тебя и в самом деле собираются какие-то странные личности… Ты словно центр притяжения…
— А ты рядом со мной, — прервал я его. — Так как мне тебя назвать?
Лишь через несколько секунд до него дошло, что я хотел этим сказать, он оскалился и открыл рот, но я показал на очередную дверь. Он посмотрел на нее, кивнул и нажал на кнопку звонка — о чудо, тот работал. Мы немного подождали почти в полной тишине, словно весь этаж замер в ожидании реакции на наш звонок. Потом что-то забулькало в трубах, кто-то кого-то позвал… Дом утратил к нам интерес. Из-за нашей двери кто-то крикнул:
— Сейчас-сейчас! Минутку!..
Женщина. Мы обменялись взглядами, которые вряд ли можно было отнести к категории понимающих. Щелкнул замок, только один, что я счел проявлением немалого мужества, принимая во внимание дом и его атмосферу. Дверь открылась. За ней стояла хозяйка, во всяком случае, кто-то, кто свободно чувствовал себя в этой квартире. Пухлая представительница «ревущих сороковых» успела до нашего прихода подкрасить глаза, но помады на ее губах еще не было, из-за чего они почти полностью терялись на фоне разукрашенного косметикой лица — нарумяненных щек, подкрашенных ресниц, увешанных гирляндами клипсов ушей. Но мой взгляд тут же был отвлечен от ее лица доминировавшим в ее фигуре гигантским бюстом. Два огромных мешка под собственным весом свисали до невероятного уровня. На лице женщины — наверняка она одевалась в спешке, услышав наш звонок, — читался неподдельный интерес, а обеими руками она пыталась поправить блузку. Одна из грудей попала под резинку на поясе, и она нетерпеливым движением вытолкнула ее вверх. На какое-то время я потерял дар речи от увиденного, но когда хотел наконец что-то сказать, меня остановил жест женщины, поднявшей руку. Впрочем, я сразу же понял, что она вовсе не пытается закрыть мне рот, лишь слегка потирает тыльной стороной ладони левый глаз.
— Мы ищем Юра Хоббера, — сказал я, что, как мне показалось, вышло у меня не слишком убедительно.
Прежде чем я попытался как-то представиться, женщина дернула головой, издав нечто вроде стона:
— Фи-и?! И только? — Она снова коснулась глаза и моргнула — к сожалению, отнюдь не понимающе. — Чер-рт… — Это слово явно было адресовано ей самой.
Я набрал в грудь воздуха, но меня опередил Будда:
— У вас что, ячмень?
Отворачиваясь от него, я краем глаза заметил удивленный взгляд хозяйки. Она энергично кивнула.
— Ну, чтоб мне скунса трахнуть! — пожаловалась она. — Уже три дня…
— Единственное, что может помочь, — он шагнул к ней, — это намотать три раза черную нитку на средний и безымянный пальцы левой руки.
— Да? — Она явно обрадовалась и жестом пригласила нас войти. Правая грудь мягко качнулась от толчка предплечьем. Я понял, что от меня не будет никакого толку. — Вы можете мне помочь? — спросила она у Будды.
— Конечно! — охотно ответил он и двинулся следом за ней.
Я вошел в гостиную последним, успев заметить, как бюст хозяйки со свистом рассекает воздух, когда она резко свернула в сторону ванной. Я бы не сказал, что в квартире было чересчур грязно, но с чистой совестью мог бы порекомендовать вытереть ноги перед уходом. Будда, судя по всему, даже не обратил на это внимания, упал в кресло и подмигнул мне. Я подошел к окну, игнорируя его намеки, и выглянул из-за выцветшей, когда-то розовой, занавески. Судя по всему, несколько лет назад квартира представляла собой уютное семейное гнездышко, теперь совершенно не соответствовавшее виду и поведению хозяйки. Она вернулась с катушкой черных ниток и протянула ее Будде. Он отмотал немного нити и оторвал ее одним резким движением.
— Вы не знаете, где можно найти Юра? — спросил Будда, обматывая два выпрямленных пальца.
— На кладбище, — небрежно ответила она, с интересом разглядывая свою левую руку. — Месяц назад. — Она подняла взгляд и посмотрела на меня. — Столбняк. — Она снова заморгала и поднесла руку к глазам. — Это поможет?
— Если нет, то уже больше ничто не поможет, — сказал Будда, беспомощно глядя на меня.
— Вы довольно безразлично об этом говорите, — укоризненно сказал я.
Она пожала плечами и тяжело опустилась в кресло. Снова моргнув, она подняла руку, словно хотела потереть глаз, но вспомнила о нитке и удержалась.
— Он мне был не муж и даже в общем-то не любовник, — столь же бесстрастно сказала она. — Полгода назад я привела его сюда из бара, где мы встретились и выпили несколько рюмочек. Потом он заходил еще два раза, отдал мне несколько долларов за телефонные звонки… И все. Я даже не знаю, работал ли он, и вообще откуда он. Так… А месяц назад мне позвонили из больницы, что у них умирающий от столбняка человек с моим номером телефона в кармане. Когда мне его описали, я поняла, кто это. Я приехала, но его уже не было в живых… — Она поводила глазами и неожиданно улыбнулась. — Знаете, а ведь и правда почти не свербит?! — радостно сообщила она, глядя на Будду.
— Ну я же говорил! — с важным видом ответил он.
— А что насчет той записной книжки Юра? — невинно спросил я.
— Какой книжки?.. — Она слегка замешкалась. — А! Нет, мой телефон был у него записан на какой-то бумажке. И ничего больше, наверняка его кто-то ограбил, прежде чем полиция нашла его в скверике, всего выгнувшегося дугой. — Она широко улыбнулась; на мгновение мне показалось, что ее забавляет возникшая в воображении картина, но она скорее намеревалась кинуться Будде на шею, и он тоже, похоже, подумал о том же самом, поскольку весь напрягся. — Ив самом деле прошло, чтоб мне скунса трахнуть!
Я стиснул зубы, представив себе вонючку между ее грудей.
— Может, вы знаете, с кем еще Юр поддерживал какие-нибудь отношения в Саксоне? — спросил я.
— Знаю только про Майкла… как его там… — Она пыталась сосредоточиться, но была слишком счастлива, чтобы думать о чем-либо другом, кроме свалившегося на нее облегчения. — У него прокат трейлеров, на улице Вайд-Вью, это уже почти за городом, на таком ответвлении от автострады. Когда я должна это снять? — Она вытянула перед собой руку.
— Лучше позже, чем раньше, — сказал Будда. — Второй раз уже не действует.
— Ну, тогда я точно не буду торопиться! — Она наклонилась к Будде, схватила его за руку и встряхнула ее.
Я отвел взгляд, не желая видеть, что в это время ее груди выделывают с его коленями, и быстро окинул взглядом комнату — так, на всякий случай, поскольку что-то мне подсказывало, что женщина говорит правду, всю правду, и ничего, кроме правды, так что делать нам здесь больше нечего. Особенно если учесть, что она все же одарила нас новым следом. Я встал.
— Ну что ж, большое вам спасибо, — сказал я и направился к двери. — До свидания.
Ответа я не услышал, впрочем, его и не ждал, зато в коридоре пришлось немного подождать Будду. Мы молча спустились на лифте вниз.
— Ну так что? — спросил он меня, когда мы оказались под широкой крышей над подъездом. — Автострада?
— Угу. — Я закурил. — Хорошая идея. Мне она тоже пришла в голову. Только поймаем какое-нибудь чертово такси.
Идея была совместной, и мы совместно почти час ждали, когда нам представится шанс ее реализовать. В это время небо над Саксон-Хиллом устроило демонстрацию своих возможностей, и лишь теперь я убедился в том, сколько может существовать разновидностей дождя. С неба то хлестало, то моросило, лило то наклонно, то вертикально, тучи становились то больше, то меньше, гигантские капли с грохотом ударялись о крышу над нашими головами. Каждые десять-пятнадцать минут немного прояснялось, но мы лишь один раз дали себя обмануть и десять секунд спустя вернулись под спасительную крышу, основательно промокшие. Через двадцать минут я присел на урну.
— Если хочешь, вернись проверь, как дела с ячменем, — предложил я еще через десять.
Он пожал плечами, фыркнул и вошел в дом. Я закурил еще одну сигарету, кажется пятую, и с некоторым удивлением посмотрел на возвращающегося Будду.
— Здесь четыре минуты ходьбы до метро, — сообщил он.
— Ты не ходил наверх?
— Я спрашивал дорогу. Нам туда… — Он показал рукой. — Предпочитаю вымокнуть, чем стоять здесь и ждать.
Я предпочитал то же самое. Мы пулей рванули с места и помчались вдоль здания, словно два снаряда. Точнее, следовало бы сказать, словно две торпеды, поскольку мы угодили под самый настоящий тропический ливень. Но — «решительность мать победы», как сказал когда-то сержант Кашель, выбравшись из болота на «тропинку», которую никто, включая картографов, кроме него не видел. Так что мы решительно неслись вперед, чувствуя, что подробному описанию нашего поступка самое место в ближайшем издании Книги Глупостей. Через полтора десятка шагов я поумнел настолько, что на бегу выбросил из кармана сигареты, затем догнал Будду. Для бывшего бейсболиста он не поражал воображение скоростью, но я быстро сообразил, что он подстраивается под меня, и побежал быстрее. Мы одновременно преодолели поворот и увидели крышу над входом в метро. Какие-то подростки, стоявшие под навесом у витрины, начали нас подбадривать. Будда посмотрел на меня и захихикал. В то же мгновение произошло несколько событий — во-первых, я споткнулся, поскользнулся и упал бы, если бы не братская рука помощи, во-вторых, в течение нескольких секунд от ливня осталось одно воспоминание, и в-третьих, в нескольких шагах от нас остановилось такси и водитель с надеждой посмотрел в нашу сторону. Плача от смеха, я велел отвезти нас к какому-нибудь магазину одежды («Сухой одежды», — уточнил Будда), все так же рыдая, сделал покупки и, уже лишь слегка постанывая, переоделся в кабинке, слыша за стеной хохот Будды. Лишь за бурбоном идиотский смех меня оставил, но причиной тому был не столько вкус напитка, сколько его цена. Я еще некоторое время тихо посмеивался — мне не хотелось, чтобы «хвост», появившийся у нас именно в этом баре, понял, что я узнал его лицо, которое видел в преследовавшем нас вчера автомобиле. Из его присутствия следовало несколько выводов, и первым из них было то, что Взятка непонятно почему не отказался от своих намерений. Я не слишком его любил, но ценил профессионализм, и поэтому стоило подумать над причиной его настойчивости. Будду я посвящать в свои мысли не стал, а выйдя из бара под старательно просушивавшее улицы солнце, решил отложить размышления на потом.
Прокат трейлеров Майкла Блэкбреда был закрыт, листок на воротах извещал о том, что заведение откроется вновь только завтра. Мы перелезли через забор и обследовали площадку. На ней не было ничего подозрительного, кроме автомобиля, который въехал на насыпь, ведушую на автостраду, и вопреки всем правилам стоял на ней уже несколько минут. Похоже было также, что водитель умер от страха перед дорожной полицией. Я притворился, будто не вижу «хвоста», а Будда действительно ничего не заметил — он с сосредоточенным видом бродил по площадке, словно ожидая найти в одном из прицепов обезглавленное тело, а может быть, свежий след или кусок дымящейся пиццы. Чтобы его не разочаровывать, я тоже расхаживал по четырем пар-ковочным дорожкам, заглядывал в окна новых — ближе всего к воротам — старых и совсем древних прицепов, без особого результата дергал за ручки и, встречая в очередной раз Будду, пожимал плечами. Он сдался через сорок минут, когда даже «хвост» давно скрылся с наших глаз. Мы вернулись в центр; Будда мрачно ругался, я же размышлял над настойчивостью Взятки и ее причинами, затем мы сняли два номера в отеле «Ту Корнере». После обеда Будда куда-то смылся, а я провел остаток дня и начало вечера, лениво потягивая слабоалкогольные коктейли, просматривая старые фильмы и усиленно работая мозгами. Спать я лег рано, и сны мне снились почему-то черно-белые и местами даже приятные.
4
Я закончил бриться и собирался принять ванну, даже начал смывать с ее стенок дезинфицирующую пленку, как вдруг среди лениво бродивших в моей голове утренних мыслей: «О! Зеваю… Гладко выбритый, без мешков под глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48