Вольф протянул Моске руку.— Ну, забудем все, — сказал он. Он теперь испугался, как бы Моска не воспринял слишком серьезно его угрозу — ему очень не хотелось последние недели в Германии чувствовать себя неуютно. — Извини, что я пытался тебе угрожать, но, знаешь, потерять такие бабки… Забудь, что я тебе наговорил.Они пожали друг другу руки.— Ладно! — сказал Моска. Он проводил Вольфа до двери и сказал ему на прощанье:— Может, тебе удастся обделать это дельце самому.Когда Моска вернулся в гостиную, обе женщины посмотрели на него вопросительно: они слышали, как злобно разговаривал с ним Вольф. Ребенок уже успокоился и спал.— Ваш друг так быстро ушел, — сказала фрау Заундерс.— Он приходил мне кое-что сообщить, — ответил Моска и обратился к Гелле, которая одновременно вязала и читала:— Вольф скоро женится.Он получил бумаги.Гелла оторвала взгляд от книги и рассеянно сказала:— Да? — И снова склонила бледное худое лицо над книгой, пробормотав:— Надеюсь, что и наши скоро придут.Моска отправился в спальню за очередной банкой пива и жестянкой соленых орешков. Вернувшись, он предложил женщинам орешки. Они набрали полные пригоршни.— А пива не хотите? — спросил он.Те отрицательно покачали головами, продолжая читать.Так они и сидели: Моска пил пиво, Гелла вязала, фрау Заундерс читала. Этим летом Гелла подстриглась очень коротко; ее острые скулы были туго обтянуты тонкой бледной кожей, через всю щеку тянулась голубая жилка. Комнату наполняло тихое спокойствие летнего вечера, в открытое окно врывался легкий прохладный ветерок и трепал цветастые занавески.Моска внимательно смотрел на обеих женщин.Одна годилась ему в матери, другая была матерью его ребенка, и в коляске лежал его сын. Он лениво делал эти простейшие умозаключения, потому что пиво нагнало на него дремоту. Мысли его стали путаться…Однажды, очень давно, он надел каску, взял винтовку и на кораблях, грузовиках, на броне танков совершил путешествие по Северной Африке, Англии, Франции, Бельгии, Нидерландам, преследуя и убивая врагов. И даже теперь это не казалось ему ошибкой, глупостью или даже какой-то дурацкой шуткой. Это просто казалось странным.Ну и чертовщина, думал он, ну и чертовщина.Странно, что эти мысли пришли ему в голову сейчас. Он взял еще пригоршню орешков и чуть было не пронес их мимо рта — несколько орешков покатилось по полу. Он едва не засыпал.Моска встал и подошел к окну, чтобы подставить разгоряченное тело прохладному ветерку.Нетвердой походкой он приблизился к коляске, посмотрел на малыша и громко, торжественно произнес:— Ну и чертовщина!Обе женщины улыбнулись.— Пожалуй, уложу-ка я тебя в постель, — сказал Гелла и добавила, обращаясь к фрау Заундерс:— Он впервые за все время взглянул на ребенка. Ты что, Уолтер, все еще не веришь, что стал отцом?— Это он почувствует, когда родится второй, — сказала фрау Заундерс.Моска не сводил с малыша глаз. Теперь это было уже не уродливое существо: морщинки на лице разгладились и кожа побелела. Женщины снова принялись за чтение. Моска вернулся к окну.— Что это ты сегодня беспокойный? — спросила Гелла, не отрываясь от вязания.— Я не беспокойный, — ответил Моска. Это было правдой. Он словно просто изучал эту комнату, в первый раз разглядывая ее так внимательно. Он снова подошел к коляске и стал смотреть на спящего ребенка. Теперь он уже больше похож на человека, подумал Моска. И сказал Гелле:— Может, сходим завтра в загородный клуб? Посидим на лужайке с коляской, я куплю тебе хот-дог и мороженое. Послушаем оркестр.Гелла кивнула. Моска обратился к фрау Заундерс:— Не хотите пойти с нами?Фрау Заундерс взглянула на него:— Нет-нет, ко мне должны прийти.Гелла улыбнулась:— Это он так приглашает. Он и в самом деле хочет, чтобы вы пошли с нами. Там можно наесться мороженого до отвала.— Нет, спасибо, — сказала фрау Заундерс. Моска понял, что она отказывается от смущения, решив, что он пригласил ее только из вежливости.— Я вполне серьезно! — сказал он.Фрау Заундерс улыбнулась:— Купите мне лучше мороженого.Моска принес из спальни еще банку пива. Все о'кей, подумал он.— Уж коли ты так мирно настроен, — сказала Гелла, — окажи мне услугу. У фрау Заундерс в Америке есть дядюшка, и она хочет, чтобы ты отправил ему с военной почтой письмо.— Конечно, — согласился Моска. — Это дело обычное. Все немцы сейчас пишут своим родственникам в Америку, намекая, чтобы те присылали им посылки.— Спасибо, — сказала фрау Заундерс и добавила с иронической улыбкой:— Мы теперь все очень беспокоимся за своих американских дядюшек.Гелла и Моска расхохотались, причем Моска даже подавился пивом.Женщины снова погрузились в чтение, а Моска взглянул на лежащий рядом номер «Старз энд страйпс» и сказал:— Может быть, завтра из Гамбурга вернется Лео и сходит с нами в клуб.Гелла взглянула на него.— Что-то он долго отсутствует. Надеюсь, с ним ничего не случилось.Моска отправился за очередной банкой пива.— Может, все-таки вам принести? — спросил он у женщин, но они снова отказались. Он встал у окна. — Наверное, Лео решил остаться там на уикенд. Иначе он бы еще вчера вернулся.Гелла положила книгу на стол и сказала фрау Заундерс:— Все! Очень интересно.— У меня в спальне еще много книг, которых вы не читали, — сказала фрау Заундерс. — Сходите посмотрите.— Не сегодня, — ответила Гелла.Она подошла к Моске и, просунув худую руку ему под тенниску, обхватила его за талию. Они стали всматриваться во мрак и вдыхать свежий аромат деревьев. Ночной ветер приносил запах садов и реки, в воздухе едва чувствовался едкий смрад руин. Облака занавесили полную луну, и повсюду в расстилающемся вокруг тихом мраке Моска слышал немецкие голоса и смех, доносившиеся из соседних домов. Из радиоприемника, настроенного на бременскую станцию, текла тихая струнная музыка. Ему вдруг ужасно захотелось оказаться в «Ратскелларе» или в офицерском клубе, поиграть в кости или выпить с Эдди и Вольфом.— Ты пьешь очень много пива, — заметила Гелла. — До кровати сможешь дойти?Моска потрепал ее по волосам и сказал:— Не беспокойся, я в порядке Она прижалась к нему.— Мне так хорошо сегодня, — сказала она. — Знаешь, чего мне хочется? — Она произнесла эти слова шепотом, чтобы не услышала фрау Заундерс.— Чего? — спросил Моска.Она улыбнулась и притянула к себе его лицо, чтобы поцеловать в губы.— Ты уверена, что можно? — спросил он тоже шепотом. — Ведь только месяц прошел. — Эдди Кэссин предупреждал, что ему придется потерпеть месяца два, не меньше.— Я себя хорошо чувствую, — сказала она, — не волнуйся. Я себя сегодня замечательно чувствую, как умудренная опытом жена, которая прожила со своим мужем не один год.Они еще постояли немного у окна, вслушиваясь в ропот города и ночи, потом Моска обернулся и сказал фрау Заундерс:— Спокойной ночи.Он держал дверь, пока Гелла выкатывала коляску с младенцем в спальню. Выйдя за ней, он проверил, заперта ли входная дверь с общей лестницы. Глава 18 Моска сидел на траве в тени большого дома — реквизированного загородного клуба. Рядом в шезлонге устроилась Гелла. Всю лужайку перед клубом оккупировали солдаты с женами и детьми.Несколько человек с луками пускали стрелы в красные и синие мишени.Все было объято покоем и тишиной. Сумерки наступили в этот воскресный день раньше обычного, подумал Моска, близится осень — тоже раньше обычного. По зеленой лужайке были разбросаны пятна коричневой пожухлой травы, а в шапках огромных вязов, высящихся вдоль площадки для гольфа, уже виднелись красноватые потеки.Он увидел, что к ним приближается Эдди Кэссин, огибая стрелков. Эдди присел на траву и, похлопав Геллу по ботинку, сказал:— Привет, малышка.Гелла улыбнулась ему и продолжала читать «Старз энд страйпс», тихо проговаривая английские слова.— Я получил письмо от жены, — сказал Эдди Кэссин. — Она не приедет. — Он помолчал. — Это ее последнее слово, — сказал он, и его изящный рот исказила торжествующая улыбка. — Она выходит замуж за своего шефа. Я же говорил тебе, что она с ним трахается. А я-то ничего и не знал.Догадывался чисто интуитивно. Как тебе моя интуиция, Уолтер?Моска понял, что Эдди сегодня здорово напьется.— Да ладно тебе, Эдди! Ты же абсолютно не семейный человек.— Но мог бы им стать, — ответил Эдди невозмутимо. — Я мог бы попытаться. — И он указал пальцем на кремовую коляску, ярким пятном светлевшую посреди зеленого ковра травы. — Ты же не семейный человек, да вот пытаешься им стать.Моска засмеялся.— Я учусь, — сказал он.Они сидели молча.— Может, сходим сегодня вечерком в «Ратскеллар»? — спросил Эдди.— Нет, — ответил Моска. — У нас есть дома что выпить. Приходи сам.— Знаешь, мне надо постоянно быть в движении. — Эдди поднялся на ноги. — Я не могу торчать у вас в квартире весь вечер. — И он зашагал прочь, стараясь держаться подальше от мишеней.Моска лег, упершись затылком в колени Геллы и обратив лицо к умирающим лучам холодного солнца. Он забыл спросить у Эдди про свои брачные бумаги. Пора бы им вернуться.Он думал о возвращении домой, о том, как он войдет в квартиру, увидит мать, познакомит ее со своей женой, покажет ей ребенка. Глория вышла замуж (он усмехнулся при этой мысли), так что беспокоиться нечего. Вот чудно, что он опять возвращается, — теперь это легче, чем раньше.Глядя на неловко натягивающих луки стрелков и на выпущенные ими стрелы, он вспомнил пожилого солдата на ферме за линией фронта. На этой ферме показывали кино резервистам — зрители сидели на бревнах. Тому солдату было, пожалуй, под сорок, думал Моска. Зажав между коленями шестилетнего французика, он аккуратно расчесывал ему на пробор вьющиеся кудри и пытался заставить чубчик лежать волной. Потом он причесал двух других — девочку и мальчика, тоже держа их у себя между коленями и осторожно поворачивая из стороны в сторону. Закончив их причесывать, старый солдат дал им по шоколадке и взял свою винтовку…Моска рассеянно глядел на лужайку с гомонящими детьми, и ему почему-то казалось, что сейчас на ум приходят очень важные события из его прошлой жизни. Он напряг память и вспомнил солдата-негра, который швырял банки с ананасовым соком из кузова грузовика, мчащегося мимо колонн усталых пехотинцев. Они брели от моря туда, откуда доносилась канонада тяжелых орудий, которая заставляла их морально подготовиться к предстоящему бою, — так воскресный колокол приуготовляет дух к единению с господом. И по мере их продвижения канонада становилась все громче и звонче, уханье орудий все оглушительнее, хлопки выстрелов автоматических винтовок звучали словно минорные аккорды, и перед самым финалом, перед их приобщением к ритуалу тела и души, словно перед вхождением в храм… Но тут он отвлекся и мысленно ощутил прохладную с жестяным привкусом свежесть ананасового сока, вспомнил остановку в пути, краткий привал, во время которого они передавали друг другу вскрытую банку. И перенесся с той дороги на другую дорогу — залитую лунным светом улицу во французской деревушке, где каменные домики тонули во мраке, а у их стен стояли хорошо различимые во тьме грузовики, джипы и огромные тягачи. В конце деревенской улочки стоял танк, покрытый только что выстиранным бельем, которое оставили сушиться под луной.От сухого звона тетивы и легкого свиста рассекающих воздух стрел, казалось, пробудился легкий вечерний ветер. Гелла оторвалась от книги, Моска нехотя встал.— Хочешь чего-нибудь на дорожку? — спросил он у нее.— Нет, — ответила Гелла. — Мне уже некуда.К тому же что-то зуб опять разболелся.Моска только теперь увидел, что у нее чуть посинела кожа нижней челюсти.— Я попрошу Эдди, чтобы он сводил тебя к дантисту на базе.Они собрали разбросанные по траве вещи и погрузили все в коляску. Малыш спал. Они пошли к трамвайной остановке. Когда трамвай подошел, Моска схватил сильными длинными руками коляску и поставил ее на заднюю площадку вагона.Ребенок проснулся и заплакал, Гелле пришлось взять его на руки и убаюкивать. Подошел кондуктор, но Моска сказал по-немецки:— Мы американцы.Кондуктор недоверчиво смерил Моску взглядом, но не стал возражать.На третьей остановке в вагон вошли две девушки из американского женского корпуса. Одна из них, заметив у Геллы на руках ребенка, сказала другой:— Смотри-ка, какой симпатичный немчик!Та заглянула малышу в личико и несколько раз повторила:— Ох, какой милый карапуз! — И, глядя Гелле в глаза, сказала, чтобы она поняла:— Schon!* * Милый, замечательный (нем.) Гелла улыбнулась и взглянула на Моску, но тот не проронил ни звука. Одна из девушек достала шоколадку из сумки и сунула ее малышу под одеяльце. Прежде чем Гелла успела что-то возразить, обе сошли с трамвая и зашагали по улице.Сначала Моску это позабавило, но потом его разобрала злость. Он схватил шоколадку и швырнул ее на улицу.Когда они сошли с трамвая и направились к дому, Гелла сказала:— Не расстраивайся, они приняли нас за немцев.Но дело было не только в этом. Он испугался, словно и впрямь был немцем и как один из побежденных должен был с благодарностью принять этот жест благотворительности и унижения.— Мы скоро уедем, — сказал он. — Я поговорю завтра с Эдди и попрошу его ускорить оформление.Впервые за все время он почувствовал острое желание поскорее покинуть эту страну.Эдди Кэссин ушел с лужайки загородного клуба, не зная толком, куда ему отправиться. Лежащий на траве Моска, голова покоится на коленях у Геллы, рука упирается в кремовую коляску — это зрелище было ему невыносимо. Он сел на трамвай и подумал: «Поеду-ка я к горилле». Это решение развеяло его грустные мысли, и он стал глазеть на девчонок, едущих в центр. На окраине города он спустился к реке, пересек мост через Везер и сел на другой трамвай, который повез его по Нойштадту. Он сошел на предпоследней остановке — перед тем как трамвай свернул к базе.Дома здесь были не повреждены бомбежкой.Он вошел в один из домов, поднялся по лестнице на третий этаж, постучал и услышал голос Элфриды:— Одну минуту! — Потом дверь распахнулась.При виде ее Эдди Кэссин всякий раз испытывал легкий шок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35