Марио Пьюзо: «Арена мрака»

Марио Пьюзо
Арена мрака



Аннотация Этой блестящей книгой автор знаменитого 'Крестного отца' с легкостью разрушает сложившееся мнение о нем как о летописце итальянской мафии в Америке. История любви американского солдата и немецкой девушки разворачивается на кровоточащих руинах побежденной Германии. Немцы еще не забыли своего былого величия, они трепетно хранят память о фюрере и воспринимают новых хозяев жизни — американцев лишь как временных поставщиков сигарет и кока-колы… Драматизм, едва уловимая ирония — таков почерк настоящего Мастера, каковым бесспорно является автор этого романа Марио Пьюзо, признанный классик современной литературы. Марио ПьюзоАрена мрака Отцы и учители, мыслю: «Что есть ад?» Рассуждаю так: «Страдание о том, что нельзя уже более любить»… О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело. Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал. Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают, Бога, зовущего их, проклинают. Бога живаго без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтоб уничтожил себя Бог и все создание свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти… Ф. М. Достоевский «Братья Карамазовы»
Глава 1 Уолтер Моска ощутил прилив восторга и щемящее чувство одиночества, как то всегда бывает перед возвращением домой. Эти руины в предместьях Парижа ему хорошо запомнились, и теперь, на последнем этапе своего путешествия, он с нетерпением ждал прибытия в пункт назначения — в самое сердце обезображенного войной континента, в разрушенный город, который, как он думал, ему уже никогда больше не увидеть. Эти мрачные вехи, отмечавшие его путь в Германию, ему были даже больше знакомы, чем предместья родного городка.Поезд мчался, сотрясаясь на стыках рельсов.Это был воинский состав, в котором ехало пополнение во франкфуртский гарнизон, но половину его вагона занимали гражданские служащие, которых завербовали в Штатах. Моска потрогал свой шелковый галстук и улыбнулся. Так непривычно ощущать его на шее! Ему было бы куда привычнее оказаться сейчас там, в солдатском отсеке вагона, — и не только ему, но и его соседям, двум десяткам штатских.Вагон освещался двумя тусклыми лампами — по одной в каждом конце. Окна были плотно зашторены, словно пассажирам этого вагона не хотели показывать руин страны, которую они пересекали. Пассажиры занимали длинные деревянные полки, установленные поперек вагона, так что между ними и противоположной стеной оставался лишь узкий проход.Моска вытянулся на своей полке и подложил голубую спортивную сумку под голову вместо подушки. При слабом освещении он с трудом мог различать лица соседей.Все они плыли в Европу на военном транспортном корабле и, как и он, тоже с восторгом предвкушали приезд во Франкфурт. Они громко разговаривали, чтобы перекрыть стук вагонных колес, и голос мистера Джеральда звучал громче прочих. В этой группе мистер Джеральд занимал самую высокую гражданскую должность. Он вез с собой набор клюшек для гольфа и рассказал всем на корабле, что его должность соответствует воинскому званию полковника. Мистер Джеральд был оживлен, и Моска ясно представил себе, как он играет в гольф посреди руин: площадка для гольфа расчищена между сровненных с землей улиц, меж гигантских куч мусора и щебня, а он загоняет мячик в осклабившийся полуистлевший череп.Подъезжая к маленькой безлюдной станции, поезд замедлил ход. За окнами была ночь, и неосвещенный вагон почти поглотил мрак. Моска клевал носом, и до его слуха доносились неясные голоса соседей. Но, миновав станцию, поезд снова набрал скорость, и от усилившейся тряски Моска окончательно проснулся.Штатские теперь тихо переговаривались. Моска сел и стал смотреть на солдат в дальнем конце вагона. Некоторые солдаты спали, растянувшись во всю длину полок, но во тьме были видны три светлых пятнышка огня: там играли в карты, — язычки пламени отбрасывали на вагонные стены приветливые блики. Он почувствовал легкую тоску по жизни, которую он так долго вел и от которой удрал несколько месяцев назад. Пламя освещало их лица, и Моска видел, что они прикладываются к фляжкам — там была явно не вода, — и вскрывают пакеты с НЗ, чтобы достать оттуда шоколад. Солдат всегда готов, подумал Моска с усмешкой, — одеяло в скатке, свечки в вещмешке, вода или что получше во фляжке и непременный гондон в бумажнике на все случаи жизни. Всегда готов к добру или к худу.Моска опять растянулся на полке и попытался уснуть. Но тело одеревенело, и сон не шел. Поезд уже набрал скорость и летел как на крыльях. Он посмотрел на часы. Почти полночь, а до Франкфурта еще добрых восемь часов пути. Он сел, достал из голубой спортивной сумки бутылку и, прислонившись затылком к оконному стеклу, стал пить из горлышка, чувствуя, как оттаивает его тело. Он, должно быть, заснул, потому что, взглянув снова в солдатский отсек вагона, увидел лишь одно пятнышко пламени, а во тьме по-прежнему слышались голоса, среди которых выделялся голос мистера Джеральда. Они скорее всего пили, потому что в голосе мистера Джеральда слышались покровительственные нотки: он хвастливо разглагольствовал о своем растущем могуществе, о том, как он утвердит в этой стране свою бумажную империю.Вдруг в дальнем конце вагона от огненного пятна отделились два язычка пламени и, трепеща, стали перемещаться по проходу. Когда солдаты поравнялись с Моской, он окончательно стряхнул с глаз сон и заметил, что на лице одного солдата написано выражение злобной ненависти. Яркое светло-желтое пламя окрасило и так уже побагровевшее от спиртного лицо красными бликами, отчего его угрюмый взгляд сделался пугающе бессмысленным.— Эй, солдат! — окликнул его мистер Джеральд. — Не дадите ли нам огонька?— Свечка послушно опустилась возле мистера Джеральда, и сидящие рядом с ним штатские тут же оживились и заговорили громче, словно мерцающее пламя придало им мужества. Они стали приглашать солдата присоединиться к их беседе, но он, лишившись своей свечки, окутанный мраком, ничего не ответил. Они тут же о нем забыли и продолжали беседу, и только один раз мистер Джеральд, склонившись поближе к пламени, словно приглашая своих слушателей заглянуть в его честное лицо, сказал снисходительно:— Мы ведь все служили в армии, — и добавил, засмеявшись:— Слава богу, что это уже позади.Кто— то из штатских возразил:— Напрасно вы так уверены. Русские-то еще не утихомирились.И они снова забыли о военных делах и заговорили каждый о своем, как вдруг, перекрывая и их голоса, и стук колес летящего в слепой ночи поезда, солдат, до сих пор лежавший не раскрывая рта, заорал с пьяным гонором и как будто чего-то испугавшись:— Заткнитесь! Хватит болтать! Заткните свои чертовы глотки!Наступило неловкое молчание, после чего мистер Джеральд снова склонил голову к свече и мягко сказал солдату:— Ты бы лучше шел в свой отсек, приятель.Солдат не ответил, и мистер Джеральд как ни в чем не бывало продолжал свой прерванный рассказ.Вдруг он осекся, вскочил на ноги, и его осветило пламенем нескольких свечей. И потом он сказал тихо, с каким-то испуганным недоверием:— Господи, больно-то как. Этот солдат что-то мне сделал.Моска сел и стал всматриваться во тьму. Еще несколько темных фигур тоже встали со своих полок, и кто-то сбил локтем свечку на пол. Она тут же погасла. Мистер Джеральд — теперь его едва можно было различить в кромешном мраке — сказал тихим дрожащим голосом:— Этот солдат пырнул меня ножом. — И рухнул во тьме на скамейку.По проходу из солдатского отсека вагона прибежали двое. При слабом свете свечек, которые они держали в руках, Моска увидел у одного из них офицерские нашивки.Мистер Джеральд все повторял:— Меня пырнули ножом. Этот солдат меня пырнул.В его голосе уже звучал не страх, а удивление.Моска увидел, что он сидит на полке, освещенный пламенем трех свечек, а на его брючине, чуть пониже пояса расплывается темное пятно. Над ним склонился лейтенант, приблизил свечку к брюкам и что-то приказал сопровождающему его солдату. Солдат побежал в конец вагона и принес одеяло и пакет первой помощи. Они расстелили одеяло на полу и попросили мистера Джеральда лечь. Солдат хотел было отрезать брючину, но мистер Джеральд воспротивился:— Нет, лучше закатай. Я залатаю дырку.Лейтенант осмотрел рану.— Ничего серьезного, — сказал лейтенант. — Заверните его в одеяло.Ни на его молодом лице, ни в голосе не было ни тени сострадания — только безразличная, формальная вежливость.— Нас во Франкфурте должна ждать санитарная машина. Так что на следующей станции я отправлю телеграмму. — Потом лейтенант обернулся к остальным и спросил:— Где он?Пьяный солдат исчез. Моска, вглядевшись во тьму, увидел темную фигуру, скрючившуюся на соседней скамейке. Он промолчал.Лейтенант пошел в солдатский отсек и вернулся, перепоясанный ремнем с портупеей и кобурой. Он осветил фонариком вагон и увидел скрючившегося на нижней полке человека. Он направил на него луч фонарика, одновременно достав из кобуры пистолет и спрятав его за спину. Солдат не шевельнулся.Лейтенант грубо толкнул его:— Поднимайся, Малруни!Солдат открыл глаза, и, когда Моска увидел этот бессмысленный, как у животного, взгляд, ему вдруг стало его жалко.Лейтенант, не отводя от глаз солдата слепящий луч фонарика, заставил его встать. Удостоверившись, что у того в руках ничего нет, он убрал пистолет в кобуру. Потом резким движением развернул солдата к себе и обыскал его. Ничего не найдя, он перевел луч фонарика на полку. Моска увидел окровавленный нож. Лейтенант взял нож и, толкнув солдата, повел его в конец вагона.Поезд опять замедлил ход и остановился. Моска пошел в тамбур, открыл дверь и выглянул. Он видел, что лейтенант идет на станцию, чтобы отправить телеграмму во Франкфурт и вызвать санитарную машину. Больше на станции не было ни души. Французский городок, начинавшийся сразу же за станцией, был объят мраком и покоем.Моска вернулся на свое место. Приятели мистера Джеральда, склонившись над ним, ободряли его, а мистер Джеральд нетерпеливо повторял:— Да сам знаю, что это пустяковая царапина, но почему? Почему он это сделал?А когда лейтенант вернулся и сообщил, что во Франкфурте их будет ждать санитарная машина, мистер Джеральд сказал ему:— Поверьте, лейтенант, я его не провоцировал.Спросите любого. Я ничего не сделал ему, ничего.Почему он меня пырнул?— Он просто чокнутый, вот и все, — ответил лейтенант. И добавил:— Благодарите бога, сэр, Малруни, насколько я его знаю, метил вам в яйца.Эти слова почему-то всех развеселили, словно серьезность намерений Малруни придала этому инциденту интересный оборот, а царапина мистера Джеральда превратилась в опасную рану. Лейтенант принес свой матрас и помог мистеру Джеральду улечься на него.— В каком-то смысле вы оказали мне услугу.Я пытался избавиться от этого Малруни с самого первого дня его появления в моем взводе. Теперь он пару лет побудет в безопасном месте.Моска не мог заснуть. Поезд тронулся, и он опять пошел в тамбур к двери, прислонился к стеклу и стал смотреть на проносящиеся мимо темные предместья, поля и леса. Он вспомнил, что почти такой же пейзаж медленно проплывал у него перед глазами, когда он ехал на броне танка или в кузове грузовика, или шел пехом, или полз на брюхе. Он считал, что никогда больше не увидит эту страну, и теперь ему было непонятно, почему же все так скверно вышло. Он же так долго мечтал о возвращении домой, а теперь вот снова на чужбине. И, стоя в полумраке вагона, он стал вспоминать свой первый вечер дома…Квадратный плакатик, висящий на двери, гласил:ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, УОЛТЕР!Моска заметил, что такие же плакатики висят и на дверях обеих соседних квартир. Первое, что он увидел, переступив порог дома, была его фотография, которую он сделал перед самой отправкой за океан. А потом он попал в объятия матери и Глории, и Альф пожимал ему руку.Они отступили от него на шаг, и воцарилось неловкое молчание.— А ты постарел, — сказала мать, и все засмеялись. — Нет, я хочу сказать, ты повзрослел больше чем на три года.— Да он не изменился, — сказала Глория. — Он ничуть не изменился.— Герой-победитель возвращается на родину! — сказал Альф. — Да вы только взгляните на эти нашивки! Ты совершил какой-нибудь подвиг, Уолтер?— Обычное дело, — ответил Моска, — у многих, кто был ранен, такой же набор наград.Он снял свой бушлат и отдал его матери. Альф отправился на кухню и вернулся с подносом, уставленным стаканами.— Господи! — изумился Уолтер. — Я-то думал, ты без ноги!Он совершенно забыл, что мать писала ему об Альфе. Но брат, похоже, только и ждал этого момента. Он задрал штанину.— Очень мило, — сказал Моска. — Здорово тебя починили, Альф.— Черт побери! — пробурчал Альф. — Хотел бы я, чтобы у меня таких две было — ни тебе грибков, ни тебе вросших ногтей…— Точно! — Моска похлопал брата по плечу и улыбнулся.— Он одел протез специально к твоему приезду, Уолтер, — сказала мать. — Вообще-то дома он его не надевает, хотя и знает, что я не могу видеть его одноногого.Альф поднял свой стакан.— За героя-победителя! — провозгласил он и с улыбкой повернулся к Глории. — И за девушку, которая его ждала.— За нашу семью, — сказала Глория.— За моих детей, — сказала мать прочувствованно. И обвела взглядом всех, включая и Глорию. Все вопросительно посмотрели на Моску.— Давайте-ка сначала выпьем по первой, а потом я что-нибудь придумаю.Все засмеялись и выпили до дна.— Ну а теперь ужинать, — сказала мать. — Альф, помоги мне накрыть на стол. — И они ушли на кухню. Моска сел в кресло.— Ну и долгое же это было путешествие, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35