- Но будет или не будет?
- Никки, сейчас нами управляют люди вроде президента
Эйзенхауэра, сэра Антони Идена и мистера Хрущева, или кто у них
там теперь? - и все они вооружены атомными бомбами. Большая
часть политиков едва-едва способна написать собственное имя или
прочесть подпись под карикатурой. У них слишком много времени
уходит на то, чтобы побеждать на выборах, когда им еще учиться?
Вместо того, чтобы читать или развиваться, им приходилось
пустословить на митингах, и тем не менее оружие находится
именно в их руках. Неужели ты не выбрал бы руководство мудрого
полуторастолетнего старца, да притом всего одного, - взамен
соревнования тех, кого мы имеем?
- Конечно, выбрал бы.
- Вот и я держался таких же взглядов. Прежде всего, в этом
случае мир стал бы единым.
- Тогда почему же вы собираетесь его убить?
Мистер Фринтон, казавшийся еще более утомленным,
помассировал пальцами глаза и ответил:
- Он выдалбливал этот остров в течение сорока лет.
- Что вы хотите этим сказать?
- Еще никаких атомных бомб не было.
- Если он намеревался стать диктатором еще до бомбы, -
пояснила Джуди, - значит, ему просто хочется быть диктатором и
все.
- Правда, он мог их предвидеть, - честно признал мистер
Фринтон. - Мы с вами вроде собак, обсуждающих человека.
- Никки тоже так говорил.
- Я верил в его правоту еще несколько дней назад.
- И что же заставило вас изменить ваши мысли?
- Да ничего. Просто они понемногу менялись все это время.
И стиснув кулаки, позабыв о слушателях, он продолжал,
обращаясь уже к самому себе:
- Теперь же я верю, - я обязан либо верить в это, либо
погибнуть, - что мы должны обладать свободой выбора. Без нее
остановится эволюция. Если бы обезьяны не могли выбирать,
становиться им людьми или нет, если бы у естественного отбора
не имелось мутаций на выбор, мы бы застряли на месте. Муравьи
сотни тысяч лет назад увязли в диктатуре, и с тех пор ни на
йоту не изменились. Лишите себя свободного предпринимательства
и свободы неверного выбора, и вы лишитесь прогресса.
Глава восемнадцатая. Локаторы наоборот
- Если вам хочется спать, - мягко сказала Джуди, - мы уйдем.
- Нет. Давайте уж покончим с этим. Мне завтра предстоит
лететь на большую землю.
- Зачем?
- Чтобы привезти кое-что. И чтобы не маячить у него перед
глазами.
- Он и вас подозревает, как доктора Мак-Турка?
- Все может быть.
- Тогда, пожалуйста, не возвращайтесь.
- Я могу быть на что-то полезен лишь здесь. А кроме того,
как насчет вас?
- Да вы не беспокойтесь, - прибавил он, - я стараюсь,
сколько могу, держаться от него подальше, хотя бы из страха
перед промыванием мозгов. А это дело нехитрое.
Он сознавал, какому подвергается риску. Именно поэтому в
речи его мелькнул оборот давних рисковых времен.
- А как он собирается овладеть миром?
- С помощью этих его вибраторов.
- Вы не могли бы нам о них рассказать?
- Если бы мог, рассказал бы. Для того, чтобы в них
разобраться, - хотя бы самую малость, - нужно быть специалистом
по радиолокации.
- И кроме того, - устало прибавил он, - я подозреваю, что
для полного их понимания нужно прожить лет сто пятьдесят.
- Как они работают?
- Это что-то связанное с частотами. Как мне объясняли,
всякой вещи свойственны свои колебания, а вибраторы способны
вносить в них помеху. Вы знаете про те здоровенные чаши,
которые строят на Аляске, чтобы принимать радиоволны? Ну вот, а
у его локаторов действие в точности обратное. Они излучают
волны.
- И что при этом случается?
- При точной настройке в веществе прекращаются колебания.
- А что происходит, когда в тебе прекращаются колебания?
- Ты и сам тоже - прекращаешься.
Он мрачно уставился в свою кружку, покачивая ею так, чтобы
остывший осадок оставался на стенке.
- Этот остров, - сказал он, - стоит как раз на полпути между
Америкой и Россией. Он выбрал его не за одну только
уединенность. Если он расставит вибраторы кольцом, направив их
наружу, он может создать вокруг что-то вроде оболочки из
античастот, которую можно будет растягивать на весь мир или
стягивать.
Вот представьте себе плавающий в вашей ванне мыльный пузырь.
Если бы у вас была воздушная трубка, соединяющая центр пузыря с
Роколлом, вы могли бы раздувать его и раздувать, и в конце
концов, он заполнил бы собой всю ванну. А если бы ванна была
округлая, как земной шар, пузырь обогнул бы ее и встретился сам
с собой на другой ее стороне, в тысяче миль под нами - на
островах Мидуэй или где-то еще.
- Нет, а что все-таки значит "прекращаешься"?
- Перестаешь существовать.
Он прибавил, не уверенный, что детям стоит об этом
рассказывать:
- От Трясуна ничего не осталось, - даже похоронить было
нечего.
- Значит Земля исчезнет?
- По правде сказать, я не знаю. Во всяком случае, станет
инертной. Что происходит с вещью, когда она лишается
собственных частот?
- Но тогда всему на свете придет конец.
- Он же не сможет править миром, - пояснила Джуди, - если
никакого мира не будет.
- Да, но ему вовсе не обязательно прибегать к точной
настройке. Если чуть-чуть сместить частоту, в веществе начнется
что-то наподобие перебоев. И кроме того, нет никакой
необходимости выдувать такой пузырь, чтобы он обогнул весь
земной шар. Подумайте сами, что будет, если он выдует оболочку,
которая сместит все частоты от Ньюфаундленда до Москвы и от
Шпицбергена до Либерии?
- Ну, и что же будет?
- Я полагаю, он скажет президенту Эйзенхауэру и мистеру
Хрущеву: "Видите, в Англии, Франции, Испании и Германии люди
все до единого мучаются страшной головной болью, а все их
машины встали. Так вот, если вы мне не подчинитесь, я этот мой
пузырек раздую пошире."
- А как он это скажет?
- По радио, я полагаю.
- И тогда им придется поднять кверху лапки.
- Или терпеть головную боль, причем все более сильную.
- Но они же могут сбросить на него атомную бомбу или послать
управляемую ракету.
- Она развалится на куски, как только встретится с
оболочкой.
- Ну и ну!
- И как скоро все это должно случиться? - спросил Никки.
- Собственно говоря, того и гляди.
- Но...
- Все уже готово, остались кое-какие мелочи. Это может
произойти на следующей неделе. Я как раз лечу завтра, чтобы
забрать ванадиевую проволоку еще для одного вибратора.
- И вы работали на этого человека!
- Работал, Джуди. Понимаешь, я верил в благотворность
единого управления миром.
- Мне все-таки непонятно, как это полдюжины людей смогут им
управлять? Ведь сколько всего существует, за чем необходимо
присматривать.
- Вероятно, он сохранит нынешние власти. Ему лишь придется
вправить им мозги, как техникам и команде траулера.
- Тогда какая ему польза от вас, от Китайца, от Никки?
Он снова провел ладонями по глазам, усталость одолевала его.
- Кто-то нужен для того, чтобы изготавливать эти штуки, -
таковы, к примеру, Пинки, Трясун и Китаец. Кто-то, чтобы
доставлять сюда припасы, - я, например. Кто-то, осмелюсь
предположить, понадобится как телохранитель, когда настанет
время. Секретари нужны. Нужны люди, не поддающиеся ничьему
внушению, кроме его. И кто-то нужен, чтобы продолжить все это,
когда он умрет. Он, видите ли, все-таки умрет. Он не бессмертен
- не какоето там сверхъестественное существо. Самый обычный
человек, вся разница лишь в возрасте и в уме. Мне приходится
постоянно напоминать себе, что он - обычный человек.
И мистер Фринтон твердо добавил:
- И может быть устранен.
Джуди нервно спросила:
- Вы действительно собираетесь привезти ванадий?
- Я мог бы его задержать ненадолго. Сказать, что он еще не
доставлен.
- Но если вы рано или поздно не привезете его, он ведь
способен поступить с вами так же, как с Доктором?
- В общем-то, может попробовать.
Пока они обдумывали такую возможность, он пояснил:
- Дело не в этом ванадии. Он скорее всего управится и с тем,
что уже имеет. Я все равно не могу остаться там и предупредить
людей или отказаться доставить то, что ему нужно.
- Почему?
- Вы задаете несколько вопросов сразу.
- Простите.
- Видите ли, голуби мои, ответов тоже несколько. Ему уже
хватит того, что есть, чтобы начать, так что пытаться помешать
ему слишком поздно. А если бы и не было поздно, никто мне там
не поверит. Можете вы вообразить никчемного майора авиации, как
он просит встречи с президентом Эйзенхауэром и рассказывает ему
подобную историю, не приводя никаких доказательств, - это в
нашето время? К тому же, он уже отыскал способ читать мои мысли
и заставлять меня поступать так, как ему требуется, если я
нахожусь в пределах видимости. Вы понимаете, что при каждом
вызове в будуар я вынужден стараться сделать так, чтобы в
голове у меня было пусто, - насколько я на это способен? То еще
удовольствие, почти как молиться. Я не знаю даже, удалось ли
мне его провести... или он просто не обращает на это
внимания... Но стоит ему обратить...
В третий раз он стиснул руками голову.
- Ой! - закричал Никки. - Да ведь тут же везде микрофоны!
Мистер Фринтон сказал, не поднимая взгляда:
- Нет-нет. Тут всего лишь трансляция, работает только в одну
сторону.
- А Доктор думал, что все прослушивается.
- Доктор был просто дурак.
Помолчав, он поднял измученное лицо и сказал:
- Зачем бы он стал заботиться о микрофонах, если ему хватает
одного взгляда на любого нас? Неужели вы так и не поняли, что
он о каждом способен рассказать, что тот говорит или думает -
или думал и говорил, просто взглянув на человека, на любого, за
исключением Никки?
Глава девятнадцатая. Китаец
На следующее утро Джуди вышла из моря, сверкая, словно
тюлень. Про Хозяина оба забыли.
Она торжествующе воскликнула:
- Ультразвуковой дзынь-бим-бом! И никто не падает в обморок!
Они таки выпросили у техников веревку. Ее удалось закрепить
на наклонной стороне острова, где не так давно приставала
шлюпка с яхты. В спокойные дни, держась за нее или не отплывая
слишком далеко, можно было купаться без риска, что тебя унесут
в океан опасные течения Роколла.
Шутька, замечательно умевшая заботиться о сохранности
собственной персоны, встревоженно металась вдоль кромки кручи,
по временам поднимая лапку и повизгивая, - это она упрашивала
их вылезти из воды. Ей вовсе не улыбалась перспектива пережить
купание еще раз. И образ собаки, которая сидит на могиле
хозяев, пока не зачахнет, как-то не представлялся ей
достоверным. Символом ее веры было выживание, а отнюдь не
морские купания или горестная кончина, и если кто-то решил
утопиться, - его дело, Шутька же твердо намеревалась пожить еще
чуток.
Про обморок Джуди упомянула потому, что купались они
голышом. Их ведь не предупредили о похищении заранее и они не
взяли с собой таких жизненно необходимых вещей, как ласты и
плавки, - вот и плавали теперь в чем мать родила.
Держась за веревку и заливая водой горячий гранит, они
вскарабкались наверх и раскинулись на скале, чтобы обсохнуть.
Тела их сплошь покрывал темный загар. Кожа уже облезла даже
там, куда солнце, как правило, не достает, - в подбровьях и на
верхней губе, - ибо свет его, отражаемый сверкающими водами,
был столь яростен, что дети могли бы получить солнечный удар,
даже не снимая шляп. Впрочем, к солнцу они давно привыкли.
Когда они улыбались, на кофейного цвета лицах появлялся как бы
разрез, наполненный побелевшими дынными семечками, придававший
им безумное, отчасти людоедское выражение. Только и осталось в
них белого, что глазные яблоки да зубы. Первыми они могли
вращать, а вторыми - слопать вас, распевая "Спи, мой беби" или
что-нибудь вроде этого.
Атласная кожа детей отдавала на вкус солью, столь помогающей
загару. Кожа обтягивала их, словно питонов. Под ней
перекатывались гладкие мышцы, и тени между мышцами слегка
отливали фиолетовым.
Расплавленное море уходило в бесконечность. По исподу их
век, закрытых, чтобы защитить глаза от ударов солнца,
проплывали, как по оранжевому занавесу, маленькие солнечные
системы.
- Если бы нам вернули штаны, - сказал Никки, - ты бы могла
их зашить.
- Так же, как и ты.
- Мужчинам положено автомобили чинить. А штаны должны чинить
женщины. Что, не так?
- Ах, ах, ах!
- Это не ответ.
- Спроси у ветра, что струит чего-то там вокруг чего-то.
- Это что, цитата?
- Да.
- Откуда?
- Не помню.
- И вообще, - добавила Джуди, - я ее, скорее всего,
переврала. Кажется, на самом деле, "у моря".
- Спроси чего-то, что струит чего-то там вокруг чего-то. Так
будет гораздо яснее.
- Сарки-парки едет в барке...
- А это, по-твоему, что такое?
- Это ex tempore.
- Экс что?
- Ха-ха! - сказала Джуди. - Вот чего наш маленький профессор
не знает.
- Мы забыли спросить у него, куда подевался язык Пинки.
- Я не забыла. Я помню много чего, о чем у него нужно
спросить, но обо всем сразу спросить невозможно.
- Джуди у нас все помнит.
- Да, все, - сказала она, занимая безнадежную позицию.
- А не помнишь ли ты, Джуди, сотворения мира?
- Нельзя помнить того, при чем не присутствовал.
- А не помнишь ли ты в таком случае... не помнишь ли ты...
не помнишь ли ты, чему равен квадрат семи тысяч трех?
- А вот это помню.
- И чему же?
- Пяти.
- Джуди!
- Ну, а чему тогда?
Тут она его поймала.
- Во всяком случае не пяти, потому что...
Джуди запела:
- Семьдесят семь прогуляться пошли сырой и холодной порой,
семьдесят семь из дому ушли, девяносто девять вернулись домой.
- Это, надо полагать, тоже экспромт.
- Во-первых, мы забыли спросить у него, откуда Доктор знал
результат.
- Квадрат числа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27