Одним словом, она была слишком хороша, чтобы вот так вот просто взять и отдать ее какой-то безымянной жертве дорожного происшествия. Неужели и всех прочих пострадавших пассажиров разместили с такой же роскошью? Роза усадила Сару в кресло перед камином, отбежала к платяному шкафу, вернулась с еще одной шалью и укутала девушке ноги.
— Могу я вам еще чем-нибудь помочь, леди?
— Боюсь, тут какая-то ошибка, — слабым голосом произнесла Сара. Как бы получше объяснить, что она вовсе не знатная леди, за которую принимает ее Роза?
— Вот ты где, Роза! Должна сказать…
Что должна была сказать появившаяся дама, так и осталось навеки загадкой, поскольку, едва завидев Сару, она умолкла и склонилась в реверансе.
— Ваша светлость! Как это ужасно, что вы оказались в нашем скромном поместье из-за столь ужасного происшествия! Но тем не менее ваше присутствие — большая честь для нас, — твердо поправила себя госпожа Булфорд.
— А где экипаж и остальные пассажиры? — спросила Сара. Но, очевидно, хозяйка дома ее не поняла, поскольку ответила:
— Джейми только что вернулся из Мункойна, леди. Доктор Фальконер уже едет сюда в вашем экипаже. Он увезет вас, как только решит, что вы в состоянии перенести дорогу.
— Но… что такое Мункойн? Я — Сара Канингхэм. Боюсь, тут произошла какая-то ошибка.
Хозяйка дома и горничная испуганно переглянулись, чем окончательно повергли Сару в замешательство. Госпожа Булфорд облизнула пересохшие губы, прежде чем ответить:
— Должно быть, пережитое испытание оказалось слишком сильным потрясением. Не хотите ли чаю, ваша светлость?
Повинуясь жесту своей хозяйки, Роза снова присела в реверансе и поспешно скрылась. С уходом Розы госпожа Булфорд, похоже, окончательно перестала понимать, что же ей делать. Она присела на низенькую табуреточку, стоящую рядом с креслом Сары, и робко взглянула на девушку — словно на какую-то диковинку, выставленную на всеобщее обозрение, сердито подумала Сара. В голове у Сары препротивно гудело, а каждый синяк, приобретенный за время столь внезапно прерванного путешествия, горел и пульсировал. Но несмотря на все это, то самое чувство, что предупреждало девушку об опасности в лесах Нового Света, посетило ее и здесь. Нет, дело было явно не в обычной путанице, и Сара — совершенно одна в чужой стране — должна была продвигаться вперед так же осторожно, как и в лесной глуши.
— Я с удовольствием выпью чаю, — осторожно произнесла Сара и тут же была вознаграждена: необъяснимое напряжение, владевшее хозяйкой дома, слегка ослабело.
— Итак, это — Булфорд-холл, — бросила Сара следующий пробный шар. Ее чем дальше, тем сильнее охватывало ощущение нереальности происходящего. Ей всегда было трудно разговаривать даже со знакомыми людьми, а теперь она вынуждена о чем-то беседовать с этой странной англичанкой, которая смотрит на нее как на сумасшедшую.
— Да, ваша светлость.
— А вы, как я понимаю, госпожа Булфорд? — не унималась Сара. Она улыбнулась и сделала неопределенный жест, как бы давая понять, что могла встретить тут и кого-то другого.
— Совершенно верно, ваша светлость, — отозвалась женщина с явственным облегчением. — Разве вы не помните? Вы прислали нам на свадьбу два очаровательных серебряных кубка и передали, что мы можем заглядывать в Роксбари, когда захотим.
Роксбари. Час от часу не легче. На мгновение Саре померещилось, что она и вправду какая-то знакомая госпожи Булфорд и просто сошла с ума. Но лицо другой Сары, промелькнувшее у нее перед глазами за миг до катастрофы, не позволяло перевести все это в шутку. Когда она решилась задать следующий вопрос, сердце у нее забилось быстрее.
— И конечно же, вы знаете, кто я такая? Вопрос был совершенно безобиден, но, похоже, задавать его не следовало. В глазах госпожи Булфорд снова мелькнул страх, но она вежливо ответила:
— Конечно! Вы — леди Роксбари, то есть маркиза Роксбари, ваша светлость.
4 — РЫЦАРЬ ПРИЗРАКОВ И ТЕНЕЙ (ПАРИЖ, ЖЕРМИНАЛЬ, 1805 ГОД)
ВЫСОКИЙ МУЖЧИНА с острым взглядом знал, что сегодня ночью кто-то умрет.
Руперт Сен-Ив Дайер, капитан, его светлость герцог Уэссекский, холодно разглядывал гостиную, заняв удобную наблюдательную позицию у входа… Прибыв сюда три дня назад с помощью подполья, чтобы разыскать где-то здесь, среди новых хозяев положения и успешно переметнувшихся на их сторону представителей старого режима, Эйвери де Моррисси, Уэссекс был вполне уверен, что сумеет сохранить и свою свободу, и свою жизнь. Теперь он начал в этом сомневаться.
Записка, тайком переданная на черной лестнице отеля «Де Сфер», где Уэссекс обосновался на время нынешнего визита в Город Света, давала понять, что Жакерия — Красные Жаки, тайная полиция Талейрана, — очень хочет побеседовать с шевалье де Рейнаром (то есть с самим Уэссексом, действующим в настоящий момент под этим именем). Он не знал, кто вызвал у месье Талейрана столь враждебные чувства — этот верноподданный придурок Рейнар или Руперт, герцог Уэссекский, политический агент короля Генриха, — но в данный момент это было не важно: Жаки отставали от него всего на несколько минут.
Уэссекс ушел из отведенного шевалье де Рейнару гостиничного номера через крышу; но Жаки все равно должны были взять след и разыскать его — это был лишь вопрос времени. В конце концов, пригласительный билет на сегодняшнюю вечеринку до сих пор лежал у него на туалетном столике.
Это было глупо — являться сюда, но без него у де Моррисси не было ни малейшего шанса добраться до Англии. Де Моррисси был англичанином, офицером военно-морского флота, попавшим в плен. Его поместили в Верден, и там он узнал нечто интересное. Решив, что эта информация более ценна, чем его собственная жизнь, де Моррисси как-то умудрился сбежать из этого города-крепости и, случайно выйдя на членов роялистского подполья, добрался с их помощью до самого Парижа. Но он совершенно не знал французского, и если бы подпольщикам не удалось связать его с «Рейнаром», де Моррисси давно уже стал бы покойником. И если Красные Жаки хоть что-то прослышали, он вполне еще может стать таковым.
Рейнар-Уэссекс поднял лорнет и оглядел комнату, старательно напуская на себя томный вид, хоть это и доводило его до безумия. La Belle Paris был нынче не тот, что в дни детства Уэссекса, но случайному наблюдателю могло показаться, что город, словно феникс, возродился после кровавых событий «славного» девяносто третьего года. По крайней мере, так мог бы подумать тот, кто не помнил прежнего великолепия Парижа. В нынешнем Париже приемы были чересчур богаты, разговоры — чересчур громки, а наряды и манеры смешивали в себе стили имперской эпохи и времен Республики.
Уэссекс небрежно уронил лорнет и, стараясь прогнать волнение, стряхнул с лацкана своего приталенного вечернего костюма из серовато-зеленого шелка воображаемые крошки нюхательного табака. Он был одет по последней моде — или даже чуть-чуть опережая ее. На другом человеке этот костюм мог бы выглядеть смехотворно — но только не на лорде Уэссексе. Его рост, осанка и смелые черные глаза позволяли представить любой каприз моды в самом выгодном свете, а несколько холодноватое, но неотразимое обаяние — очаровать любую даму, кроме разве что самой мадам гильотины. Уэссекс спустился на три ступеньки и ступил на черно-белый мозаичный пол гостиной принцессы Евгении. Красные Жаки шли за ним по пятам — а де Моррисси сидел в миниатюрном летнем домике в саду принцессы Евгении. Уэссекс сделал уже почти все, чтобы вывести де Моррисси из сада и отправить по приготовленному для него маршруту. Почти.
Но тут на безукоризненную парчу камзола Уэссекса легла чья-то тяжелая рука.
— Дорогой шевалье, какая удача, что я застал вас здесь!
Уэссекс обернулся и поднял лорнет, чтобы взглянуть на нежданного собеседника, уступавшего ему в росте.
«Ну что ж, теперь я хотя бы знаю, кто навел Талейрана на мой след».
Месье Грийо, кругленький, краснолицый и амбициозный, был частым посетителем теневой половины того мира, в котором протекала жизнь Уэссекса, и на этот раз его неуместная реплика вполне ясно показала, кто послужил источником информации.
— Удача, дорогой Грийо? Удача, как говорится, покровительствует смелым, — лениво откликнулся Уэссекс, старательно изображая Рейнара.
— Но, дражайший шевалье, это действительно очень смело с вашей стороны — приехать к нам сюда! — деланно ухмыльнулся Грийо, радуясь, что ему удалось сказать столь удачную двусмысленность.
— Нет, месье Грийо, — самым сердечным тоном произнес Уэссекс, обращаясь к человеку, который его предал, — если кто храбрец, так это вы: вы рискнули явиться на прием, обещающий стать ужасно скучным. И ваша храбрость мне очень на руку — так давайте же отметим это бокалом вина.
Уэссекс безукоризненно говорил по-французски. В конце концов, совсем недавно, всего лишь поколение назад, знание французского языка было неотъемлемым признаком цивилизованного человека — недавно, до революции и до того, как самозваный император Франции залил кровью половину мира, пытаясь завоевать его.
— Конечно-конечно, дорогой шевалье! — Грийо явно вознамерился в полной мере насладиться своим триумфом. — У принцессы превосходный винный погреб и очень скучные гости, верно?
Он подхватил Уэссекса под руку, и они двинулись прочь. «Рейнар» не раскланялся с хозяйкой дома, но этого никто от него и не ожидал: на вечеринках у Евгении были приняты чрезвычайно вольные манеры — это стало почти такой же притчей во языцех, как и царящая здесь скука.
Уэссекс улыбнулся. Мадам принцесса определенно должна быть ему благодарна — после сегодняшнего вечера никто больше не сможет назвать ее званые вечера тоскливыми. Грийо и Уэссекс миновали по пути несколько небольших групп гостей, преувеличенно оживленно беседовавших обо всем на свете. Мало кто из них отрывался от разговора, чтобы взглянуть на проходящих мимо «Рейнара» и Грийо. Чем был хорош салон Евгении — не считая превосходной кухни, — так это тем, что здесь можно было встретиться с кем угодно и обсудить все что угодно. И все гости, от коротко стриженных Incroyables и их неряшливых девиц до затянутых в корсеты и тщательно завитых haute bourgeois, были воодушевлены одной и той же идеей — о том, что на Франции лежит моральное обязательство поработить половину мира.
Двое мужчин добрались до буфета. Уэссекс откинул кружевные манжеты и налил вина себе и своему спутнику. Грийо тем временем с напускным отвращением разглядывал эксцентричный наряд «Рейнара».
— Но, дорогой друг, чего же вы от меня хотите? — вежливо возразил Уэссекс, перехватив взгляд Грийо. — Ведь всему свету известно, что война — естественное состояние человека, но при этом некоторые не любят грубых военных маневров. Каждый выбирает то поле битвы, на котором он может преуспеть.
Грийо фыркнул и залпом осушил свой бокал. Уэссекс налил ему еще. Над буфетом ярко горели восковые свечи, закрепленные в позолоченных деревянных гирляндах, и их свет отражался в зеркалах, развешанных по стенам.
— Ах, поле битвы… — Почему-то выбранное Уэссексом слово особенно позабавило месье Грийо. — Но битва битве рознь — разве не так, дорогой шевалье?
Притворщик из Грийо был неважный. Даже если бы Уэссекс еще не догадался о его предательстве, сейчас он непременно бы насторожился — такое ликование звучало в голосе Грийо.
— Именно так. Вы совершенно правы, — Уэссекс упорно продолжал играть глуповатого и рассеянного Рейнара.
— Но вы мне не доверяете, дорогой Рейнар. — При этих словах улыбка Грийо стала еще более жестокой. — Может, прогулка по саду оживит ваш ум?
Если Грийо надеялся, что, заслышав это предложение, Уэссекс хоть на йоту выйдет из образа Рейнара, то его ждало жестокое разочарование.
— Конечно, дорогой Грийо, пойдем прогуляемся, если вам так угодно, — вежливо отозвался Уэссекс. Но пальцы его крепко сжали рукоять очень маленького пистолета, лежавшего у него в кармане.
Маленький садик принцессы Евгении был предназначен для того, чтобы им любовались в ночи. Узкие дорожки, вымощенные белым камнем и толчеными раковинами, вились среди декоративных растений, посаженных с таким расчетом, чтобы поощрять любовные свидания. Высокие стены укрывали садик от улицы и от излишне любопытных глаз со стороны соседних домов.
— Дорогой шевалье, а вас не удивляет, что в саду мадам la Prrincesse так тихо?
— Удивляет? — с прежней вежливостью переспросил Уэссекс. Он бросил взгляд через плечо. Их уже нельзя было увидеть из дома. Отлично.
— Тот англичанин, что сидел здесь, ныне ждет Жакерию на кухне — но ему недолго осталось скучать в одиночестве. Поцелуй Madame la Guillotine — вот что он запомнит навеки! И так умрут все враги Франции!
Внезапно из дома донесся крик. Грийо закопошился, пытаясь вытащить из кармана громоздкий пистолет — явно уже заряженный, взведенный и приготовленный специально для этого момента. Уэссекс терпеливо наблюдал за всем этим. Герцог не собирался отбирать у Грийо оружие — по крайней мере пока: он не хотел привлекать к себе внимания стрельбой.
— Дорогой Грийо, теперь, когда вы все обнаружили, мне хотелось бы получить ответ лишь на один вопрос, — произнес Уэссекс по-английски, и голос его сейчас совершенно не был похож на голос «гражданина Рейнара».
Уэссекс заговорил, чтобы замаскировать тихий щелчок, раздавшийся, когда он нажал на потайную кнопку на ручке лорнета. Взмах кисти, и стекла повисли. Теперь их соединял с изукрашенной позолоченной ручкой лишь тонкий шнур из витого шелка. Шнур не был предназначен для той работы, которую намеревался выполнить с его помощью Уэссекс, но ничего, сойдет.
— Скоро вы будете отвечать на вопросы, а не задавать их, английская cochon! — напыщенно воскликнул Грийо.
В доме раздался грохот, и Грийо развернулся в ту сторону, на роковую долю секунды выпустив из вида своего спутника. Когда он отвернулся, Уэссекс набросил витой шнурок ему на шею, затянул, едва не опрокинув низкорослого противника на спину, и придержал, чтобы тот не вырвался.
— И все же я спрошу, — тихо шепнул он на ухо Грийо, пока француз умирал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50