– Генерала фон Топпенау я не стану ставить в известность, – доверительно сообщил Морунген. – Этот старый болван, это чучело имперского офицера не захочет рисковать, он вполне способен отдать нас под трибунал. И я его даже понимаю. Впрочем, – поторопился добавить он, – когда мы вернемся с победой, у него не будет выбора. Он представит нас всех к награде, а мы побудем тут еще немного и – домой. Не испытываю я доверия к России. Вот и повар говорит, что позавчера шел в палатку погреться, а оттуда донеслись странные звуки. Заглядывает – а там сидит огромный такой медведь и жрет его шоколад. Ну, он, естественно, поднял крик, прибежал часовой, выставил автомат. А этот бурый встал на задние лапы и передними начал боксировать, да так ловко, что выбил часовому зубы, сорвал с ремня автомат да и был таков. Вместе с шоколадом, конечно. Так что ночевать в танке безопаснее: здесь даже медведи и те в партизаны идут. А ведь наши ученые утверждали, что они зимой спят, посасывая лапу. Что уж говорить о местном населении…– Да, дела, – протянул Ганс.– Мрачновато выходит, – едва улыбнулся Вальтер.– Одним словом, «Синяя жирафа», – поморщился Морунген, погружаясь в воспоминания, – мне все равно приятнее. Лучше разделаться с проблемой – и долой отсюда.– А как быть, если генерал решит остановить нас и примет меры? – поинтересовался осторожный Клаус.– А на этот счет, – хитро прищурился Морунген, – у меня есть особое мнение. Я обедал с фюрером только позавчера, и об этом еще не успели забыть. Вот я и спешу воспользоваться ситуацией. Через неделю я бы уже не рисковал связываться с Топпенау, ни с любым вышестоящим командиром, а пока – пока я сам себе начальник и нахожу это весьма выгодным. Словом, отставить разговоры и готовиться к бою. Выступаем через час.– Так точно! – откозыряли бравые подчиненные.– Ах, майн либер Августин, Августин, Августин, – морщась, заливался Дитрих.– Вам плохо, герр майор? – сочувственно спросил Генрих, которого тоже стало мутить от легкого покачивания. Танк, следует признать, превзошел всякие ожидания, однако же пострадавшие от перепития персоны не могли по достоинству оценить его превосходные качества.– Да нет, не плохо, – ответил Дитрих. – Просто не выношу эту пошлую песенку, а вот привязалась же с самого утра, никак не могу перестать. – Он стиснул зубы до скрежета, но уже через полминуты, задумавшись, стал тихонько напевать: – Августин, Августин, тьфу! Дер тойфель! Так, где же это мы? Снаружи тихо, может, осмотреться? А то я никогда не перестану петь…Свалив две стройные березки, бронированное чудовище протиснулось сквозь рощицу и приостановилось. Причем движение танка замедлилось не благодаря стараниям механика-водителя, а как бы вопреки им. Немцы не знали не ведали, что гусеницы нового образца, специально созданные для того, чтобы месить фантастическое, ставшее уже легендарным российское бездорожье, в настоящий момент усердно боролись с загадочным рельефом сельскохозяйственного поля, принадлежавшего колхозу «Светлый путь». Отпыхиваясь черным смрадом, хрипя, завывая, постанывая от усердия на промерзших колдобинах пашни, железный монстр дополз наконец до конца поля и сразу весело застрекотал по тому, что русские называют проселочной дорогой, вводя в заблуждение доверчивых иностранцев, у которых слово «дорога» вызывает вполне определенные ассоциации. А ведь надо обращать внимание на прилагательные, господа. Прилагательные не с бухты-барахты употребляются…До холма, на котором крохотной кучкой лепились хозяйственные и жилые постройки и который в планах и донесениях немецкого командования гордо именовался «высота 6», было не так уж и далеко. Карабкавшийся вверх, к намеченной цели, огромный танк, свежевыкрашенный в зимний камуфляж, внезапно затормозил и уставился перед собой в пустоту. Пока усы-антенны раскачивались из стороны в сторону, внутри башни что-то хрюкнуло, лязгнуло, крышка люка приподнялась, и из образовавшегося проема высунулась голова, принадлежащая тому, кого не далее как вчера собутыльники именовали цветом, гордостью и надеждой нации.– Фу-уф!… Августин, Августин, чер-рт!!! Ну и денек сегодня! Что они на этих противотанковых буераках выращивают? – произнесла голова и спряталась обратно. – Генри-и-их! Черт возьми! Где бинокль? Сколько раз повторять: бинокль мой не брать… и так ни зги не видно, еще и снега, как в Альпах, навалило. Того гляди, партизаны в маскхалатах полезут.– А у партизан есть маскхалаты? – недоверчиво поинтересовался Генрих.– Должны быть. Они же партизаны, а партизаны обязаны быть незаметными и неуловимыми. Как стать неуловимым и незаметным на снегу? В маскхалате.– Так то где-нибудь в Европе, – не унимался Генрих. – А здесь все наоборот. Мне унтер успел рассказать, что их атаковала горстка советских автоматчиков цвета хаки, но на лыжах.– Видимо, этот унтер тоже не пропускает заведений типа «Синей жирафы», – отрезал Дитрих. И уже менее уверенно добавил: – Я понимаю, господа, что мы в России, но всякой глупости есть пределы.– Дай Бог, – вздохнул Вальтер.– … Августин, Августин… – промурлыкал Дитрих, мотая головой, словно отгонял назойливую муху. – Где бинокль, я спрашиваю?!– На месте, герр майор, – выпалил Генрих, различив в командирском голосе грозные нотки. – Разрешите напомнить, после того случая в полевом сортире вы сами приказали…– Я прекрасно помню все случаи в полевых сортирах! – рявкнул Дитрих. – Откуда такая многословность, лейтенант? Вот уж действительно – воздух России действует разлагающе на нестойкие умы. Безалаберная страна, безалаберный народ: достаточно поглядеть, по каким дорогам они ездят и на чем они по ним ездят. – Дитрих покосился на ржавые развалины, в которых председатель колхоза «Светлый путь» без труда опознал бы свой лучший трактор. Но мы уже не впервые повторяем: куда там немецкому изобретателю до председателя колхоза! – И ты туда же, – продолжал ворчать он, правда скорее для проформы, – скоро будешь похож на типичного русского Ивана, которому не хватает мозгов даже на то, чтобы понять и исполнить приказ своего майора. Майн Готт! Я уже мечтаю убраться отсюда обратно в фатерлянд, увидеть нормальные дома, нормальные дороги, нормальные поля. Чтобы вот так, просто, увидел – и сразу понял, что это такое… Хватит мне зубы заговаривать! После того случая в сортире… я стал куда осмотрительнее. Давай сюда бинокль.Некоторое время Дитрих недоверчиво всматривался в бинокль, после чего отнял его от глаз, тщательно протер линзы, подышал, еще раз протер ослепительно белым носовым платком, снова поднес к глазам.– Августин… Августин, Августин… Один Бог знает, что там происходит в этом местечке. Что это, Вальтер? Посмотри по карте.– Хутор Белохатки, герр майор.– Какое забавное название – Белохатки! Страна чудес!– Тихо-то как, – сказал Треттау. – Спокойно. Ни стрельбы, ни взрывов. Хотел бы я знать, repp майор: с кем так долго сражались наши войска? Там, по-моему, нет никого.– И ничего, – подхватил Генрих. – Минных полей тоже нет, я уточнял. Судя по карте, прямо за холмиком – низина, начинается болото. Там ни войска, ни технику не спрячешь.Дитрих хмурился. Что-то не связывалось у него, что-то не складывалось. Его подчиненные были абсолютно правы – с кем все-таки воевал здесь Топпенау? Что значит вся эта канитель? Сколько он ни всматривался, сколько ни пытался углядеть замаскированные противотанковые орудия – ничего не выходило. А местечко-то ведь крохотное, и если солдат противника не видно, то это может означать только одно из двух – либо они невидимки, либо их здесь и в помине нет. Дитрих по опыту знал, что любое воинское соединение занимает хоть сколько-то места на поверхности земли. А тут ни окопов, ни брустверов, ни дотов – словом, ничего, кроме нескольких ветхих, покосившихся от времени домишек, над которыми даже дымка не видно. Ситуация начинала его раздражать.– Интересно, – заговорил он спустя минуту, – мы вышли на исходную позицию, а где поддержка? Где стремительно атакующая Вторая бригада, которая должна поливать противника шквальным огнем, чтобы он голову поднять не мог? Свяжитесь-ка и спросите, что они думают по этому поводу! Долго мы тут будем торчать, как мишень для начинающих?– Сию секунду, герр майор!
Карл фон Топпенау, получив последнее донесение, немного успокоился. Похоже, что хутор Белохатки был оставлен солдатами противника, и теперь ничто не могло помешать наступлению. 2-я танковая бригада бодро двигалась по направлению к мосту, а пресловутый экспериментальный танк уже пересек реку на два километра ниже по течению, воспользовавшись наведенной только что переправой. Надо отдать ему должное – скорость у «Белого дракона» была просто ошеломляющей.Похоже, что все складывалось как нельзя лучше. Если позволить майору с его танком захватить опустевшую высоту 6, то это, с одной стороны, будет своеобразным реверансом в сторону командования, с другой – позволит представить экипаж танка к наградам и тут же избавиться от него, отправив обратно. С наилучшими характеристиками, разумеется. Остается только надеяться, что и сами танкисты не горят желанием задержаться на фронте подольше и согласятся с доводами генерала. Ему без них будет спокойнее, да и им – как ни кинь – почет и прямая выгода.Генерал только сейчас заметил, что его бритая голова вся в испарине, несмотря на то что в помещении довольно холодно. Он промокнул пот платком, вызвал адъютанта и приказал ему следить за всеми переговорами, которые будет вести по рации майор фон Морунген, однако же ни во что не вмешиваться. Бывает ведь, что связь внезапно прерывается и какое-то время не восстанавливается, поэтому если что-то непредвиденное и непоправимое все же может случиться, то как раз в этот печальный момент – когда рация не работала.
Со своей стороны, командир 2-й танковой бригады – некто капитан Пауль Херлингхауз – был от души рад происходящему. На эту должность он был назначен всего два дня назад, вместо убитого майора Эгеля, и как раз сейчас ожидал соответствующего повышения в звании. Однако на момент описываемых нами событий он все еще оставался капитаном, что давало ему возможность официально подчиняться приказам старшего по званию – в данном случае майора фон Морунгена, которого, кстати, он знал очень давно, еще в Берлине, и даже какое-то время водил с ним дружбу, пока судьба не разнесла их в разные стороны. Что касается форсированной атаки, то о ней Херлингхауз мечтал уже давно и, невзирая на строгую дисциплину, которой полагалось бы царить в германской армии, полностью поддержал предложенную Дитрихом авантюру. Он очень рассчитывал на полнейший успех задуманной операции, и потому представившееся его глазам зрелище застигло Пауля Херлингхауза врасплох…
– «Латник – четыреста пять»! «Латник – четыреста пять»! Вызывает «Белый дракон»!?Дитрих еще раз осмотрел окружающее пространство в бинокль. Лес. Покрытая льдом река.Сверкающий на солнце снег, похожий на горы сахарной ваты. Возвышенность. Покосившиеся маленькие избушки. И дом – довольно-таки большой, надо сказать, настоящий дом по сравнению с остальными строениями. Конечно, и он был смехотворно мал и примитивно построен, но разница все же очевидна. К тому же именно этот дом стоял довольно далеко от всех прочих, на самой границе с лесом – на отшибе.– Клаус! – скомандовал Морунген.– Да, герр майор.– Двигайся потихоньку к тому домику, который стоит отдельно от других.– Слушаюсь.– «Латник – четыреста пять»! «Латник – четыреста пять»! – продолжал бубнить Вальтер. – Вызывает «Белый дракон»!Он поморщился, когда в наушниках раздалось жуткое шипение – рация иногда вела себя немногим приличнее потревоженной гадюки, – и доложил:– Есть связь.– Соедини, – скомандовал Морунген. – «Латник – четыреста пять»! Как слышите?– Ужасно, – произнес голос, до невозможности искаженный помехами. – Ну, как там у вас, Дитрих?– Довольно тихо. Пару взрывов – и благодать. Наверное, саперы развлекались. А у вас что? Рождественские каникулы начались или забыли, как пользоваться компасом? Мы тут уже успели по второй кружке пива выпить за взятие Белохаток, а вы еще сзади топчетесь.– Ну уж не знаю, Дитрих, что ты там успел выпить, только мы тут хлебаем воду из реки. Единственный на пятьдесят километров в округе мост и тот взорвали под самым носом. СС сели на хвост подрывникам из засады, а мы ждем, пока наведут переправу. Лед слишком тонкий для «Тигров». «Пантеры» бы здесь прошли, но нам без переправы никак.– Так что ты мне компании в ближайшие полчаса не составишь?– Извини, Дитрих, но придется пока тебе одному в Белохатках пиво пить. Этих придурков из карательного где-то по лесу носит, хлебом не корми – дай только партизан погонять! А если их там нет, так и еще лучше… Да и пехота хороша – уже битый час в дороге позади буксует. Сам знаешь, в населенный пункт с неприкрытой задницей соваться – того и гляди, попадемся. Может, тебе стоит временно отступить?– Не от кого! Лучше пожелай мне удачи!– Удачи тебе…– Взаимно.Отключившись от внешней связи, Морунген ненадолго задумался. Судя по всему, серьезной опасности нет. Ведь, подорвав мост, защитники Белохаток не вступили в сражение, не стали стрелять по танкам, сгрудившимся на противоположном берегу реки, а это уже больше попахивает вредительством, нежели настоящими боевыми действиями. Может, так даже лучше – пусть пошевелятся. Майор рассчитывал на то, что супертанк не подведет его в этой ситуации. Даже оставшись один на один с русскими (в чем, надо признаться, он все сильнее сомневался – русскими-то здесь и не пахло), он мог сам позаботиться о себе. И Дитрих принял решение, которое в исторических трудах принято называть судьбоносным.– Клаус, – решительно приказал он, – поднимаемся прямо к этому дому. Всем приготовиться на случай внезапной атаки! Ганс, держать прямую наводку, у пулемета – не спать!– Слушаюсь, герр майор!Внутренне слегка сжавшись, – кто их знает, этих русских с их загадочной душой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40