- Нет, не рассмотрю.
- Дети, - терпеливо продолжал мистер Бленкинсоп, - уже
говорили мне о своем неприятии вивисекции, основанном на
соображениях морали. Но неужели вы всерьез верите, что
страдания нескольких несчастных собак более весомы, чем
открытие вакцины от бешенства? Вы помните, что сказал Наполеон,
когда его обвинили в убийстве герцога Энгиенского? Вы
действительно считаете, что судьба целой цивилизации имеет
меньшее значение, чем душевное равновесие одногоединственного
мальчишки?
- Что касается второго из ваших вопросов, - ответил мистер
Фринтон, не зря прошедший на острове курс наук (ибо он уже
успел окинуть взглядом стоявшие на полке книги по истории и
выбрать потребную), - то Наполеон сказал следующее: "Что, снова
дело д'Энгиена? Ба! В конце концов, что такое один человек?"
- Наполеон был знатоком по части боевых потерь.
- Я таковым становится не собираюсь.
- Но, дорогой мой майор авиации, вы уже им стали. Разве в
войне с Гитлером потерь не было?
- Многие мои друзья погибли, - но погибли за то, во что
верили.
- И вы полагаете, что командиры, посылавшие их в бой, так уж
редко ожидали, что они не вернутся?
- Они знали, на что идут, и они не были детьми.
- Напротив, многие из них были едва ли на шесть-семь лет
старше мастера Николаса, очень немногие знали, на что идут, и
кроме того, мне хотелось бы узнать, что вы думаете по поводу их
призыва на военную службу?
- Никки я призывать не намерен.
Никки сказал:
- Если мистер Бленкинсоп отсутствует, Хозяин иногда просит
меня налить ему виски. Или просто протягивает за ним руку.
- Видите, мальчик не против.
- Зато я против.
- В данном случае, последнее слово, видимо, должно остаться
за мальчиком.
- Никки, тебе лучше выбросить из головы разную ерунду, вроде
"Острова сокровищ". Ты прекрасно знаешь, что тебе с этим не
справиться, что это убийство, и что с детьми таких вещей не
случается.
- Почему не случается?
- Потому что...
- На самом деле, - благодушно произнес мистер Бленкинсоп, -
среди детей немало искусных убийц. Что вы скажете относительно
охоты на ведьм в Салеме? Или Давида и Голиафа?
Никки спросил:
- Сколько нужно налить?
- Чайную ложку.
К общему удивлению мистер Фринтон сдался без дальнейших
возражений.
- Мы можем взять что нам требуется у Пинки с полки, он и не
заметит, - сказал он.
- Когда?
- Сейчас, - твердо сказал мистер Бленкинсоп. - Каждый миг
отсрочки - это еще один миг, в который все может рухнуть. Все
это "хождение вокруг да около" было опасным, равно как и до
крайности скучным. Ты можешь дать ему это нынче же вечером,
поскольку сегодня суббота и значит, он будет пить виски.
Душа Никки ушла в пятки.
- Сейчас?
- Через двадцать минут.
- Извините, - сказала Джуди, - но мне нужно в уборную.
Помоему, меня вот-вот вырвет.
- Не открывай пузырек, пока не будешь готов, - медленно
говорил мистер Бленкинсоп. - Нюхать не надо. Проливать тоже.
Сначала налей в стакан виски, потом раскупорь пузырек и плесни
из него туда же. Лучше всего повернись к нему спиной, но не
спеши и не оглядывайся. Просто скажи себе, что ты наливаешь
немного обычного лекарства, а спиной повернулся случайно. Потом
вставишь стакан в руку, которую он протянет. Он осушит его
машинально, не прислушиваясь ни ко вкусу, ни к запаху.
Джуди вернулась с Хозяином.
Глава двадцать девятая. Пустой халат
Лицо ее опять побелело. Она стояла, прислонившись к стене и
глядя прямо перед собой так, словно ее глаза утратили
способность фокусироваться на предметах. Хозяина она привела не
по своей воле.
Никки уяснил это сразу, не успев ни вознегодовать, ни
удивиться, он просто вспомнил, как она столкнулась с Хозяином в
ангаре, и понял - противиться тому, что сделала, она не могла.
Тот, единственный взгляд приказал ей дождаться мгновения, когда
совершится измена, и доложить о ней.
Разум ее, знавший об их планах, принадлежал Хозяину.
Между спусковым крючком и сраженным пулей оленем, между
торпедой и взрывом, между приговором и казнью, между действием
и его осознанием всегда существует пауза. Напряженно
вслушивающиеся люди задерживают дыхание. Сердце замирает,
замирают на полувздохе легкие, кровь останавливается где-то под
мочкой уха. Не шевелятся руки, не слышно звука шагов.
Застывает, прекратив движение, время. Затихает пространство.
Рок произносит: "Теперь".
Мужчины поднялись на ноги. Никки, чувствуя туман в голове,
последовал их примеру. Эти двое, подобно Джуди, оказались
заключенными в кокон его власти и собственной воли лишились.
Хозяин вошел без спешки, сопровождаемый, даже на таком
расстоянии, пугающие неуместными напевами "Пиратов Пензанса".
Лучше бы уж похоронным маршем. В руке он держал бутылку с
виски, дабы облегчить себе труд говорения. Глаз Балора был
сегодня, похоже, несколько ярче да и все тело Хозяина,
казалось, чуть располнело, словно вены его набухли, или разум,
собираясь с силами, сделал глубокий вдох. Едва он вошел в
комнату, все остальные как бы перестали существовать. На лице
его выражалось, - если мрамор способен обладать чем-либо столь
мимолетным, как выражение, - на лице его выражалось страдание.
Лицо прикованного к скале Прометея, в течение многих столетий
навещаемого орлом, могло бы нести отпечаток подобных же мук и
такого же отрешенного терпения.
Он приблизился к мистеру Фринтону и глубоко заглянул ему в
глаза. Затрудненно, как непривычный к речам человек, шевеля
языком, он сказал:
- Дайте подумать. Как нам лучше поступить?
И подобно человеку, лезущему в библиотеке за справкой еще в
один том, он повернулся к мистеру Бленкинсопу и заглянул в его
глаза тоже.
Наконец, он приблизился к Никки и на долгий миг застыл,
вопрошая, пытаясь найти вход, - пока все не поплыло у мальчика
перед глазами, и два ока Хозяина не слились в один голубой
алмаз.
Затем он снова вернулся к майору авиации.
- Мистер Фринтон.
- Сэр.
- Вы говорили о Наполеоне.
- Да, сэр.
- Позвольте напомнить вам еще один афоризм, походя брошенный
этим великим человеком. "Мне хорошо известно, - сказал он, -
что в наши дни для того, чтобы править людьми, требуется
железная палка. Необходимо, чтобы правитель разглагольствовал о
свободе, равенстве, справедливости и при этом не даровал ни
единой свободы. Я ручаюсь за то, что людей можно с легкостью
угнетать... и они... совершенно не будут испытывать
недовольства."
- Да, сэр.
- Совершенно не будут испытывать недовольства, мистер
Фринтон.
- Да.
- Все это - для их же блага.
- Да.
- Повторите.
- Все это - для их же блага.
- Вы убеждены в том, что лучше меня никто не сумеет
обеспечить благополучие человечества.
- Я убежден.
- В таком случае, давайте разрешим ситуацию за минимальное
число ходов. "Пусть вора ловит вор."
- Да, сэр.
- Вы по собственной воле вызываетесь стать тюремщиком при
этом опасном молодом человеке, чья свобода угрожает нашим
приготовлениям. Вы отведете его вместе с сестрой в больничную
палату и останетесь там при них в качестве сторожа - вплоть до
дальнейших распоряжений. Палату никому не покидать.
- Вызываюсь.
- Спасибо, мистер Фринтон. Можете идти.
Безмолвная процессия злоумышленников уже выходила в
отворенную дверь, когда он окликнул их.
- По пути загляните к негру и скажите, чтобы он приносил вам
еду. Да верните ему химикаты.
И глядя, как майор авиации подбирает с полу пузырек с
цианистым калием, Хозяин повторил тоном, который можно было бы
счесть ироническим:
- Не потратишься, не спохватишься.
Они вышли, закрыв за собою дверь.
Хозяин повернулся к мистеру Бленкинсопу.
В опустевшей теперь комнате, где слышалось лишь тиканье
часов, под голой лампочкой молча стояли двое мужчин.
Странно, но перед тем, как они покинули комнату, мистер
Бленкинсоп снял халат и аккуратно повесил его на один из
колышков, рядом с дождевиком мистера Фринтона. Ему не хотелось,
чтобы такая красивая вышивка тоже погибла.
Глава тридцатая. Операция "Новый Хозяин"
Когда закончилась сборка последнего из вибраторов, их
установили, направив во внешний мир, и включили все разом, - и
одним из первых результатов этого оказалась гибель чудесных
птиц Роколла. Олуши плавали в море, раскинув крылья и спрятав
головы под воду, - дюжины белых крестов с зачерненными концами
крыльев, мягко взлетающих и спадающих вместе с волной. Всплыла
на поверхность, брюхом кверху, и рыба, покрыв там и сям воду
серебристым волнующимся ковром.
Авиалайнер, летевший в Гандер по большому кругу и примерно в
тридцати милях от острова застигнутый ударом вибраторов, описав
великолепную дугу, рухнул в море с высоты в двадцать тысяч
футов и, выбросив в небо фонтан, ушел на дно, окруженный
мертвыми китами, будто айсберг, исчезнувший вдали. Хвостовая
часть, благодаря запертому в ней воздуху, снова потом всплыла и
еще долгое время качалась на волнах в обществе прочих чудищ.
Вышли из строя суда рыболовных флотилий, ходивших между
Ирландией, Фарерами, Гебридами и Малин-Хед. Суда дрейфовали,
команды их страшно мучились. В том же районе океана в разной
степени - в зависимости от близости их к Роколлу - пострадали
еще восемь кораблей. С греческого судна попрыгали за борт все
пассажиры, но как это ни удивительно, всех их, бьющихся в
истерике, втащили обратно на борт и никто не расстался с
жизнью.
По трансатлантическому кабелю перестали проходить сообщения,
- Все, что говорит или делает Хозяин, каждый поступок
отстоящем от острова Манчестере полностью провалились
международные состязания почтовых голубей, причем потерялись
все до единой птицы.
Люди, оказавшиеся в круге, проходившем (говоря довольно
условно) через Рейкьявик, Эдинбург и Дублин, жаловались на
сильные головные боли, перебои в сердце, ларингиты и воспаления
уха, горла и носа. Тех, что жили в портах западного побережья
Шотландии и Ирландии, а с ними и жителей Исландии, терзала
звенящая нота, которая, как им казалось, изгибалась дугою по
небу и приходила со всех направлений сразу. Одни описывали ее
как подобие колокольного звона, другие - как вой воздушной
сирены. Они никак не могли согласиться в том, является ли она
переливистой или пронзительной, высокой или низкой, или скорее
похожа на звук, рождающийся, когда проводишь пальцем по ободу
тонкого стакана. На самом деле, то была смесь многих тонов,
набиравшая, пронизывая пространство, мощь и на низких, и на
высоких частотах, и то, что человек слышал, зависело от того,
как он слушает. Многие из этих частот были вообще недоступны
для уха.
Вскоре начали сдавать и средства массовой информации.
Репортеры, оказавшиеся достаточно близко, чтобы услышать
упомянутый звон, не могли передать его описание по телефону,
поскольку телефоны вышли из строя, а общий распад механизмов и
тошнотное состояние тех, кто их обслуживал, привели к тому, что
перестали выходить и газеты.
Металл, казалось, страдал сильнее, чем плоть.
Твердые материалы портились быстрее упругих, так что живому
существу приходилось не так тяжко, как куску дерева, а кусок
дерева справлялся с бедой лучше куска железа.
Совсем как во время смога, возрос уровень смертности среди
людей очень старых, очень юных и тех, кто уже был болен.
Отмечались и разного рода мелкие странности. Молоко, как
водится, скисло, а весьма распространенный сорт мебельного лака
внезапно окрасил всю мебель в зеленые тона. Те, у кого в зубах
стояли металлические пломбы, мучились зубной болью, поступило
также несколько сообщений о людях, во рту которых зазвучали
вдруг передачи дальних радиостанций. Басы в передаваемых по
радио операх запели альтами. Принялись роиться пчелы. Оживились
змеи и летучие мыши. Раньше времени зацвели поздние хризантемы.
Воздействие вибраторов на людей, страдающих разного рода
болезнями, не обязательно было дурным. Обладатели невритов,
туберкулеза и расстройств печени почувствовали себя гораздо
лучше. Заключенные в тюрьмах и безумцы в сумасшедших домах
обнаружили склонность к налетающему всплесками насилию, - но те
из сумасшедших, что разгуливали на свободе, как, скажем ораторы
Гайд-парка, обрели сдержанность и прекратили свои выступления
перед публикой.
Бостон расположен от Роколла на 800 миль дальше, чем Москва.
Круговой зоне объявленного Хозяином ультиматума, каковую он
собирался расширять каждый день на две сотни миль, предстояло,
прежде чем она достигнет Чикаго, отхватить изрядный кусок
России. Тем временем, еще до того, как эта зона коснется двух
величайших держав мира, большая часть Европы - от Нарвика до
Неаполя и Гибралтара - окажется, в виде назидания и угрозы,
парализованной, и от Глазго до Корка погибнет немало людей.
Вибраторы стояли на вершине утеса, и сектора их воздействия
перекрывались далеко в море.
Глава тридцать первая. Одурманенные
- Но как же вы можете вдруг вывернуть все наизнанку и
утверждать то, что вы отрицали? - сказал Никки.
Внешне мистер Фринтон и Джуди относились к нему с той же
доброжелательностью, что и прежде, оставаясь, насколько можно
было судить, нормальными, рассудительными людьми. Но в том, что
касалось их убеждений, они превратились в собственные
противоположности. Тупость Никки причиняла им страдания, они
делали все, чтобы просветить и наставить его.
- Никки, посмотри на это, как следует взрослому человеку. Мы
живем в мире, который сбился с пути, нами правит целая куча
дуроломов, одержимых манией убийства и способных в любую минуту
разнести весь белый свет в мелкие дребезги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27