- Вам не нравятся мои рассуждения о Создателе? Мне тоже. Но у них
есть то достоинство, что при одинаковой вероятности они намного более
понятны, чем многие религиозные постулаты. И, когда я говорю "Создатель",
я совсем не обязательно имею в виду некую личность. Скорее всего, это
группа. Если бы группа наших собственных биологов и генетиков устроила
свой полигон на каком-нибудь далеком острове, они бы с большим интересом и
удовольствием наблюдали за межвидовой борьбой своих подопечных. А что
такое, в конце концов, планета, как не остров во Вселенной? Но, как я уже
сказал, для того, чтобы называться теорией, мои рассуждения слишком
спекулятивны.
Завершая круг, мы вышли на дорогу из Оппли и, уже приближаясь к
поселку, увидели, как впереди из-за поворота с Хикхэмской дороги появилась
погруженная в глубокую задумчивость фигура. Это был Бернард. Зеллаби
позвал его. Бернард обернулся и остановился подождать нас.
- Не похоже, - заметил Зеллаби, - что беседа с Торренсом вам очень
помогла.
- До доктора Торренса я так и не добрался, - сказал Бернард. - А
теперь уже и нет смысла его беспокоить. Я только что разговаривал с
парочкой Детей.
- Не с парочкой, - вежливо возразил Зеллаби. - Разговаривать можно с
Составным Мальчиком или с Составной Девочкой. Либо с обоими.
- Хорошо, согласен с вашей поправкой. Значит, я беседовал со всеми
Детьми. И, кажется, заметил в манере их высказываний отчетливое влияние
Зеллаби.
Зеллаби был польщен.
- Для пары "лев и ягненок" у нас обычно были добрые отношения.
Приятно сознавать, что я оказал на них какое-то воспитательное
воздействие, - заметил он. - Ну, и как вы поговорили?
- Слово "поговорили" здесь не вполне подходит, - ответил Бернард. -
Меня снабдили информацией, прочитали лекцию и дали инструкции. И, наконец,
мне было поручено передать ультиматум.
- В самом деле? И кому? - спросил Зеллаби.
- Точно сказать не могу. Грубо говоря, тому, кто сможет снабдить их
воздушным транспортом.
Зеллаби поднял брови.
- Куда?
- Они не сказали. Наверное, туда, где они смогут жить и где никто не
будет им мешать.
Он коротко изложил нам аргументы Детей.
- Вывод, в общем, прост, - заключил он. - С их точки зрения, их
присутствие здесь представляет вызов властям, от которого те не смогут
долго уклоняться. Но любое правительство, которое попытается нанести им
удар, навлечет на свою голову огромные политические неприятности, причем
независимо от успеха или провала акции. Сами Дети нападать не желают и не
хотят, чтобы их вынудили защищаться...
- Естественно, - пробормотал Зеллаби. - Сейчас их задача - выжить,
чтобы потом, по возможности, завладеть миром.
- ...так что всех бы устроило, если бы Детям дали уйти.
- То есть просто им подыграли бы, - прокомментировал Зеллаби и
погрузился в размышления.
- С их стороны, это довольно рискованно. Все в одном самолете... -
предположил я.
- О, ты их недооцениваешь. Они все предусмотрели. Самолетов должно
быть несколько. Каждый должна проверить и обыскать специальная команда -
под их контролем - на предмет бомб с часовым механизмом и прочих штучек.
Далее - парашюты, причем некоторые из них будут проверены - по их выбору.
И еще множество подобных требований. Суть того, что произошло в Гижинске,
они поняли гораздо быстрее, чем наши люди, и не оставляют нам свободы
действий для радикальных мер.
- Гм, - заметил я. - Незавидная доля - проталкивать подобные
предложения. Что в качестве альтернативы?
Бернард покачал головой.
- Ничего. Наверное, "ультиматум" здесь не слишком подходящее слово.
Лучше сказать "требование". Я сказал Детям, что почти не надеюсь, что
кто-то всерьез меня выслушает. Они ответили, что предпочитают сначала
попытаться действовать таким образом, - если это удастся, будет меньше
проблем. Если же у меня ничего не выйдет, а это почти очевидно, они
предлагают, чтобы при второй попытке двое из них составили мне компанию.
После того, как я увидел, что они сделали с начальником полиции, это не
слишком приятная перспектива. Я не вижу, что может им помешать давить на
один уровень за другим, пока они не окажутся на самом верху. Что их
остановит?
- Мне с некоторого времени стало ясно, что это произойдет столь же
неизбежно, как смена времен года, - сказал Зеллаби, - но я не ожидал, что
так скоро. И наверное, у нас было бы еще несколько лет, если бы русские не
предвосхитили события. Полагаю, это произошло раньше, чем этого хотели
сами Дети. Они знают, что еще не вполне готовы. Поэтому и хотят улететь
куда-нибудь, где они смогут без помех стать взрослыми.
Возникает довольно интересная моральная дилемма. С одной стороны, наш
долг перед нашим биологическим видом и культурой - уничтожить Детей,
поскольку ясно, что, если мы этого не сделаем, они завладеют миром, и их
культура, какой бы она ни оказалась, полностью вытеснит нашу. С другой
стороны, именно наша культура не позволяет нам безжалостно уничтожить
безоружное меньшинство, не говоря уже о практических препятствиях,
возникающих на этом пути. С третьей же - о Господи, как сложно! - с
третьей стороны, позволить Детям вместе со всеми своими проблемами
переместиться на территорию, население которой в еще меньшей степени
готово к встрече с ними, - это лишь способ протянуть время, вообще никак
не оправданный морально. Начинаешь тосковать по простым уэллсовским
марсианам, поскольку мы, похоже, оказались в той самой ситуации, когда -
увы - ни одно из решений не выдерживает критики с точки зрения морали.
Мы с Бернардом слушали его молча. Наконец я сказал:
- Мне это напоминает один из тех софизмов, которые веками ставили
философов в затруднительное положение.
- Да нет же, - возразил Зеллаби. - В любом затруднительном положении,
когда любое решение аморально, остается возможность действовать во имя
наибольшего добра для наибольшего числа людей. Ergo [следовательно
(лат.)], от Детей следует избавиться - как можно меньшей ценой и как можно
быстрее. Мне очень жаль, но я вынужден был прийти именно к этому выводу.
За девять лет я успел их полюбить. И, хотя моя жена утверждает обратное, я
думаю, что даже подружился с ними, насколько это вообще возможно.
Он снова сделал долгую паузу и покачал головой.
- Это был бы правильный шаг, - повторил он. - Но, конечно, наши
власти сами на него не решатся - и лично я этому рад, поскольку не
представляю, как бы они могли сделать это, не уничтожив заодно и весь
поселок. - Он остановился и огляделся - вокруг был Мидвич, мирно
отдыхавший в лучах вечернего солнца. - Я уже стар и в любом случае долго
не проживу, но у меня молодая жена и маленький сын, и мне хотелось бы
надеяться, что у них впереди долгая жизнь. Нет, власти, конечно, будут
спорить, но если Дети хотят улететь, они улетят. Гуманность одержит верх
над биологической необходимостью - что это будет, порядочность? Или начало
конца? Таким образом, неизбежное отступит - интересно, надолго ли?..
Когда мы вернулись в поместье Кайл, чай уже был готов. Но после
первой же чашки Бернард поднялся и попрощался с Зеллаби.
- Все равно, оставаясь здесь, я больше ничего не узнаю, - сказал он.
- Чем раньше я представлю требования Детей моему недоверчивому начальству,
тем скорее дело сдвинется с мертвой точки. Не сомневаюсь в вашей правоте,
мистер Зеллаби, но лично я сделаю все возможное, чтобы Дети оказались за
пределами страны, и как можно быстрее. За свою жизнь я видел немало
неприятных зрелищ, но то, что произошло с начальником полиции, испугало
меня сильнее всего. Держать вас в курсе я, конечно же, буду.
Он посмотрел на меня.
- Едешь со мной, Ричард?
Я поколебался. Джанет все еще находилась в Шотландии и должна была
вернуться лишь через несколько дней. Ничто не требовало моего присутствия
в Лондоне, а проблема Детей Мидвича захватила меня гораздо сильнее, чем я
ожидал. Антея это заметила.
- Оставайтесь, если хотите, - сказала она. - Мы оба будем рады, если
вы составите нам компанию.
В этом можно было не сомневаться, и я согласился.
- Вдобавок, - сказал я Бернарду, - мы не знаем, распространяется ли
твой новый статус курьера и на компаньона. Если я попробую поехать с
тобой, может оказаться, что меня все еще не выпускают.
- Ох уж этот нелепый запрет! Я должен серьезно с ними поговорить -
это какой-то совершенно абсурдный, панический поступок, - сказал Зеллаби.
Мы проводили Бернарда до дверей, и он уехал, махнув нам рукой на
прощание.
- Да, для Детей это игра, - сказал Зеллаби, когда машина скрылась за
поворотом. - А что потом?.. - Он слегка пожал плечами и покачал головой.

22. ЗЕЛЛАБИ МАКЕДОНСКИЙ
- Дорогая, - сказал Зеллаби жене за завтраком, - если ты поедешь
сегодня в Трейн, то не купишь ли большую банку леденцов?
Антея перевела взгляд с тостера на мужа.
- Дорогой, - сказала она без особой нежности, - во-первых, если ты
вспомнишь вчерашний день, то поймешь, что о поездке в Трейн не может быть
и речи. Во-вторых, я не собираюсь снабжать Детей конфетами. В-третьих,
если это означает, что ты собираешься сегодня вечером показывать им кино
на Ферме, то я категорически против.
- Барьера больше нет, - сказал Зеллаби. - Вчера вечером я объяснил
им, что это просто глупо. Заложники все равно не смогут ни о чем
сговориться так, чтобы Дети об этом не узнали - хотя бы через мисс Лэмб
или мисс Огл. Барьер означает только лишние неудобства; половина или даже
четверть населения поселка служат для них столь же хорошим щитом, как и
весь поселок. Кроме того, я сказал, что отменю свою лекцию об Эгейских
островах сегодня вечером, если половина из них собирается болтаться по
окрестным дорогам.
- И они так просто согласились? - с интересом спросила Антея.
- Конечно. Они вовсе не такие глупые и с пониманием относятся к
разумным аргументам.
- В самом деле? После всего, что мы пережили...
- Но их можно понять, - возразил Зеллаби. - Когда они возбуждены или
испуганы, они делают глупости, но разве все мы их не делаем? А поскольку
они еще маленькие, то не рассчитывают свои силы, но ведь это можно сказать
и о всех детях? Да, они встревожены и обеспокоены - а мы бы не
беспокоились, если бы над нами висела угроза того, что произошло в
Гижинске?
- Гордон, - холодно ответила Антея, - я тебя не понимаю. На Детях
лежит ответственность за гибель шести человек. Они убили шестерых людей,
наших хороших знакомых, и еще больше народу ранили, некоторых очень
тяжело. В любой момент это может произойти с любым из нас. Ты это
защищаешь?
- Конечно, нет, дорогая. Я просто объясняю, что они могут делать
ошибки, когда им угрожают, точно так же, как мы. Когда-нибудь им придется
сражаться с нами за свою жизнь; они давно знают об этом, и сейчас по
ошибке решили, что это время уже настало.
- Значит, теперь мы должны сказать: "Жаль, конечно, что вы по ошибке
убили шесть человек. Давайте забудем об этом"?
- А что еще ты можешь предложить? Предпочитаешь враждовать с ними? -
спросил Зеллаби.
- Конечно, нет, но если закон, как ты говоришь, против них бессилен,
это вовсе не значит, что мы должны делать вид, что ничего не случилось.
Кроме юридических мер воздействия есть и общественные.
- Лучше соблюдать осторожность. Они только что показали нам, что и
тем, и другим мерам можно с успехом противопоставить силовые, - с
серьезным видом сказал Зеллаби.
Антея озадаченно посмотрела на него.
- Гордон, я тебя не понимаю. О многих вещах мы думаем одинаково, но
сейчас я не могу с тобой согласиться. Мы не можем делать вид, что ничего
не случилось; это было бы равносильно прощению.
- Мы с тобой, дорогая, подходим к вопросу с разными мерками. Ты
судишь по законам общества и считаешь их действия преступлением. Для меня
же это - борьба за существование, и я вижу в этом не преступление, а
мрачную первобытную опасность.
Тон, которым Зеллаби произнес последние слова, настолько отличался от
его обычной манеры говорить, что мы с Антеей изумленно уставились на него.
Впервые я увидел другого Зеллаби: перед нами сидел человек, чьи
нетривиальные аргументы делали его Труды чем-то большим, чем они казались
на первый взгляд; человек более молодой и сильный, чем мой старый знакомый
- любитель пофилософствовать. Зеллаби вновь перешел на свой обычный стиль.
- Мудрый ягненок не станет дразнить льва, - сказал он. - Он будет
ублажать его, заигрывать с ним и надеяться на лучшее. Дети любят конфеты и
будут их ждать.
Несколько секунд он и Антея смотрели друг другу в глаза. Выражение
озабоченности и тревоги медленно исчезло с ее лица, уступив место столь
неприкрытой вере, что я даже смутился.
Зеллаби повернулся ко мне.
- Боюсь, что сегодня днем у меня будет много важных дел, друг мой. Не
хотите ли отпраздновать окончание нашей осады, поехав вместе с Антеей в
Трейн?

Когда, незадолго до обеда, мы вернулись в поместье Кайл, я нашел
Зеллаби в брезентовом кресле на веранде. Он не сразу услышал мои шаги, и я
был поражен его видом. За завтраком он был полон энергии и силы, а сейчас
выглядел старым и усталым, намного более старым, чем был на самом деле.
Легкий ветерок шевелил его шелковистые седые волосы; взгляд был устремлен
куда-то вдаль.
Услышав звук моих шагов, он снова стал прежним. Усталость, казалось,
прошла, рассеянное выражение во взгляде исчезло, и когда он обернулся ко
мне, это снова был тот же самый Зеллаби, которого я знал уже десять лет.
Я сел в кресло рядом и поставил на пол большую банку с леденцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29