Под тяжелым взглядом его золотых глаз
я вдруг почувствовал мгновенную слабость и смятение. Потом мальчик перевел
свой взгляд дальше.
Из-за изгороди с противоположной стороны дороги раздался второй
выстрел, более глухой, и затем откуда-то издали послышался крик.
Бернард выскочил из машины, и я бросился за ним. Одна из девочек
опустилась на колени возле упавшего мальчика. Когда она дотронулась до
него, он застонал и вздрогнул. На лице стоявшего мальчика застыло
страдание. Он тоже застонал, как будто стреляли в него. Обе девочки
заплакали.
Потом откуда-то издалека, из-за деревьев, скрывавших Ферму, жутким
многократным эхом отдался стон, смешанный с хором плачущих юношеских
голосов.
Бернард остановился. Я почувствовал, что волосы у меня встают дыбом.
Снова раздалось многоголосое завывание, сквозь которое на высокой
ноте пробивался плач, а потом мы услышали топот множества ног.
Мы с Бернардом даже не пошевелились. Сначала меня удерживал на месте
страх, потом - ощущение, что я здесь абсолютно лишний и просто случайно
оказался свидетелем того, чего совершенно не понимаю.
Мы стояли и смотрели, как полдюжины мальчиков, совершенно неотличимых
друг от друга, подбежали к упавшему и подняли его с земли. И лишь когда
они унесли его, я услышал совсем другой плачущий голос, доносившийся из-за
изгороди с левой стороны дороги.
Вскарабкавшись на насыпь, я заглянул через изгородь. В нескольких
ярдах от нее, закрыв лицо руками, стояла в траве на коленях девушка в
летнем платье; тело ее сотрясали рыдания.
Вместе с Бернардом мы перебрались через изгородь. Теперь я мог видеть
человека, лежавшего ничком перед девушкой; из-под его тела торчал приклад
ружья.
Услышав шаги, девушка мгновенно перестала рыдать и в ужасе подняла
голову. Увидев нас, она обмякла и беспомощно заплакала.
Бернард подошел к ней и поднял ее на ноги. Я посмотрел на тело. Это
было очень неприятное зрелище. Наклонившись, я попытался прикрыть пиджаком
то, что осталось от головы, а Бернард отвел девушку в сторону, осторожно
ее поддерживая.
На дороге послышались голоса, и, когда мы подошли к изгороди, там уже
было нескольких человек.
- Это вы стреляли? - спросил один из них.
Мы отрицательно покачали головами.
- Там мертвый, - сказал Бернард.
Стоявшая с ним рядом девушка всхлипнула.
- Кто это? - спросил тот же человек.
- Это Дэвид, - выговорила девушка сквозь рыдания. - Они убили его.
Они убили Джима; теперь они убили и Дэвида. - И она снова залилась
слезами.
Один из мужчин вскарабкался на насыпь.
- О, Эльза, это ты, девочка! - воскликнул он.
- Я пыталась остановить его, Джо... Я пыталась остановить, но он меня
не слушал, - сказала она сквозь слезы. - Я знала, что они его убьют, но он
не слушал... - Речь ее стала бессвязной, и она, дрожа, прижалась к
Бернарду.
- Нужно увести ее отсюда. Она в шоке, - сказал я. - Кто-нибудь знает,
где она живет?
- Да, - сказал Джо и решительно взял девушку на руки, как будто она
была ребенком. Он спустился с насыпи и отнес ее, плачущую и дрожащую, к
машине. Бернард повернулся к другому мужчине.
- Вы не могли бы побыть здесь и никого сюда не подпускать, пока не
приедет полиция?
- Конечно. Это был молодой Дэвид Поули? - спросил тот, поднимаясь на
насыпь.
- Она сказала - Дэвид. Молодой парень, - ответил Бернард.
- Это, наверное, он. Ублюдки, - выругался мужчина, перебираясь через
изгородь. - Лучше вызови копов из Трейна, начальник. У них там есть
машина. - Он взглянул на тело. - Маленькие ублюдочные убийцы!

Меня высадили у поместья Кайл, и я вызвал полицию, воспользовавшись
телефоном Зеллаби. Положив трубку, я обнаружил, что Зеллаби стоит рядом,
протягивая бокал.
- Вы выглядите так, словно имеете к этому какое-то отношение, -
сказал он.
- Да, - согласился я. - Очень неожиданное. И очень неприятное.
- Как все это произошло? - спросил он.
Я сообщил ему то немногое, что было мне известно. Через двадцать
минут вернулся Бернард, который тоже не отказался от бокала бренди и смог
рассказать несколько больше.
- Братья Поули, видимо, были очень привязаны друг к другу, - начал
он, и Зеллаби кивнул в знак согласия. - Похоже, что младший, Дэвид, счел
это дознание последней каплей и решил, что если правосудие не намерено
покарать убийц его брата, то он сделает это сам. Эта девушка, Эльза, - его
подруга - пришла на ферму Дакр как раз в тот момент, когда он уходил.
Увидев его с ружьем, она догадалась, в чем дело, и попыталась его
остановить. Он и слушать ее не стал, а чтобы не мешала - запер ее в сарае
и ушел. Пока она выбиралась из сарая, прошло какое-то время, но она
догадалась, что Дэвид направился к Ферме, и через поля побежала туда.
Когда она оказалась на том поле, она решила, что ошиблась, так как сразу
его не увидела. Возможно, Дэвид лежал где-то в укрытии. Во всяком случае,
она не видела его до первого выстрела, а когда заметила, он поднимался с
земли с ружьем, все еще направленным на дорогу. И пока она бежала к нему,
он развернул ружье и потянулся большим пальцем к спусковому крючку...
Некоторое время Зеллаби задумчиво молчал.
- С точки зрения полиции, здесь все предельно ясно. Дэвид считает
Детей виновниками гибели брата, в отместку убивает одного из них и затем,
чтобы избежать наказания, кончает жизнь самоубийством. Очевидно, не
выдержали нервы. Что еще может подумать "здравомыслящий человек"?
- Если раньше у меня еще могли быть сомнения, - заметил я, - то
теперь их у меня не осталось. Как этот мальчик смотрел на нас! Наверное,
на какой-то миг он подумал, что стрелял один из нас, только на миг - пока
он не понял, что этого не могло быть. Я не могу описать своих ощущений, но
мне было просто страшно. Ты это тоже почувствовал? - повернулся я к
Бернарду.
- Странную слабость, - кивнул он. - Очень неприятное ощущение.
- Это было... - Я замолчал, внезапно вспомнив. - Боже мой, я был
настолько потрясен, что забыл сказать полиции о раненом мальчике!
Наверное, нужно вызвать "скорую" на Ферму?
Зеллаби покачал головой.
- Там у них есть свой врач, - сказал он.
Несколько минут он молча размышлял, потом вздохнул и покачал головой.
- Пожалуй, я к вам присоединюсь и тоже выпью. Не нравится мне все
это, полковник. Совсем не нравится. Может быть, я и ошибаюсь, но похоже,
что тут начинается самая настоящая кровная вражда.

18. МИДВИЧ ПРОТЕСТУЕТ
Обед в поместье Кайл отложили, пока мы с Бернардом давали показания в
полиции, и к тому времени, когда все это закончилось, я уже успел
проголодаться. Гордон Зеллаби был также настолько любезен, что пригласил
нас переночевать. Происшествие заставило Бернарда изменить свои планы; он
решил не возвращаться в Лондон, а быть ближе к событиям - если и не в
самом Мидвиче, то уж не дальше Трейна. Мне же был предоставлен выбор -
составить ему компанию или возвращаться поездом. Более того, я чувствовал,
что мой сегодняшний скепсис по отношению к Зеллаби был по меньшей мере
невежлив, а оставшись - я получал шанс исправиться.
Я потягивал шерри, с некоторым стыдом и отвращением размышляя о
замечательных самозащитных свойствах разума: за прошедшие годы мой разум
настолько преуменьшил значение мидвичских событий и столь преуспел в
рациональном их объяснении, что после возвращения они превратились для
меня в совершенно незнакомое явление, которое я воспринимал с большим
трудом. Теперь, потрясенный вечерними событиями, я обещал себе, что буду
лучше владеть собой и не позволю своей автоматической защитной системе
помешать мне реально оценивать события.
За обедом, однако, Зеллаби приложили все усилия к тому, чтобы
разговор не касался Мидвича и его проблем. Бернард казался погруженным в
свои мысли, но я оценил усилия Зеллаби и, слушая его рассуждения о том,
что обществу для обуздания разрушительной энергии молодого поколения
желательно иногда проводить более жесткий курс, закончил трапезу в
значительно более ровном состоянии духа, чем начал.
Лишь когда с визитом пришел мистер Либоди и мы перебрались в
гостиную, на нас вновь навалился груз мидвичских проблем. Преподобный
Хьюберт был очень озабочен и выглядел намного старше, чем можно было
ожидать спустя восемь лет.
Антея Зеллаби принесла еще одну чашку и налила ему кофе. Видно было,
что викарий не знает, как начать разговор, но, когда он наконец отставил
пустую чашку, я понял, что сдерживаться он больше не в состоянии.
- С этим надо что-то делать, - объявил мистер Либоди.
Зеллаби задумчиво посмотрел на него.
- Дорогой мой викарий, - мягко напомнил он, - об этом мы говорим уже
несколько лет.
- Я хочу сказать, что надо что-то делать быстро и решительно. Мы
сделали все возможное, чтобы найти для Детей подходящее место и сохранить
некоторое равновесие - и по-моему, у нас получилось не так уж плохо, - но
это лишь временные меры, импровизация, и дальше так продолжаться не может.
Нам нужен какой-то кодекс, предусматривающий существование Детей и
распространяющий на них действие законов так же, как и на всех нас. Если
общепринятые законы не распространяются на какую-то часть общества - это
начало анархии. Подрывается доверие к властям, появляется неуважение к
закону, и люди начинают думать, что, кроме них самих, никто не сможет их
защитить. Именно это и произошло сегодня днем.
- Если помните, мы предвидели проблемы подобного рода, - снова
напомнил Зеллаби. - Мы даже послали соответствующий меморандум
присутствующему здесь полковнику. И что же? Вы, полковник, передали его в
высшие инстанции, на этом все и закончилось. Хотя, должен признаться, я их
вполне понимаю, поскольку до сих пор не вижу способа заставить Детей
подчиняться какому бы то ни было закону, если они этого не желают.
Мистер Либоди беспомощно сплетал и расплетал пальцы.
- Что-то должно случиться, - сказал он. - Котел перегрет, и взрыв
может произойти в любую минуту - достаточно подобного случая, чтобы
события стали непредсказуемыми. Почти все мужчины поселка собрались
сегодня в "Косе и Камне". Никто никого специально не звал - они пришли
туда сами. Это может послужить тем самым поводом, которого они ждали
давно.
- Повод? - спросил я. - Не понимаю...
- Кукушата, - объяснил Зеллаби. - Вы же не думаете, что мужчины
когда-либо по-настоящему любили этих Детей, верно? Большей частью они
делали вид - ради своих жен. Если принять во внимание, насколько
оскорбленными они должны себя чувствовать, это делает им честь.
- Это действительно нелегко, - согласился мистер Либоди. - Нормальные
семейные отношения разрушаются. Вряд ли найдется мужчина, который
относился бы к Детям без ненависти.
- И вы думаете, что эта история с Поули сыграет роль детонатора? -
спросил Бернард.
- Может сыграть. Если не это, то что-нибудь еще, - с несчастным видом
сказал Либоди. - Если бы только можно было что-нибудь сделать!
- Сделать ничего нельзя, друг мой, - решительно сказал Зеллаби. - Ни
вы, и никто из нас не в состоянии что-либо сделать, поскольку инициатива
не в наших руках; это зависит от самих Детей. Мы даже не в состоянии
предвидеть их действия, так как имеем лишь самое общее представление о
том, чего они хотят и как они думают. Кстати, что с тем мальчиком, в
которого стреляли?
- Им занимается доктор Эндерби на Ферме. Нужно извлечь довольно много
дробин, но доктор считает, что все будет в порядке, - сказал викарий.
- Надеюсь. Иначе здесь начнется настоящая вражда, - сказал Зеллаби.
- У меня такое впечатление, что она уже началась, - грустно заметил
Либоди.
- Еще нет, - сказал Зеллаби. - Для этого нужны две враждующие группы.
Пока же имеет место лишь агрессия со стороны поселка.
- Неужели вы сомневаетесь, что именно Дети убили обоих братьев
Поули?!
- Нет, но это не было нападением. Я все-таки немного знаю Детей. В
обоих случаях это была защитная реакция. Слишком мощная, согласен, но по
сути это скорее неумышленное убийство. Оба раза они были спровоцированы,
сами же они не провоцировали никого. Фактически единственную попытку
преднамеренного убийства совершил Дэвид Поули.
- Если кто-то сбивает вашего спутника машиной, а вы его в ответ
убиваете, - сказал викарий, - то, я считаю, это самое настоящее убийство,
и именно это кажется мне провокацией. Для Дэвида Поули это была
провокация. Он ждал, что справедливость восторжествует, но ожидания его не
оправдались, и тогда он взял инициативу на себя. Так что это было -
преднамеренное убийство или справедливый приговор?
- Справедливым приговором это уж точно назвать нельзя, - твердо
сказал Зеллаби. - Это месть. Он пытался убить одного из Детей, выбранного
наугад, за действие, которое они совершили все вместе. Но что
действительно вытекает из этих инцидентов, друг мой, так это то, что
законы, изобретенные одними разумными существами, по сути никак не
применимы к существам с совершенно иными возможностями.
Викарий уныло покачал головой.
- Не знаю, Зеллаби... Не знаю... Я даже не могу с уверенностью
сказать, можно ли судить этих Детей за убийство.
Зеллаби поднял брови.
- "И сказал Бог, - процитировал мистер Либоди, - создадим человека по
образу Нашему, по подобию Нашему..." Очень хорошо, так что же такое эти
Дети? Кто они? Образ не означает внешнее подобие, иначе любую статую можно
было бы считать человеком. Важен внутренний образ - дух, душа. Но вы мне
говорили, и обстоятельства заставляют в это поверить, что Дети не обладают
индивидуальными душами - у них одна общая мужская душа и одна общая
женская, и они гораздо могущественнее, чем мы можем себе представить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29