Вольф указал пальцем на дверь и сказал все еще стоящему навытяжку немцу, чтобы тот подождал в коридоре. Немец щелкнул каблуками, кивнул и поспешно удалился. Вольф рассмеялся и с презрительной гримасой бросил анкету на стол.— В партии не состоял, в СА не служил, в гитлерюгенд не был. Черт возьми, увидеть бы хоть одного живого наци!Все захохотали. Эдди закивал:— Да, они все повторяют одно и то же. Вольф, вот Уолтер, который придется тебе по душе. Он был беспощаден к фрицам, когда мы с ним работали в военной администрации.— Да-а? — Вольф поднял кустистые брови. — Так и надо с ними!— Во-во! — сказал Эдди. — У нас там вечно возникали проблемы. Фрицы должны были доставлять уголь во все учреждения оккупированной территории, но, когда надо было развозить уголь в лагеря с еврейскими беженцами в Гроне, у них сразу то грузовики ломались, то немец-администратор говорил, что, мол, весь уголь кончился. Но этот парень быстро справился с трудностями.— Рад слышать, — сказал Вольф. У него была приятная, даже обаятельная, если не сказать масленая манера разговаривать, и он постоянно кивал головой, словно уверял собеседника в своем полнейшем к нему расположении.Ингеборг принесла стаканы, бутылку и банку грейпфрутового сока. Эдди наполнил четыре стакана, но в один не стал наливать джин. Этот стакан он передал Гордону Миддлтону.— Единственный человек в оккупационной миссии, который не пьет, не играет в карты и не бегает за девками. Вот почему полковник хочет от него избавиться. Он производит плохое впечатление на фрицев.— Так что там случилось? — произнес Гордон.В его низком, с сильным южным акцентом голосе прозвучал упрек — но вежливый, невозмутимый.— Значит, так, — сказал Эдди. — Моске пришлось каждую субботу ездить в лагеря еврейских беженцев и следить, чтобы уголь туда доставлялся.Но однажды в субботу он где-то застрял, и грузовики отправились без него. И что же — угля нет!Тут он просто взбесился. Это нельзя забыть. Я отвез его к тому месту, где грузовики вдруг сломались, и он сказал шоферам краткую речь…Моска сидел за столом и курил сигару, нервно выпуская клубы дыма. Он вспомнил тот случай и знал, как Эдди сейчас изобразит все дело. Выставит его в виде свирепого головореза, а ведь все совсем не так было. Он сказал тогда водителям, что, если они не хотят возить уголь, он поможет им уволиться. Но если они хотят работать, то им лучше доставить весь этот уголь в лагеря, даже если им придется волочь его на спине. Один водитель сразу ушел. Моска записал его имя, а остальным раздал сигареты. Эдди же представил все так, будто Моска устроил тем шестерым хорошенькую взбучку.— Потом он пошел к управляющему по угледоставке и вел с ним короткий разговор по-английски, который я слышал. Этот фриц буквально в штаны наложил. После состоявшейся беседы он сделал соответствующие распоряжения, и к ужину уголь доставили по назначению. Толковый был служака! — И Эдди радостно закивал.Вольф тоже кивал, понимающе и одобрительно.— Вот и нам тут надо так действовать, — сказал он. — А то этим фрицам все их преступления с рук сходят.— Но теперь так вести себя с ними уже невозможно, Уолтер, — сказал Эдди.— Это точно, — согласился Вольф. — Мы теперь обучаем фрицев демократии, — добавил он с такой гримасой, что Моска и Эдди засмеялись, и даже Миддлтон не смог сдержать улыбки.Они попивали из стаканчиков, а Эдди встал, подошел к окну и посмотрел на идущую мимо женщину.— Тут попадаются такие красотки! — сказал он. — Не хочешь какой-нибудь лакомый кусочек?— Это вопрос для анкеты, — сказал Вольф и уже собрался еще что-то добавить, как дверь в коридор распахнулась и в комнату втолкнули высокого светловолосого юнца. Он был в наручниках и плакал. За его спиной виднелись двое невысоких мужчин в темных мешковатых костюмах. Один из них шагнул вперед.— Герр Дольман, — сказал он. — Вот этот воровал мыло.Вольф расхохотался.— Мылокрад! — объяснил он Эдди и Моске. — У нас пропадало большое количество мыла, которое поступало от Красного Креста. Мы распределяем его среди немецких детей. А эти ребята — детективы из города.Один из детективов начал снимать с юнца наручники. Он помахал указательным пальцем перед носом паренька и почти по-отечески сказал:— И чтобы без фокусов, понял?Парень кивнул.— Нет, не снимай! — приказал Вольф сурово.Детектив послушно отступил.Вольф подошел к пареньку и положил ладонь на его белокурый затылок.— Ты разве не знал, что это мыло предназначалось для немецких детей?Мальчик опустил голову и не ответил.— Ты работал здесь, тебе доверяли. Больше ты не будешь работать на американцев. Однако, если ты письменно признаешься в том, что ты сделал, мы тебя не отдадим под суд. Согласен?Паренек кивнул.— Ингеборг! — позвал Вольф.Вошла машинистка-немка. Вольф взглянул на детективов:— Отведите его в тот кабинет. Девушка знает, что делать. — Он обернулся к Эдди и Моске. — Вот так просто, — и ухмыльнулся вполне дружелюбно, — мы можем избежать лишних хлопот, а парень свои шесть месяцев получит.Моска — хотя ему было все равно — возразил:— Черт, но вы же обещали его отпустить!Вольф пожал плечами:— Правильно, но немецкая полиция все равно возьмет его — за торговлю на черном рынке. Начальник городского управления полиции в Бремене — мой старый приятель, и мы сотрудничаем.— Правосудие в действии, — пробормотал Эдди. — Ну ладно, спер мальчишка пару кусков мыла — отпусти ты его!Вольф решительно возразил:— Тогда они нас без штанов оставят. Не могу! — Он надел фуражку. — Ну, у меня впереди трудный вечер. Надо устроить полный обыск всех рабочих кухни, прежде чем они покинут базу. Это что-то, я вам доложу! — Он криво усмехнулся. — У нас есть женщина-полицейский из Бремена, она обыскивает девок. И представьте: то пару резиновых перчаток найдет, то кусок солдатского мыла. Знаете, куда эти девки могут засунуть себе пачку масла?! Тьфу! — Он сплюнул. — Надеюсь, я никогда так не оголодаю.Когда Вольф ушел, Гордон Миддлтон встал и произнес низким голосом:— Полковник его любит, — и добродушно улыбнулся Моске, словно что-то в нем вызвало его симпатию. Собравшись уходить, он сказал Эдди:— Надеюсь поймать ранний автобус, — и Моске, просто и дружелюбно:— Ну, еще увидимся, Уолтер.Рабочий день закончился. Моска смотрел в окно и видел, как немецкие рабочие толпятся у ворот, дожидаясь, пока военная полиция проверит их документы и обыщет — только после этого они могли покинуть военно-воздушную базу.Эдди подошел к окну и встал рядом с ним.— Насколько я понимаю, тебе не терпится в город. Ты хочешь найти свою девочку? — сказал Эдди и улыбнулся одними губами, почти по-женски сладко и в то же время вопросительно. — Потому-то я и постарался найти тебе работу здесь.Я подумал, ты приезжаешь из-за нее. Верно?— Сам не знаю, — ответил Моска. — Отчасти, наверное, да.— Ты хочешь сначала устроиться в общежитии, а потом отправиться на ее поиски? Или хочешь сначала найти ее?— Давай-ка сначала в общежитие!Эдди весело расхохотался:— Если ты пойдешь прямо сейчас, ты еще застанешь ее дома. А если будешь ждать, пока тебе оформят жилье, то увидишь ее не раньше восьми.А она тогда может уйти куда-нибудь, — при этих словах он внимательно посмотрел на Моску.— Значит, не повезет, — сказал Моска.Они подхватили по чемодану и пошли к автостоянке, где Эдди поставил свой джип. Включив зажигание, Эдди повернулся к Моске:— Ты не спрашиваешь, но я тебе скажу. Я ни разу не видел ее ни в одном офицерском или солдатском клубе. Я вообще ее не видел. — После паузы он добавил хитро:— И, думаю, ты бы не очень обрадовался, если бы я стал ее разыскивать. Глава 4 Когда они миновали Нойштадт, а потом через мост въехали в старый Бремен, Моска увидел первый хорошо знакомый ему ориентир. Костел — высокое здание с башней, похожее на человеческое тело с лицом, изъеденным страшной болезнью: хрупкая конструкция из камня и штукатурки, поддерживающая устремленный в небо шпиль.Потом они ехали мимо массивного здания управления полиции, на чьих темно-зеленых стенах все еще виднелись белые шрамы того взрыва. По Шваххаузерхеерштрассе они выехали на другой конец города, где когда-то был фешенебельный пригородный район. Дома здесь почти не были повреждены бомбежкой и использовались под квартиры для офицеров оккупационных войск.Моска размышлял о сидящем рядом человеке.Эдди Кэссин был не романтического склада. Насколько Моска мог себе представить, как раз напротив. Он вспомнил, как в свою бытность солдатом Эдди нашел в городе молоденькую пышнотелую бельгийку с симпатичным, как у дрезденской куколки, лицом. Он поселил ее в маленькой комнатушке без окон в одном из здешних домов и устроил оргию. Девушка обслуживала тридцать солдат, расквартированных в доме, в течение трех дней кряду. Солдаты, дожидаясь своей очереди, резались в карты на кухне. Девушка была настолько хорошенькая и благовоспитанная, что солдаты обхаживали ее так, как муж обхаживает беременную жену. Они по очереди жарили для нее яичницу с беконом и ветчиной и приносили ей завтрак в постель. Из армейской лавки они притаскивали ей пакеты с едой. Она смеялась и шутила, сидя в кровати голая. В ее комнатушке постоянно кто-то торчал, и она, похоже, любила всех и каждого. Ей приходилось трудно только в одном. Эдди Кэссин раз в день проводил с ней не меньше часа. Она называла его «папулей».— Она слишком хорошенькая, чтобы хранить мне верность, — повторял Эдди, и Моска не мог забыть, с каким садистским удовлетворением в голосе он произносил эти слова.Они свернули с Курфюрстеналлее на Метцерштрассе и поехали по улице, где густая листва высоких лип отбрасывала рваные тени на ветровое стекло. Эдди остановился около восстановленного кирпичного четырехэтажного здания с небольшой лужайкой.— Ну, вот мы и приехали. Лучший особняк для американцев-холостяков в Бремене.Летнее солнце придавало кирпичу темно-красный оттенок, улица лежала в глубокой тени.Моска взял оба чемодана и спортивную сумку, а Эдди Кэссин пошел впереди по тропинке. У дверей их встретила немка-домоправительница.— Это фрау Майер, — сказал Эдди и обнял ее за талию.Фрау Майер, почти платиновой блондинке, было около сорока. У нее была великолепная фигура, которую она приобрела, много лет преподавая плавание в спортивном клубе. Ее лицо имело добродушное выражение, и взгляд у нее был добродушный, но какой-то глуповатый — возможно, из-за больших белых, похожих на заячьи зубов.Моска кивнул ей, и она сказала:— Очень рада с вами познакомиться, мистер Моска. Эдди много мне о вас рассказывал.Они поднялись по лестнице на третий этаж, фрау Майер отперла одну из комнат и отдала ключ Моске. Это была очень просторная комната. В одном углу стояла узкая кровать, в другом углу — огромный, крашенный в белый цвет шкаф. Через два больших окна в комнату проникали лучи заката, который уже превращался в долгие летние сумерки. Больше в комнате ничего не было.Моска поставил чемоданы на пол. Эдди сел на кровать и обратился к фрау Майер:— Позовите Йергена.Фрау Майер кивнула:— Я принесу простыни и одеяла.Они услышали ее шаги на лестнице.— Что-то тут не очень, — заметил Моска.Эдди Кэссин улыбнулся:— Тут в доме есть один волшебник. Этот Йерген. Он все сделает. — И пока они сидели и ждали, Эдди рассказывал Моске об этом доме. Фрау Майер была хорошей домоправительницей: следила, чтобы всегда была горячая вода, чтобы восемь горничных исправно справлялись со своими обязанностями и чтобы белье было выстиранным и выглаженным. Сама она занимала две уютные комнаты на чердаке.— Я большую часть свободного времени провожу у нее, — говорил Эдди, — но, наверное, она втихаря трахается и с Йергеном. Моя комната под тобой, так что, слава богу, мы не будем друг за другом шпионить, а?Моска, с приближением сумерек ощущая растущую нервозность, слушал болтовню Эдди, который говорил об этом доме так, словно он был его собственностью. Для американцев, расквартированных на Метцерштрассе, Йерген был незаменимым помощником. Он мог так отрегулировать подачу воды в дом, что даже обитатели четвертого этажа умудрялись принимать ванну. Он делал деревянные ящики, в которых американцы отправляли на родину посылки с фарфором, и так умело запаковывал хрупкую посуду и статуэтки, что они доходили до заокеанских родственников целыми и невредимыми. Это была неплохая парочка — Йерген и фрау Майер. Правда, Эдди знал, что днем они осторожно шарят по всем комнатам.У одного постояльца они могли стянуть пару трусов, у другого носки или носовые платки, еще где-то полотенце. Американцы были рассеянные и никогда не проверяли сохранность своих вещей.Из комнат самых отъявленных лопухов исчезали даже начатые пачки сигарет. Но все это проделывалось с умом. Горничные, убиравшие комнаты, были отлично вымуштрованы и никогда ничего не воровали.— Черт побери, — сказал Моска, — знаешь, я бы отсюда хоть сейчас съехал. Шли бы эти фрицы в жопу!Эдди подошел к двери и крикнул:— Эй, Майер, побыстрее! — и повернулся к Моске. — Очень может быть, что она сейчас там внизу организовала себе коротенький трах с Йергеном. Она это любит.На лестнице послышались шаги.Она вошла с охапкой постельного белья, за ней Йерген. В руке он держал молоток, в зубах — гвозди. Это был невысокий худощавый немец средних лет, в самом расцвете сил, одетый в комбинезон и американскую армейскую рубашку. От него веяло спокойной уверенностью и достоинством, которые могли бы вызвать к нему уважение и доверие, если бы не сеточка морщинок в углах глаз, придававших его лицу лукавое и хитроватое выражение.Он обменялся рукопожатием с Эдди Кэссином и протянул руку Моске. Моска из вежливости пожал ему руку. Отношения между местным населением и оккупационными войсками становятся все более дружелюбными, подумалось ему.— Я тут мастер на все руки, — сказал Йерген.Он произнес эту фразу с нескрываемым самодовольством. — Когда вам что-то понадобится сделать или починить, зовите меня.— Мне нужна кровать пошире, — сказал Моска, — какая-никакая мебель, радиоприемник и еще кое-что, о чем я потом скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35