Им предстоит очень важная и ответственная задача: не только сорвать подвоз к фронту резервов противника, но и не дать фашистам уйти самим и увезти боевую технику с ленинградской земли. Партизаны сейчас крайне нуждаются в боеприпасах и взрывчатке, только вы можете доставить им все необходимое. На вас, гвардия, вся наша надежда.
Прогноз погоды на ночь не обещал ничего хорошего, начальник метеослужбы полка гвардии старший техник-лейтенант Серафима Свистова, проконсультировавшись со специалистами метеослужбы соединения, сказала, что надежды на улучшение погоды нет. Возможно, во второй половине ночи туман рассеется, но облачность не поднимется выше двухсот метров.
И все же, несмотря на плохой прогноз, мы подготовились к вылету и уехали на аэродром. Учитывая, что полет предстоял недолгий, решили использовать даже самое кратковременное улучшение погоды.
Как только видимость немного улучшилась, мы послали в полет разведчика погоды — самолет с экипажем гвардии старшего лейтенанта Ильи Земляного. На его борту полетели старший метеоролог гвардии старшина Ксения Босова, очень смелая девушка, и заместитель штурмана полка гвардии капитан Павел Шидловский. Его задача состояла в том, чтобы при обнаружении местонахождения партизан передать нам их точные координаты.
Дважды вылетал Земляной и дважды на своем пути встречал стену облачности, соединявшуюся нижней кромкой с верхней границей тумана. Уже после полуночи, когда мы потеряли надежду «поймать погоду», стали получать от него радиограммы: «Облачность 10 баллов, высотой 100—150 метров, видимость 2-3 километра…»
Подаю команду:
— По самолетам! По зеленой ракете запуск моторов — и поочередно на взлет.
Экипажи спешат к машинам. Проходит десять, двадцать минут: Земляной молчит. Нервы у нас на пределе. Посылаю Маковского, начальника связи полка, выяснить, почему нет донесений от Земляного, но тут раздается телефонный звонок и начальник оперативного отдела гвардии майор Кирпатый сообщает радиограмму, полученную от Земляного: «Нахожусь над целью, облачность 10 баллов, высотой 150—200 метров, видимость 2-3 километра, цель обозначена условным сигналом хорошо, расположена в 20 километрах северо-западнее Луги, задание выполнил, возвращаюсь на базу».
Даю зеленую ракету и выезжаю на старт. Командиры кораблей один за другим запускают моторы. Вздымая снежную пыль, Борис Тоболин, Николай Готин, Александр Крюков, Михаил Бурин, Михаил Майоров, Дмитрий Кузнецов, Иван Кулаков, Григорий Винарский и Владимир Ярошевич улетают в темную ночь.
Полет к партизанам занимает менее часа, а сколько напряжения, сколько тревоги за исход полета, и все потому, что погода вот-вот может покуражиться над нами, измениться к худшему, — где тогда посадить корабли? Всюду погода «на пределе», может не хватить десяти минут, и судьба экипажей боевых кораблей будет в опасности. Ох, не подвела бы ленинградская коварная погода…
К счастью, в эту ночь все кончилось хорошо. Экипажи, выполнив задание, благополучно произвели посадку. Об этом тотчас докладываю командованию.
Рано утром получаем сообщение, что партизаны получили всего 84 мешка с боеприпасами и вооружением, а 36 мешков пропали.
Провожу расследование, опрашиваем каждый экипаж: где, на какие сигналы сбрасывали партизанам груз? Все утверждают, что сбрасывали на площадку среди леса, где горели пять костров, выложенные конвертом, по диагонали которого стреляли ракетами зеленого и красного цветов. Звоним в Ленинградский штаб партизанского движения: пусть партизаны хорошенько поищут — им были сброшены все 120 мешков.
Вмешался секретарь обкома партии, и только тогда выяснилось, что соседний отряд, находившийся в 10— 15 километрах от того, которому предназначался груз, выложил такие же опознавательные знаки и «незаконно» получил 36 мешков вооружения и боеприпасов. Хитрецам за это попало от начальства, а перед нами извинились за недоразумение.
Доказав, что мы способны выполнять боевые задания в плохую погоду, в течение первой половины января мы еще несколько раз летали к ленинградским партизанам, доставляли им боеприпасы и вооружение. Все задания мы выполняли успешно.
Хотя полеты по обеспечению боевой деятельности партизанских отрядов были очень важными и полезными для Ленинградского фронта, для нас это было не основной, а дополнительной боевой работой. Наш полк предназначался для бомбардировочных ударов, для разрушения мощных долговременных оборонительных сооружений противника, и к этому мы не переставали тщательно готовиться.
Проверявшая нас комиссия во главе с главным инженером авиации дальнего действия генералом Марковым отметила полную готовность летного состава и всех самолетов полка к боевым действиям. Это же подтверждалось полетами к партизанам, это было отмечено в приказе командующего АДД.
В канун наступления, 13 января, мы получили приказ: готовиться к участию в авиационной подготовке прорыва войсками Ленинградского фронта укрепленных позиций противника.
Весь день с утра до вечера на аэродроме шли последние приготовления в боевому вылету. Бортовые техники опробовали двигатели, дозаправляли горючим самолеты, вооруженцы с помощью лебедок подвешивали под фюзеляжами двухсотпятидесятикилограммовые и полутонные фугаски, способные разрушать мощные подземные сооружения с железобетонными перекрытиями толщиной более одного метра, и трехсоткилограммовые термитные бомбы, при взрыве которых горит земля и плавится металл. Фюзеляжи самолетов загружались мелкими осколочными и зажигательными бомбами для уничтожения солдат противника, укрывавшихся в легких сооружениях и окопах. Расчищалась и укатывалась взлетно-посадочная полоса. На аэродроме царили подъем и оживление. Одно лишь небо хмурилось и было по-прежнему закрыто низкими — рукой достать-облаками. Все с надеждой всматривались в подветренную часть горизонта: не разорвутся ли там облака, не появится ли светлая полоска…
К концу дня, когда все работы по подготовке к боевому вылету были закончены, на командный пункт позвонил гвардии полковник Божко.
— Богданов, в первую половину ночи ожидается временное улучшение погоды, прежняя задача отменяется. Всеми самолетами с экипажами, летающими в сложных условиях погоды ночью, в течение тридцати минут, с двадцати двух до двадцати двух часов тридцати минут, нанести удар по цели «муха». Маршрут полета, заход на цель и высоту получите по телетайпу.
«Муха» — наша старая, знакомая цель. Мы ее ожесточенно бомбили еще в августе 1943 года. Это артиллерийские позиции дальнобойных орудий на территории бывшего совхоза «Беззаботнинский», в районе деревень Разбегай и Райкузы, в десяти километрах южнее Петродворца. Отсюда гитлеровцы систематически обстреливали Ленинград.
Приглашаю командиров, объявляю им полученную задачу.
— Вот и настал час расплаты за гибель семьи штурмана Вахи, — подал реплику Анатолий Константинович Пешков.
— Михаил Иванович, — обратился я к начальнику штаба полка гвардии майору Лопаткину, — поставьте головным самолет Земляного, пусть штурман Ваха первым нанесет бомбовый удар по врагу.
Все одобрили такое решение.
Никогда не наблюдал я у личного состава полка такого проявления энтузиазма, готовности идти в бой, как в дни нашей работы на Ленинградском фронте. Не говоря уже о летчиках, офицеры и сержанты технической службы и службы вооружения, штабные работники просили, буквально умоляли разрешить им лететь на боевое задание, каждый хотел своими руками сбрасывать ящики с малокалиберными бомбами на головы врага. И такие разрешения пришлось давать — только как поощрение за, отличную службу. Те, кому пришлось отказать, были очень обижены…
К вечеру рваная облачность приподнялась, в ее разрывах можно было увидеть кусочки темного неба с ярко сверкавшими звездами. Но метеослужба предупреждала: улучшение погоды временное, с вылетом на боевое задание тянуть нельзя. Позвонил в штаб дивизии, к телефону подошел полковник Божко.
— Георгий Дмитриевич, — докладывал я, — метеорологи рекомендуют начать действовать пораньше, может ухудшиться погода. Нельзя ли перенести удар на более раннее время?
— Об этом побеспокоились и без тебя. Бомбить будем не одни, нарушать график очередности боевых действий частей, хотя и по разным, но близко расположенным целям, опасно, никто на это не пойдет и не разрешит, — резонно заметил командир дивизии и еще раз посоветовал послать на боевое задание самых сильных летчиков.
С большим нетерпением, все время поглядывая на небо, поминутно справляясь о погоде, ждали мы своего часа.
Полет к цели и обратно занимал немного времени. Чтобы отбомбиться в назначенное время, вылет начали в 21.10. Первым стартовал самолет экипажа Земляного, за ним с интервалом в полторы минуты взлетели еще 18 машин.
Так же как и в августе 1943 года, ленинградские войска хорошо организовали светонаведение на цель. После взлета самолеты с набором высоты шли на приводную радиостанцию в Левашове. Пройдя ее, разворачивались влево и летели на неоновую мигалку, расположенную на берегу Финского залива, западнее железнодорожной станции Ольгино. Там же, у Ольгина, кроме неонового маяка, был установлен прожектор, его мощный луч был направлен на цель. Еще один прожектор, из района Автова, направлял свой луч также на нашу цель. Перекресток лучей прожекторов был над центром батарей дальнобойных орудий фашистов. От Ольгина до южного берега Финского залива самолеты летели на высоте 1500 метров вдоль луча первого прожектора. От побережья уже было видно перекрестье прожекторов.
На побережье и далее до самой цели на пути бомбардировщиков вставали огненные струи трассирующих пуль и снарядов — заработали малокалиберные зенитные орудия и пулеметы врага. Достигнув предельной высоты 1000—2000 метров, эти струи дугой повисали в черном небе и гасли. Вперемежку с несущими смерть струями небо пронзали яркие лучи десятков зенитных прожекторов, ослепляя упорно ведущих свои корабли к цели летчиков. Чем ближе цель, тем больше огненных фонтанов взметалось в небо, но самолеты строго шли по боевому курсу. Стрелки и радисты били из бортового оружия по зенитным батареям и прожекторам немцев, не давая их расчетам сосредоточиться, вести прицельный огонь по нашим самолетам. Воздушное пространство от земли и до высоты 2000 метров пронизывалось снизу вверх и сверху вниз огненными стрелами.
Но вот первые четыре ярких всполоха от взорвавшихся фугасок высветили серые, низко висящие над самолетом облака. «Получайте, гады», — не сказал, а выдохнул штурман Борис Ваха и скорее почувствовал, чем увидел в окуляре прицела, как вздрогнула, взметнулась земля вместе с глыбами бетона артиллерийских блиндажей. Клубы дыма заколыхались в световом перекрестье лучей наводящих прожекторов…
В течение тридцати минут, каждые полторы минуты, на вражеские дальнобойные батареи с неба обрушивалось то четыре двухсотпятидесяти-, то две пятисоткилограммовые фугаски, разрывая блиндажи и опрокидывая орудия, уничтожая тягачи, прицепы, автомашины; за ними сыпались сотни зажигательных и осколочных пяти— и десятикилограммовых бомб, сжигая все, даже бетон и железо.
Но вот мощнейший взрыв потряс землю, и огромный столб яркого пламени взметнулся на сотню метров ввысь, даже вздрогнул и покачнулся самолет гвардии, капитана Бориса Тоболина. Это от бомб, сброшенных его штурманом гвардии старшим лейтенантом Ваграмом Арутюновым, взорвался склад артиллерийских снарядов.
Теперь умолкнут дальнобойные орудия. Завтра, когда бойцы Ленинградского фронта пойдут в атаку, они не сделают ни выстрела! В хорошем настроении, с сознанием выполненного долга возвращались экипажи на свой аэродром.
А на аэродроме погода с каждой минутой все ухудшалась, облачность снизилась до высоты 50 метров, сгустилась дымка. К прилету последних самолетов стал надвигаться туман.
Последним прилетел самолет гвардии капитана Михаила Майорова. По причине сильного обледенения связь с ним была плохой, перенацелить его на запасной аэродром мы не смогли. Из-за плохой видимости на подступах к аэродрому Михаил Майоров стал снижаться раньше времени… Самолет врезался в возвышенность перед летным полем.
Чудом остался в живых лишь тяжелораненый воздушный стрелок гвардии старший сержант Малоянов. Вместе с гвардии капитаном Майоровым, который отважно сражался с гитлеровскими захватчиками с самого начала войны и совершил 168 боевых вылетов, погибли штурман гвардии лейтенант Владимир Кокарев, отличный бомбардир, начавший свои боевой путь под Сталинградом и всегда метко поражавший своими бомбами цель, недавно прибывший в полк второй пилит младший сержант Буланов, второй штурман младший лейтенант Степанюк и бортовой техник старшина Лелюк, опытный, замечательный стрелок-радист гвардии старший сержант Долгих. Это были первые наши потери на ленинградской земле. Они сильно омрачили радость от успешного удара по Беззаботнинской группировке дальнобойных артиллерийских батарей…
Наступление войск Ленинградского фронта началось рано утром 14 января.
К сожалению, из-за очень низкой облачности в первые три дня нашего наступления на Ленинградском фронте авиация дальнего действия не могла оказать помощи наземным войскам.
Наконец 16 января погода улучшилась. Над нами огромным шатром простиралось голубое небо, невысоко над горизонтом светило солнце. Мы получили приказ — в ночь на 17 января нанести удары по укрепленным узлам обороны противника в районе Дудергофа и Красногвардейска (Гатчины).
В 20.40 самолеты полка начали бомбардировку Красногвардейска. Противник в этом районе сосредоточил до 65-70 батарей зенитной артиллерии среднего и малого калибра, до 25-30 зенитных прожекторов. Учитывая это, командование АДД приказало соединениям нанести первый удар массированно, двумя эшелонами, одним по Дудергофу, вторым — по Красногвардейску.
Массированный удар большого количества бомбардировщиков авиации дальнего действия нанес значительный урон войскам противника и его противовоздушной обороне, ошеломил их, поэтому при втором вылете мы не встретили такого серьезного сопротивления, как при первом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43