– Они никогда не останавливаются, – сказал он. – Одна-две всегда движутся. – Закурив сигарету, он глубоко затянулся.
По обеим сторонам крыльца были разбиты клумбы раскрашенных деревянных цветов: вырезанные лобзиком тюльпаны и маргаритки, розы, склеенные из отдельных деревянных лепестков. Среди деревянных цветов сидели деревянные животные, непрестанно кивая или покачивая крохотными головками. Двигался, казался живым весь садик – взад-вперед, вверх-вниз, из стороны в сторону. Крыша дома щетинилась флюгерами – все сейчас смотрели на восток, – а среди них, закинув ногу на ногу, в рыбацких прорезиненных штанах, сидел фанерный Шалтай-Болтай, словно судья на скамье, и плотоядно ухмылялся на садик через улицу, где миссис Лейми поливала розы. Налетел порыв сильного ветра с океана – и руки Шалтай-Болтая опустились, а затем пружина снова вздернула их вверх; впечатление было такое, будто он торжественно махал им.
Мистер Беннет повернул кран на шланге, провел рукой по, волосам и поднялся на крыльцо. Дядюшка Рой последовал было за ним в дом, потом обернулся к Говарду:
– Думаю, он «насадил» эту чертову прорву вертушек лишь бы позлить старую даму. Отчасти поэтому она меня и ненавидит: за то, что я дружу с Беннетом. Она считает его садик позором для всей улицы. Две недели назад даже пыталась его поджечь. Вот тогда мы и посадили на крышу яйцеголового. Она терпеть не может, когда шельмец день и ночь ей машет. Даже попыталась получить судебный запрет.
– Правда? – искренне удивился Говард. – Она пыталась сжечь дом?
Дядюшка Рой кивнул медленно и убедительно, совсем как Оливер Харди, но при этом усмехнулся, подняв брови, – то самое выражение выдало его вчера, когда он распространялся о флотилии подземных «бьюиков».
Мистер Беннет снял с плитки стальной кофейник и налил кофе в три тяжелые фарфоровые кружки с въевшимися коричневыми пятнами. Кофе был тепловатый, горький и с гущей, но мистер Беннет пил его самозабвенно, будто это последняя в его жизни чашка, а между глотками затягивался сигаретой. Дом был обставлен очень скудно: простая деревянная мебель, старый ковер стоял в гостиной свернутый в углу, посреди комнаты лежал среди стружек в пыли разобранный комодик, рядом в своем коробе красовался шлифовальный станок с тремя или четырьмя абразивными лентами.
– Вот взялся за работенку, – кивнув на комодик, сказал мистер Беннет. – Принадлежит женщине, что живет у гавани. Я его очищаю. Бедная старушка. – Он покачал головой. – Миссис Девентер, – пояснил он Рою.
– А, конечно, миссис Девентер, – согласился дядюшка Рой, а Говарду пояснил: – Миссис Лейми и ее тоже пытается выгнать из дома. Ей принадлежит земля по обе стороны Главной. Ее консорциум хочет построить банк, а домик миссис Девентер оказался в самом центре будущей стройплощадки. Но старушка будет стоять до конца. Она голландка, как и я, провалиться мне на этом месте.
– Хочешь сказать, немка, у которой вышибли мозги, – удовлетворенно кивнул Беннет, – вот и провались, так как ты не голландец. На прошлой неделе ты мне что говорил… кто ты тогда был? – Он поглядел на Говарда, словно только с его помощью мог разобраться в вопросе. – Какой-то там туземец Южных морей. С Фиджи, кажется.
– Я сказал только, – устало покачал головой Рой, – что мой дедушка жил на островах Южных морей. Никаким туземцем он не был. Просто держал там гостиницу.
– А я вот другое помню. – Мистер Беннет поджал губы и вдруг полностью сменил тему. – Я числа изучаю, – сказал он.
Дядюшка Рой согласно кивнул.
– Хочет раскусить лотерею.
– Я это называю Принципом Всеобщего Тяготения. Числа совсем как люди, как мы с вами. Понимаете, о чем я?
– Как люди? – переспросил Говард.
– В точности! Как люди, пришедшие на большой прием, или на собрание ветеранов. Открывают дверь и ни одного знакомого лица не видят. Ни души. Нарисовали мысленно картинку? Они слоняются, правда? Потом находят, где сесть. Довольно быстро завязывают разговор с кем-нибудь, кого отродясь не видали, а потом вдруг выясняется, что оба любят баскетбол. И оба просто без ума от на «Гигантов». Или, может, у них собаки одной породы, или, скажем, их жены затевают одну и ту же чертову глупость. Поспеваете?
– Конечно, – сказал Говард. В окно ему была видна миссис Лейми, устроившаяся на укрытой от ветра веранде. Она читала книгу, прихлебывая из чашки, от которой шел пар. Говард начал думать, что был несправедлив к миссис Лейми. Но все равно… Если она действительно пыталась поджечь дом мистера Беннета, и если она такая злыдня, какой ее, кажется, считает дядюшка Рой…
– Долить? – Беннет кивнул на их недопитые чашки.
– Нет, разве что у тебя есть пачка «Ролейда» Фруктовый заменитель сахара .

, чтобы его подсластить, – сказал дядюшка Рой, ткнув Говарда в бок локтем, словно чтобы заставить и его присоединиться к шутке. – Твой кофе на вкус как крысиный яд. Что, скажи на милость, ты в него сыпешь?
– Что ты понимаешь в кофе? – с отвращением отмахнулся Беннет и, не обращая больше на него внимания, повернулся к Говарду: – Так вот числа – совсем как люди. Сваливаешь их в ящик, а они бегут искать родственную душу, кого-нибудь, с кем бы поболтать. Чудак чудака видит издалека, вот что это такое. Встряхни их, прокрути, и выходит, что номер сорок три сидит рядышком с номером восемнадцатым, а за : ними, скажем, номер шесть и номер восемь, и номер двенадцать к ним присоседился. Часы тикают, и вот они уже не разлей вода. В следующий четверг опять собрание, но на сей раз; они уже с порога друг друга выискивают. Фокус в том, чтобы за ними следить и разобраться, кто кого притягивает. По сути, это и есть притяжение. Подобное тянется к подобному. Просто притяжение. Не любовь. О ней я не говорю. Тут у нас все буднично, повседневно. Надо только попристальней следить, если хочешь число загарпунить.
– Десять лет назад мистер Беннет ездил в Вегас и едва казино не разорил, – сказал дядюшка Рой. – Стал играть день и ночь в лотерею. И никак не останавливался. Им едва закрыться не пришлось. Весь чертов город на колени поставил. Где это было? – спросил он мистера Беннета.
– В заведении под названием «У Бенни».
– У нас тут все на естественных удобрениях помешались, – сказал он. – Грузовик куриного дерьма «Солнечная ягода» в любой день с руками оторвет. И перегной тоже. Можно съездить в Укайэ за грузом перегноя из дубовых лесов. – Он пожал плечами. – Тоже способ заработать пару долларов. Мы прикапливаем понемногу в совместный фонд, правда?
Его друг кивнул.
– Нам нужно кое-что на ставки, когда мы рванем в Рино.
– Расскажи ему еще о числах, – велел дядюшка Рой. – По-моему, он не совсем понял.
– Загвоздка в том, – мрачно, но постепенно увлекаясь, начал мистер Беннет, – что им нет конца. Сечешь?
Говард сказал, что сечет. Как минимум это он о числах знал.
– На них сильно подсаживаешься. Бегаешь за ними, как собака за механическим зайцем, пока замертво не падаешь. Это эффект Вавилона.
– Вот именно, – подтвердил дядюшка Рой. – Беннет о том говорит, что разом никуда не прыгнешь. Денег или еще чего никогда достаточно не бывает. Взять хотя бы того же Горноласку…
При упоминании этого имени мистер Беннет вскинулся и бросил на друга пронизывающий взгляд.
– Говард в порядке, – махнул рукой дядюшка Рой. – Он наш с потрохами.
– Ну тогда ладно, – сказал мистер Беннет и снова крепко пожал Говарду руку. – Рад, что ты в нашей лодке.
– Так вот, Горноласка и эта старуха напротив, они все время чего-то хотят, так? – Он говорил очень серьезно. – «Еще, еще и еще», – вот что они бормочут весь день напролет. Вот какую песню они поют. Но чего же они хотят? Сами не знают. Не понимают, как это назвать. Но голод их гложет. Этот голод для них, как понюшка ада при жизни. Еще доллар? Нет. У них больше, чем они могут потратить. Еще акр земли? Зачем? Механический глаз посреди лба? Какой им от него прок? Они ни черта не видят и теми двумя, что имеют. Но я знаю, в чем дело, знаю, чего они хотят. Apotheosis. Знаешь, Говард, что значит это за слово? «Обожествление» по-гречески. Хотят быть Господом Всемогущим. – Он ударил ладонью по столу так, что кофе плеснул через край его чашки. – Черт! Дай мне бумажное полотенце.
Мистер Беннет протянул ему губку с плиты.
– Мальчик не видит связи, – сказал он. – Не понимает, при чем тут числа. Ты так кипятишься, что твои объяснения гроша ломаного не стоят.
– Но я ведь прав? Да? Прав?
– Абсолютно. Тут все дело в методе, в порядке.
– Как и во всем на свете, – сказал дядюшка Рой.
– Возьмем, к примеру, клейщиков. Какой у них девиз? «Никаких правил». И все. Просто и ясно. Посмотри, как они носят два разных ботинка, никогда не приезжают в город два раза одной и той же дорогой. И позволь мне сказать кое-что, чему ты просто не поверишь. Что происходит, когда приходит какой-нибудь старейшина, святой человек клейщиков?
Говард пожал плечами.
– Мир летит вверх тормашками.
– Истинная правда, – подтвердил дядюшка Рой. – Рамки расползаются. Аквариумы подтекают. Даже улицы уже не сходятся под прямым углом. Жуткое дело! Лучше поверь мне на слово.
– Анархия чистой воды, хаос окружает их, как магнитное поле. – Дядюшка Рой откинулся на спинку стула и скосил глаза на Говарда. – Энергия стихий.
– Но что такое анархия, – осторожно спросил мистер Беннет, – если ее свести до учебника с правилами?
– Если ее упорядочить? – добавил дядюшка Рой. Они подождали, вынуждая Говарда ответить.
– Ну, – решился он наконец, – думаю, это будет уже не анархия.
– Дай ему пирожок, – сказал дядюшка Рой. – Но это еще далеко не все. Помнишь, что Беннет говорил про числа?
Говард снова кивнул.
Мистер Беннет подался на стуле вперед и понизил голос:
– Твой самоанский дядюшка хочет сказать, что и в хаосе есть свой порядок.
– Если хочешь, «Путь», – добавил дядюшка Рой.
– «Танец».
– И рисунок Хокусаи?.. – начал было Говард, но дядя, подняв руку, его остановил. Покачав головой, он большим пальцем ткнул за окно, туда, где миссис Лейми опять возилась с розами. Она как будто склонила голову набок, точно прислушивалась к голосам в ветре.
– Мы не как остальные. – Дядюшка Рой мотнул головой, указывая на улицу. – Мы королевская рать, правда? Разве не так я тебе говорил? Круг нарушен. Нужно восстановить его прежде, чем они его взломают. Нужно восстановить порядок.
– И возляжет лев с агнцем, – сказал с нотой некой завершенности мистер Беннет.
– Мы об алхимии тут говорим, – продолжал дядюшка Рой, явно разгорячившись и исполнясь проповеднического пыла. – Есть одна шайка, всякие там горноласки и лейми, которые, дай им волю, превратили бы свинец в золото, лишь бы набить им карманы, или еще чего похуже сотворили бы. И есть другая шайка…
– Мы, – вставил мистер Беннет.
– …кому плевать на металлургию. Для них главное – вытащить наш несчастный мир из свинцового века, в который он провалился, куда получше, на солнышко, если ты понимаешь, о чем я.
– А он не провалится снова? – спросил Говард. Ясно одно: дядя и мистер Беннет, хотя и ударились в мифологию, смертельно серьезны: им сейчас не до абстракций и банальностей.
В этом нет никаких сомнений. Они стремились к некой цели, которая стояла у них перед глазами, как стены Эльдорадо, встававшего в сочных травах над морем. Дядюшка Рой пожал плечами:
– Конечно, провалится. И Шалтай-Болтай упадет. Но к саду ведет скрюченная дорожка и скрыта она за туманом. Ясно видит ее лишь тот, кто идет по ней.
– Вот именно, – подтвердил мистер Беннет. – И ваш малый действительно ведь упадет со стены. Такова его природа, и да благословит его Господь. А тогда какой-нибудь старый чертов дуралей постарается собрать его снова, и да благословит его Господь.
Дядюшка Рой глянул на него внимательно:
– Кого это ты называешь старым чертовым дуралеем, старый чертов дуралей? – потом повернулся к Говарду: – Но правду сказать, в нашем деле выбора нет, во всяком случае, для таких, как ты. Это первостепенно, так? Это дело наличия выбора и его отсутствия. У тебя или он есть, или нет. Противоречиво, скажешь? Да и ладно. Смысл – он тоже бессмыслица, смотря с какой стороны подойти, и наоборот тоже верно. Ты ведь это понимаешь, правда? Я сразу просек, как только тебя увидел. Вот малый, который свое дело сделает. Вот что я себе сказал. У него есть инстинкт. Как у лосося. Вот почему он приехал на север. Забудь про чертов музей. Тебя здесь избавление ждет. Открой треклятую банку с клеем и начни соображать, как заново собрать осколки. Чужая шайка уже взялась за молотки и клещи. Только раствором они скрепляют темную башню, кладут кирпич за кирпичом, и, Богом клянусь, наше дело ее обрушить!
– Гром и молния! – воскликнул мистер Беннет, ударяя кружкой о стол.
– Огонь и сера, – согласился дядюшка Рой. Потом заложил большие пальцы за подтяжки, и вид у него стал совсем как у самого Шалтай-Болтая, который свое уже сказал.
– Почти полдень. – Мистер Беннет внезапно встал и раздавил сигарету в своей пустой чашке. – У тебя парики для трупов есть?
– В грузовике у племянника, – ответил дядюшка Рой и подмигнул Говарду. – Не бери в голову, мой мальчик. И близко к сердцу не принимай. Своди Сильвию куда-нибудь. Вот. – Вытащив из кармана штанов старую помятую десятку, он протянул ее Говарду. – Выпей за мой счет. Жизнь продолжается и во время битвы. Иначе к чему битва?
– Ну, правда… – Говард попытался придумать, как отказаться от десятки. Купюра – явно последнее, что осталось от продажи продуктовых талонов из-под полы.
Дядюшка Рой нахмурился.
– Бери. Разве вот сейчас я не говорил тебе о том, как махнуть в Рино? Тут не все чушь, знаешь ли. Сейчас не время для сомнений. Песок утекает. Король получил увечье, но мы его вылечим или горы свернем, пытаясь это сделать. Выпей за счет своего старого бедного дяди.
Кивнув, Говард встал.
– Ладно, спасибо. – Он запихнул десятку в карман. – Тогда я вас нагоню.
Все трое вышли, и мистер Беннет запер дверь. Они забрали из трейлера Говарда парики, и дядюшка Рой с мистером Беннетом угромыхали прочь на грузовой платформе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59