- Что?
- То, что он делает с помощью глаз или мозга, или я не знаю
чего.
- Но он же с тобой разговаривал?
- Он произнес латинскую фразу - на радостях, что меня не
проняло. Да и то, прежде чем он смог ее выговорить, ему
пришлось выпить еще один стакан виски. Мне кажется, он вообще
без виски говорить не может, - так, как мы говорим. Сам-то он
разговаривает не то с помощью глаз, не то лба, не то еще
чего-то.
- Как муравьи, - совершенно нормальным тоном сказала Джуди.
-Они прижимаются друг к другу усиками. Я читала в учебнике
биологии.
- Вот что-то похожее он с тобой и проделал.
- Ник, как интересно! Это значит, что я могу разговаривать,
как муравьи, а ты не можешь.
- Это значит еще, что он способен прочесть любую твою мысль,
и заставить тебя думать все, что ему захочется.
- Так вот что он с техниками сделал!
- Да.
- Ужас какой!
- Захочет - и заставит тебя думать, что ты колбаса, - сказал
Никки, развивая успех.
- Ну уж этого он не сумеет.
- Еще как сумеет.
- Колбаса же вообще думать не может.
Никки открыл было рот и снова закрыл.
- Если...
- Никки, а если мне захочется кое-куда, он и об этом узнает?
- Наверняка.
- Гадость какая! Так он тогда... Выходит, он меня
загипнотизировал, а это уж такая подлость, что я и не знаю.
- Наконец-то ты поняла.
Она поняла или, вернее, была готова понять.
- Если этот человек...
Никки запнулся. Всей своей герцогской душой он желал назвать
Хозяина "этим человеком". И не мог. Получалось фальшиво. При
первых же своих словах он вспомнил его глаза.
- Если Хозяин, - сказал он, и оба посмотрели на дверь, -
если Хозяин...
Они сидели молча, освещенные, словно на сцене, и смотрели на
ручку двери.
Когда разговор возобновился, оба уже шептались.
- Мы должны что-то предпринять. Разобраться что тут к чему.
Если мы не сделаем этого, нам никогда не вернуться к папе. Ясно
же, что этот летчик, и доктор, и Пинки работают на них, я хочу
сказать, на Него и на Китайца, и мы должны знать, чем они
занимаются. Тут что-то ужасно важное, Джуди, и дурное.
- Да, но как мы это выясним?
- Придется провести расследование.
Звук этого слова подействовал на Никки живительно, и он
прибавил еще:
- Придется порыться в их грязном белье.
- А это обязательно?
- Люди из ФБР всегда так делают.
- А-а, ну тогда ладно.
Она не очень отчетливо представляла себе, что такое ФБР, и
оттого ей оставалось лишь согласиться.
- Главное дело, пока мы не выясним, чем они тут занимаются и
кто они такие, мы не сможем ничего предпринять.
- Не сможем.
- Значит, нам придется за ними следить, как будто мы шпионы.
- Думаешь, у тебя получится? - с сомнением спросила Джуди,
проявляя куда более глубокое понимание характера Никки, чем он
мог от нее ожидать.
- Что это ты хочешь сказать?
- Ну...
И подумав, она как можно мягче сформулировала свои сомнения:
- Это ведь не то, что играть в индейцев.
Никки не одобрял критических суждений на свой счет, даже
неявных, а потому рассердился.
- Я...
- Никки, тут же дело не в том, чтобы расспрашивать людей,
обещая им, что ты ничего никому не скажешь, или подслушивать у
замочных скважин. По-моему, это больше похоже на то, что ты и
сам не должен сознавать, что ты делаешь.
- Можно и сквозь замочные скважины подслушивать.
- Ну тогда ладно, - сказал она, почувствовав облегчение от
того, что дело предстоит не очень серьезное, больше похожее на
игру, - я думаю, это у нас получится.
- И потом, мы можем следить за ними.
- Сесть им на хвост.
- Точно.
- В кафельных коридорах не больно-то на хвосте посидишь.
- Можно обыскать их комнаты, - неуверенно сказал он, - когда
их там не будет.
Чем практичнее становились их предложения, тем тише они
говорили.
- А если нас застукают?
Он не знал, что тогда может случиться, - на этот счет у него
никакого опыта не было. Вряд ли шпионы отделываются взбучкой
или тем, что их пораньше отправляют в постель, - во всяком
случае не там, где стреляют из пистолетов. Как и Джуди, он
понимал, что глупо двенадцатилетним детям пытаться сорвать
осуществление огромного заговора.
И все-таки он знал, что они правы.
Прежде всего, они попали в положение, которое в определенном
смысле диктовало им образ действий. А с другой стороны, Никки
испытывал уверенность, что он, если подопрет, сможет надуть
кого угодно. Дети, когда они дают себе труд позабыть, в чем,
собственно, состоит правда, лгут с большим мастерством. И кроме
того, он сознавал свое превосходство перед взрослыми по части
находчивости, как и то, что детям обычно грозит меньшая
опасность, чем взрослым. Удобно, когда тебя принимают за
незрелого простофилю (хоть Никки и не понимал, что к нему
именно так и относятся), особенно если ты намерен податься в
шпионы.
Поведение детей становилось все более разумным, - не глядя
друг на друга, они переговаривались почти беззвучно:
- Здесь могут быть подслушивающие устройства.
- В любой комнате могут быть.
- Прежде всего, нам нужно разобраться в людях.
- Придется обшарить весь остров.
- Читать все, что удастся найти.
- Спрашивать.
- Думать.
Он прилег на кровать, прижал губы к ее уху и выдохнул, так,
словно делился чем-то сокровенным с собственной душой:
- Только не стоит начинать прямо с Хозяина. Начать надо с
когонибудь, кто попроще.
Она начала поворачиваться - украдкой, словно за ними
следили, и поворачивалась, пока не уткнулась ртом в его ухо.
- Давай начнем с Пинки.
- Почему?
- Мне кажется, он добрый.
- А как?
- Просто подружимся с ним.
Вытянувшись в постели, Никки ощущал покой и блаженство
оттого, что сестра снова вернулась к нему. И только совсем
перед тем, как сон одолел его, в мозгу мелькнула неприятная
мысль. А что если Хозяин сумеет опять все повернуть
по-прежнему, - едва только снова пошлет за ней?
Глава девятая. Доктор
- Что толку разговаривать с Пинки, когда он немой?
- Может, он писать умеет?
- Фью-ю!
Выяснилось, однако, что у негра просто шариков в голове не
хватает.
Он замечательно разбирался в сложных механизмах, и был,
возможно, одним из лучших в мире часовщиков, почему его и
держали на Роколле, но, похоже, никаких представлений, более
сложных, чем те, что присущи ребенку, у него не имелось. Джуди
оказалась права, он действительно был добрым человеком.
- Пинки, куда подевался твой язык?
Пинки красивым наклонным почерком, какой можно увидеть в
старинных прописях, написал на грифельной доске: "Пропал".
Детям как-то не захотелось спрашивать, кто к этой пропаже
причастен.
- А с чем это ты возишься?
Он с гордостью показал им маленькие выпуклые локаторы, но,
как выяснилось, и понятия не имел, для чего они предназначены.
- А майор авиации Фринтон - он кто?
Некая боязнь мешала им задавать более существенные вопросы.
Пинки написал: "Хороший".
Джуди внезапно спросила:
- Кто украл Шутьку?
Об этом он знал, потому что похитителю приходилось
обращаться на кухню за едой для собаки. Повизгивающим мелком он
написал: "Доктор".
И словно вызванный заклинанием, явился Доктор.
- Ага! - сказал он, первым делом бросив взгляд на доску. -
Упомяни в разговоре ангела и ты услышишь, шелест его крыл! С
добрым утром, с добрым утром, с добрым утром. А почему это наши
детективы произносят имя целителя всуе? Нет-нет, не надо
отвечать. Это лишь шутка, уверяю вас. Ни малейшего осуждения.
Друзья Трясуна Мак-Турка имеют полное право обсуждать его
сколько душе угодно, в сущности - это честь для него, к которой
он относится более чем чувствительно - или чувственно, как
правильнее сказать? Но могу ли я осведомиться, в чем состоял
ваш столь лестный для меня вопрос?
Никки, ничтоже сумняшеся, ответил:
- Мы спрашивали, зачем вы украли Шутьку.
Доктор расстроился. Доктор был оскорблен в лучших чувствах.
Доктор поразмыслил, чем бы ему избыть свое горе, и простер к
детям руки.
- Дорогие мои, я должен вам все объяснить. Нам необходимо
держаться друг за друга. Недопонимание между друзьями - это
ужасно.
- Так зачем же?
- Нынче такой погожий денек, - ответил Доктор. - Не
подставить ли нам тела наши Господнему солнышку, чтобы там, на
приволье, закрыть этот сложный вопрос?
Денек оказался отнюдь не погожим. Из дверей ангара они
ступили в плотный туман, оставлявший впечатление жемчужин,
растворенных в снятом молоке. Сгустки тумана цеплялись за
гранитные выступы. Туман был настолько плотен, что даже вел
себя наподобие какого-то твердого тела, возвращая им эхо их
голосов, и заставляя шаги их звучать, словно в гулкой комнате
или пещере. Даже поступь босых детских ног отзывалась в этом
тумане. Птицы, сидевшие наверху по краю, не вспорхнули, когда
растворились двери. Они не могли себе этого позволить. Им
приходилось сидеть, где сидится, бесхитростно покорствуя
стихии. Когда исчезает надежда, исчезает и страх, а у птиц не
было сегодня надежды, что им удастся взлететь.
- Чего ради мы сюда вылезли? Мы же промокнем насквозь.
- Скорее уж свалимся.
- Держи Шутьку.
- Шутька! Шутька! Иди сюда, глупая! Упадешь!
- Терпеть не могу, когда Шутька гуляет вдоль обрыва, -
сказала Джуди. - Я знаю, считается, что собака не способна
споткнуться и все такое, но разве можно быть в этом уверенной?
Кроме того, она от рождения идиотка, правда, лапушка моя?
- Хорошаясобачея, - сказал Доктор. - Бедная собачея.
И тем обрек себя в глазах детей на вечное проклятие. Ибо
никто не вправе называть собак "собачеями".
- Ну, так как же?
- Как весьма основательно заметила твоя сестренка, нам,
может быть, лучше вернуться вовнутрь, пока мы не вымокли
окончательно.
Войдя в ангар, Доктор в нерешительности остановился, не
зная, куда повести детей. Он хотел выйти с ними наружу, потому
что, как и они, боялся микрофонов. Трансляционная система
относилась к числу тех тайн, в которые его не посвящали. А
поговорить было нужно.
- Может быть, ко мне, в операционную?
Это помещение было оборудовано победнее, чем те, в которых
располагалась техника. В нем царил беспорядок. Столик на
колесах хаотически покрывали сыворотки, ампулы, пузырьки,
заткнутые неподходящими пробками, дифтерийная сыворотка
соседствовала с пенициллином, а рядом валялись сломанные иглы
для подкожных инъекций и та штука, которой, заглядывая в горло,
прижимают язык, - ее покрывала ржавчина. Близнецы присели бок о
бок на черную кожаную кушетку. Джуди с неодобрением заметила,
что в эмалированном ведерке так и валяются заскорузлые куски
окровавленной корпии вперемешку с окурками.
- Так как же?
Доктор тяжело вздохнул.
- Важно было увести вас подальше от негра, детки. Я был
обязан извлечь вас оттуда.
Они обдумали сказанное, ничуть не веря в него.
- Он не в своем уме, - пояснил Доктор.
Джуди подумала: "Пожалуй, он простоват немного. Но разве
сумасшедшие так себя ведут?"
Доктор понял, о чем она думает.
- Нет-нет, он непростачок, все гораздо хуже. Он производит
такое впечатление, потому что душа у него добрая. И все-таки он
живет в иллюзорном мире, - как настоящий безумец. Советую вам
быть поосторожнее, когда остаетесь с ним один на один, и самое
главное, не доверяйте тому, что он говорит. Правильнее сказать,
что пишет. У нас, докторов, это называется галлюцинаторным
безумием. Прислушайтесь к словам человека, получившего
медицинское образование, детки, - это необходимо, поверьте, -
иначе вы можете попасть в чрезвычайно опасное положение.
Несчастный малый! Потомуто мы и держим его на острове, для него
остров - что-то вроде лечебницы. Большую часть времени Пинки
кроток, как агнец, такой услужливый, - сама доброта, - хотя в
голове у него полная каша. Потом вдруг, бах! Маниакальная
депрессия. Так что не верьте ни одному его слову.
- Он сказал, что это вы забрали Шутьку.
- Ну вот, видите. Потому мне и пришлось вас увести. Скажи
ему слово поперек, оспорь хотя бы единое из его представлений,
- и беды не миновать. Даже это утверждение опасно было бы
отрицать в присутствии Пинки.
- Значит, не вы?
Доктор сожмурился.
- Ой, ну что вы, право!
Вообще-то говоря, они и не видели, что могло бы его к этому
подтолкнуть.
- А зачем вы говорили на разные голоса, когда мы сидели
взаперти?
На лицеДоктораобозначилось обиженное выражение, придавшее
ему почти достойный вид.
- Всемувинойприсущеемнечувство юмора, - высморкавшись,
заявил он. - Живем мы на острове, от детей отвыкли. Вам следует
простить меня за это. Дружеское заблуждение.
- Почему нас здесь держат?
- И чем вы тут занимаетесь? - добавила Джуди. - Пока вы нам
не скажете, мы не сможем верить вашим словам, нам все будет
казаться неправдой.
- Об этом я и хотел побеседовать с вами. Погодите минутку,
помоему, у меня где-то были конфетки.
Он порылся в ящике стола и извлек оттуда покрытый пятнами
бумажный пакетик, содержавший то ли пилюли от кашля, то ли
какието пастилки, - близнецы с неохотой приняли их. Цвета
"конфетки" были черного, а на вкус отзывались смесью лакрицы с
черной смородиной.
- Я расскажу вам все с самого начала. Нам придется
разговаривать тихо. Перетяните кушетку в этот угол, подальше от
двери.
- Так вот, детки, - начал Доктор. - Вы несомненно слышали
такие слова: "совершенно секретно". Они относятся к вещам, о
которых разрешается упоминать только в Кабинете министров, да и
там еще не всегда. Разве что сэр Уинстон Черчилль может
позволить себе обсуждать их по закодированному телефону. Вот
над такими вещами мы и работаем на Роколле. Я сильно
сомневаюсь, следует ли мне говорить об этом, даже с вами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27