- Разрабатывать боевые задачи будем уже на чистой воде. Так даже лучше. Дни уйдут на оборудование постов, а ночью...
- Простите, - перебил его Пеклеванный, - но я об этом уже думал. Именно по ночам надо играть боевые тревоги, чтобы приучить команду работать в темноте. Приближается полярная ночь, и хотя я незнаком с условиями плавания в Заполярье, но мне кажется, воевать придется, как правило, в сплошном мраке.
- К полярной ночи они привычны, - Прохор Николаевич кивнул в сторону матросов, которые во главе с боцманом поднимали на борт корабля спасательный плот. - Но одно дело - рубить головы треске, а другое стрелять из орудий и бомбить подлодки. Самое главное, на мой взгляд, выработать у команды скорость в обращении с техникой.
- Это я беру на себя, - сказал Артем и посмотрел на небо, с которого посыпалась жесткая снежная крупа, быстро таявшая на прогретой палубе.
- Ну что ж, посмотрим, - скупо ответил Рябинин и, откинув крышку люка, спустился в машинное отделение, а лейтенант Пеклеванный остановил одного матроса и велел ему позвать штурмана.
- Дежурный офицер явился по вашему приказанию, - отрапортовал Векшин, появляясь из дверей кают-компании.
- Не вижу, что вы вахтенный офицер.
- То есть? - И штурман посмотрел на рукав: уж не забыл ли повязку "рцы"? - Не понимаю вас, товарищ лейтенант...
- Вахтенный офицер обязан следить за погодой. Идет снег, который вы даже не заметили, сидя в кают-компании, а приборы не покрыты. На первый раз делаю вам замечание...
Вскоре "Аскольд" был выведен буксирами из дока и бросил оба якоря на середине рейда. К его борту сразу подошли катера с боезапасом и продовольствием. Корабль, заполняя свое вместительное нутро снарядами, глубинными бомбами, крупой, мясом, хлебом, стал плавно оседать в воду красной чертой ватерлинии. Согнувшись под тяжестью мешков, матросы бегали по трапам, балансируя на скользких ступенях, под которыми колыхалась черная студеная вода. Потом к борту патрульного судна подвалил портовый угольщик, и до самого отбоя над палубой висела, серая туча удушливой мелкой пыли - в бункера грузился воркутинский уголь.
"Аскольд", тяжело покачиваясь, готовился к затяжным боевым странствиям.
Через несколько дней, после долгих тренировок в заливе, патрульное судно (еще не имея на гафеле военно-морского флага) проводило учебные стрельбы.
Широкий плес, над которым гулял неистовый океанский сквозняк, покрывали высокие предштормовые валы. В мутной дымке хмурого полярного утра слева неясно брезжила тонкая полоска Рыбачьего, а справа, будто вздымаясь из глубин моря, вставала крутая дикая скала острова Кильдин.
Маленький портовый буксир, выдыхая в небо клубы сажи, тянул за собой на длинном буксире плоский артиллерийский щит. "Аскольд", держась заданного курсового угла, время от времени вздрагивал от залпа, и сигнальщики, следя за всплесками воды, нараспев кричали:
- Недоле-ет!.. Переле-ет!..
Снаряды, сверля мутный воздух, уходили в сторону щита.
- Накрытие! - радостно сообщали с дальномера, но Пеклеванный уже и сам видел, как оторвало угол щита.
- Сигнальщики! - командует он. - Передать на буксир по семафору: отойти на одну милю в сторону открытого моря!..
- Есть! - И Мордвинов, поднявшись на выступ крыла мостика, скрещивает и раскрещивает над своей головой быстро мелькающие красные флажки - "сигнал вызова".
На буксире долго не замечают сигнала, потом на верх рубки поднимается женщина (видно, как ветер полощет ее юбку) и "пишет" сигнал ответа. Начинается молчаливый разговор, и, пока он длится, Рябинин ходит по мостику тяжелыми шагами, внимательно осматривая горизонт и небо. Небо и горизонт...
Какой-то тральщик под гвардейским флагом, покрытый от носа до кормы белой пеной, медленно возвращается в гавань; в узкую Кильдинскую салму спешит укрыться от качки маленький рыболовный "ботяра", и - чайки, чайки...
Рябинин долго и пристально следит за их плавным кружением, потом вдруг в его лице что-то меняется, он плотно сжимает губы, трубка перекидывается из одного угла рта в другой.
- Помощник! - резким голосом зовет он, и Пеклеванный сначала ничего не может понять: вьются чайки (много чаек) над одним местом больше, чем в других местах. - Смотрите, смотрите, - говорит Рябинин, - смотрите в бинокль!..
Артем смотрит в бинокль и видит: чайки, плавно пикируя с высоты, одна за другой кидаются в воду, выхватывая из нее рыбу, и вода в этом месте какая-то неспокойная, отяжелевшая, словно что-то подпирает ее изнутри.
- Вижу, - говорит Пеклеванный, - но простите... Что же тут такого?
- Косяк, - подсказывает, выглядывая в иллюминатор своей рубки, штурман Векшин.
- Кой к черту косяк! - кричит Рябинин и почти силком сбрасывает Мордвинова с выступа: - Отставить передачу, поднять сигнал: подводная лодка противника, дистанция... курсовой - тридцать пять!..
Матрос подбегает к флажному кранцу, выхватывает несколько пестрых комочков, быстро крепит их к фалам. Пеклеванный, еще продолжая не понимать происходящего, загорается тревогой командира, торопит:
- Быстрее, быстрее!..
И пока флаги, раскрываясь один за другим во всю ширину, ползут к нокам реи, Рябинин успевает объяснить:
- Подлодка забралась в косяк, взбудоражила его, стала всплывать под перископ, вот и подняла рыбу на поверхность... Неужели не видели, как чайки хватают сельдь!
Буксирный пароходик, ничего не подозревая, продолжал свой путь в сторону открытого моря, ведя за собой избитую снарядами панораму щита.
А тральщик, едва были замечены сигналы, круто повернул обратно, и под его форштевнем сразу вырос бурун пены: корабль увеличил ход. С мостика "Аскольда" было даже видно, как по трапам тральщика стремительно забегали, пропадая в люках и дверях, маленькие фигурки матросов. На его кургузой мачте трепыхались яркие флаги. "Выхожу в атаку", - говорили они.
Бурун под форштевнем становился все выше, теперь матросов можно было видеть только возле орудий. Тральщик, обдав "Аскольд" теплым воздухом вентиляторов и гулом машин, пронесся мимо, разводя крутую кильватерную волну.
Возле замолчавшего орудия, из открытого казенника которого несло жаром и вонью перегоревшего пироксилина, в нетерпении топтались комендоры:
- Смотри, смотри, ребята: хорошо как идет!
- Сейчас начнет бомбами швырять...
- Ну, не завидую я немцам!
- Чепуха! Они тоже не дураки, немцы-то...
- Да, говорят, их больше бомбят, чем топят...
- Скинул!
- Что скинул?
- Прямо с кормушки скинул... целую серию!
А на мостике - тоже волнение, только другое:
- Эх, если бы у нас была хоть одна серия глубинок! - загорелся Пеклеванный.
- Что же нам делать? - растерянно спросил штурман.
- Что делать? Смотреть, - сказал Рябинин, - смотреть и учиться...
Первые бомбы, сброшенные тральщиком, взорвали глубину, выбросив на поверхность моря четыре невысокие шапки пены.
В бинокль с мостика "Аскольда" было видно, как на маслянистых, медленно оседающих волнах густо заплавала перевернутая белыми брюхами кверху глушеная рыба.
- Рыба! - сказал замполит Самаров. - С одного взрыва - не меньше центнера. Нам бы это целый час тралить. Я теперь понимаю браконьеров!..
Он засмеялся, а Пеклеванный в возбуждении куснул костяшки пальцев:
- Мне плевать на рыбу! Важно, чтобы не рыба - наверх, а подлодка вниз! Ведь они топят ее, топят...
Самаров раскрыл портсигар, протянул его лейтенанту:
- Берите... Если командир подлодки, так же как вы сейчас, грызет себе кулаки, то, будьте уверены, его потопят.
Пеклеванный передернулся:
- Это вы мне?.. Держу пари: они ее не потопят. Момент атаки упущен. Будь я на месте командира тральщика, я бы пустил в дело бомбометы, чтобы захватить больший радиус взрывной волны...
Тральщик, резко развернувшись на "пятке", пошел во второй заход, настигая таившуюся на глубине вражескую субмарину. Она была где-то здесь, акустики слышали шум ее винтов, импульсы тока нащупывали в толще воды ее хищное стальное тело.
- Так, так!.. Хорошо! - говорил Прохор Николаевич, словно не тральщик, а его "Аскольд" выходил в атаку. - Сейчас я бы положил лево руля и... Так и есть: они ложатся на левый разворот. Еще серия, еще! Ага!..
Наконец тральщик отходит в сторону и, покачиваясь на волнах, замирает на месте. Рябинин сбавляет ход "Аскольда", чтобы не мешать тральщику прослушивать глубину. Но винты и моторы вражеской субмарины молчат. На грунт она лечь не могла - здесь глубоко, и давление сплющит ее в лепешку, значит, погибла?..
Но гвардейцы не доверяют этой тишине, и тральщик выходит в последний заход - контрольное бомбометание: надо добить агонизирующего врага. И только проутюжив взрывами подозрительный квадрат моря, военный корабль ложится на прежний курс. Он проходит мимо "Аскольда": на его мачте вьется теперь желтый флаг - сигнал, и Мордвинов, увидев его, докладывает:
- Товарищ командир, тральщик выражает свое "добро".
- Добро, - также отвечает Рябинин и, вглядевшись в утонувший на горизонте квадрат артиллерийского щита, поворачивается к Пеклеванному: Прикажите продолжать тренировку! - А сам смотрит на небо, в котором кружатся вольные морские птицы, и улыбается.
Пеклеванный молчит, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Видно, что он хочет что-то спросить, и Прохор Николаевич снова поворачивается к нему:
- Слушаю вас, помощник!
- Я хотел спросить, товарищ старший лейтенант, как вы могли обнаружить подводную лодку?
Прохор Николаевич неожиданно громко смеется, улыбаются вместе с ним и матросы.
- Ну что вы, лейтенант, задаете мне такие вопросы! Я же ведь на этом море родился и вырос, знаю его из края в край, все, что есть в нем, тоже знаю. И притом я же ведь старый рыбак!..
"Аскольд", вытянув в сторону моря щупальца орудий, выходит на позицию для стрельбы. Лязгают замки пушек, звенят о палубу патроны, кричат опутанные проводами телефонисты.
И, кружась в небе, падают с высоты, сложив крылья, вольные морские птицы.
"Кукушка"
Расписанная рыжими цветами труба старого граммофона страдальчески дохрипывала последние слова песни: "Я милую ягодкой не назову, у ягодки слишком короткая жизнь..."
Начальник прифронтового района полковник Юсси Пеккала доел картошку со сметаной и мякишем хлеба старательно вычистил пузатую солдатскую миску. Стакан молока он оставил нетронутым и крикнул в соседний придел избы:
- Хильда!
Вошла чистенькая девочка - дочь хозяйки, взяла протянутый ей стакан и выпила его до дна. Пеккала похлопал себя по карманам, протянул девочке конфету:
- На, - сказал он, - больше у меня ничего нету...
Вошел денщик в русском солдатском ватнике поверх мундира, убрал посуду. Сменил в мембране тупую иголку, спросил:
- Еще завести?
- Не надо, - ответил полковник.
Он придвинул к себе телефон, стал обзванивать соседние гарнизоны. Везде ему отвечали, что люди выехали уже с утра. Кто на подводах, а кто на лыжах. Отобрали самых лучших стрелков и лыжников. Соревнования обещают быть интересными.
- Смотри, - сказал Юсси Пеккала своему денщику. - Еще не до конца рассвело, а уже печи дымят. Опять вовсю самогонку варят... Народу соберется много. С фронта тоже придут. Как бы драк не случилось!..
Он встал. Маленький, поджарый, щуплый. Накинул подбитую беличьими хвостами старенькую заплатанную куртку с погонами. Натянул на редкие волосы мятое кепи.
- Вам что подать? - спросил денщик. - Лошадь или лыжи?
- А ничего не надо. Я тут... посмотрю, что в поселке!
Подмораживало. В дымных туманах вставало из-за дальних лесов бледное солнце. Два немецких офицера прошли мимо, отсалютовав финскому полковнику. Пеккала небрежно козырнул им в ответ. Сегодня должны были состояться войсковые соревнования частей района по стрельбе, и поселок постепенно пробуждался под скрип телег и фырканье лошадей. Улицы наполнялись веселым гомоном солдат и женщин. С ревом, распугивая собак и взметая снежную пыль, проползли аэросани с торчащим из кабины пулеметом. Начали прибывать команды стрелков с фронта. Возле дома старосты уже торговали пивом.
- Рано! - сказал Юсси Пеккала и прикрыл торговлю.
Во дворе комендатуры трое русских военнопленных разгружали подводу дров. Одетые в драные шинели, опустив на уши верха пилоток, пленные скидывали с телеги тяжелые сырые плахи.
- Здорово, ребята, - сказал им полковник по-русски и направился к высокому крыльцу, потом вернулся обратно и спросил: - Кто из вас тут пробовал бежать вчера?
Вперед выступил один солдат - выступил как-то боком, словно готовясь к драке.
- Я, - хмуро отозвался он.
Пеккала поднес к его лицу крепенький кулачок:
- Ну что? По зубам тебе врезать?
Пленный откинул назад голову.
- Я, - сумрачно повторил он.
Пеккала опустил руку:
- Дурак! Война вот-вот закончится, а ты сам под пулю лезешь. Сиди уж здесь, коли попался...
Трое молча выслушали его. Полковник достал три сигареты, протянул их пленным.
- По одной, - сказал он и толкнул ногою круглый промерзлый чурбан. Опять осина?
- Осина... - ответил один, пряча сигарету под пилотку. - Когда ваш на складе - береза, когда фриц - осина...
- У, сволочи, сатана-перкеле! - выругался Юсси Пеккала и легко взбежал на крыльцо.
В кабинете его поджидал вянрикки5 Таммилехто - молоденький офицер, почти мальчик.
- Вам, - сказал он, подавая полковнику бумагу. - Совершенно секретно...
- Бабьи секреты, - буркнул Юсси Пеккала. - Нашли время секретничать, когда и так уже все ясно... Еще от силы полгода, и наша прекрасная Суоми будет харкать кровью!
Вянрикки Таммилехто печально, с надрывом, вздохнул.
- А ты не вздыхай, - ответил полковник, разрывая синюю облатку конверта. - У нас, помимо таких дураков, как Рюти и Таннер, есть маршал Маннергейм: он понимает, что страну надо выводить из войны... Он не захочет, чтобы Суоми оккупировали русские!
В присланной бумаге содержался приказ: прочесать окрестные леса, где скопились большие банды "лесных гвардейцев" - так назывались финские дезертиры, в болотах и дебрях выжидавшие конца бойни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21