).
День, когда Вазира услышала о предстоящем обсуждении проекта «на самом верху», был днем наибольшей тревоги за себя и наибольшего отдаления ее от мужа.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Они вошли в зал заседаний, не глядя друг на друга. Словно чужие люди. Каждый в группе своих соавторов.
В этом здании, полном света в коридорах и на мраморных лестницах, с сияющими паркетными полами и строгими ковровыми дорожками, в здании, где внимательные, улыбающиеся милиционеры проверяли документы входящих, Аброр испытал прилив сил и желание постоять за свою идею; Вазиру же не отпускало гнетущее чувство душевной тревоги.
В красивом светлом зале, наполовину занятом рядами кресел, столом и кафедрой-трибуной, предстояло пройти обсуждению.
Проект бахрамовской группы был выполнен в цвете; проект группы Агзамова походил на произведение черно-белой графики. Павел Даниилович — он прилетел из Москвы вчера, но уже успел на машине Шерзода объехать чуть ли не весь Ташкент, побывать на берегах Бозсу, предварительно ознакомиться с конкурирующими проектами — сейчас прямо-таки прилепился к этой черно-белой графике: видимо, намереваясь поддержать Вазиру и Шерзода, продолжал искать слабые места в проекте Аброра.
В зал вошел Уктам Рахимович Рахимов, один из руководителей республики. Навстречу двинулись Садриев и начальник Метростроя; потом все стали обходить зал, рассматривая эскизы на противоположных стенах. Уктам Рахимович несколько раз просил объяснений. Затем, пройдя к столу, обратился к собравшимся:
— Вы знакомы с проектами?.. В таком случае, пожалуй, начнем, товарищи?! Рассаживайтесь... Проходите сюда, вперед.
Первое слово было предоставлено начальнику Метростроя. Вазира сразу насторожилась: все знали, что метростроевец сторонник проекта Аброра, и вот он начинает обсуждение. Неужели это означает, что Рахимов поддержит тоже Аброра? Довольно сильное впечатление произвели экономические цифровые выкладки оратора: осуществление проекта агзамовской группы должно обойтись в два раза дешевле, чем проект группы бахрамовской.
С вниманием слушали и Садриева.
— Товарищи, что такое Бозсу? — начал он.— Это канал-река. Когда течет такая большая вода, под ней прокладывать метротоннель представляется делом необыкновенной трудности.
Садриев тоже не поскупился на ресчеты, и его цифры звучали тоже убедительно. В конце речи сказал, что управление пригласило из Москвы для консультации крупного специалиста Павла Данииловича Ка-тинова, того самого товарища Катинова, который сталкивался с проблемами прокладки метрополитена под дном Москвы-реки и Яузы.
— Сталкивался и успешно разрешал эти проблемы! — с пафосом заключил Наби Садриевич.
Уктам Рахимович обратился к Павлу Данииловичу, сидевшему в первом ряду кресел:
— Пожалуйста, товарищ Катинов, теперь слово вам!
Павел Даниилович быстро встал с места, но к трибуне не пошел.
— Уктам Рахимович, разрешите один вопрос?
— Пожалуйста.
— Можно ли остановить Бозсу на месяц-два? Как посмотрит на такую возможность руководство республики?
Остановить? Вазира затаила дыхание, ожидая ответа.
— Если это сделать зимой, при небольшой воде, то можно,— спокойно сказал Рахимов.— Многие наши большие каналы зимой почти бездействуют.
— Есть две гидроэлектростанции, работающие на воде Бозсу. Если они остановятся, город не останется без электричества? — Голос Павла Данииловича напрягся. Катинов нервно попросил слуховой аппарат в ожидании ответа.
— Если две маленькие ГЭС остановятся... объем энергии, вырабатываемый ими, пожалуй столь незначителен, что их временный простой не должен отразиться сколько-нибудь серьезно на энергобалансе Ташкента. Но, конечно, тут слово за специалистами. Так, слушаем вас, товарищ Катинов.
Павел Даниилович стоял растерянный:
— Похоже, я еще не готов выступить. Разрешите попозже. Мне, конечно, неловко, но... Хотел бы послушать мнения других.
Вазира вздрогнула. Ее-то главная надежда была на Катинова. Неужели Катинов начинает отступать?
— Пусть будет так.— Уктам Рахимович оглядел собравшихся.— Кто же следующий?
Еще четыре человека выступили, сравнивая оба проекта, и трое из них взяли сторону Аброра и Галиева.
Павел Даниилович, выйдя наконец к трибуне, начал неожиданно:
— Шерзод Исламович, Вазира Бадаловна, дорогие мои друзья,— он посмотрел на Агзамову и Бахрамова виновато, словно извиняясь.— Я приехал, чтобы защищать вашу точку зрения. В Москве она была для меня весьма убедительной. Но это был взгляд издалека. Ради нашей дружбы я должен, я обязан сказать правду, как она мне открылась теперь... Берега Бозсу удивительно красивы. Как будет хорошо, если вы сохраните эту естественную красоту!.. Когда в Москве строили первые линии метро, мы не располагали возможностями обезвоживания речного русла. Ради метро нельзя остановить и осушить Москву-реку на месяц и на два. По этой причине мы прокладывали тоннели на большой глубине, с большими предосторожностями, и это обходилось очень дорого. А в Ташкенте иная ситуация... Если есть возможность остановить Бозсу на зимнее время, сохранить естественные берега, то зачем прокладывать бетонное новое русло, в спешке выпрямлять, портить реку?.. У второго проекта тоже есть недостатки. Но в целом проект Азгамова лучше, рациональнее, на мой взгляд, товарищи.
Павел Даниилович говорил что-то еще, но Вазира уже не слушала его и не слышала. Шум в голове, темные круги и полосы перед глазами. Она сидела будто оглушенная, собирала силы, чтобы понять, что происходит с ней.
Оцепенение немного отпустило ее в момент, когда Рахимов обратили к Шерзоду:
Ну, товарищ Бахрамов, послушаем вас... как ответите, чем своим коллегам?
Шерзод вскочил с места. Быстрый, ловкий, находчивый... Вазира пришла в себя: уж этот ее соавтор, Шерзод Бахрамов, найдет что сказать, сумеет защитить их совместный труд.
— Уктам Рахимович, прежде всего разрешите мне выразить вам огромную,искреннюю, от сердца идущую благодарность за то, что вы нашли возможность уделить и вообще уделяете так много времени и внимания нашей архитектуре, нашей работе. Наш красавец Ташкент...— тут Шерзод вдруг сбился с тона, вспомнив, что коллеги обходились без «красавца Ташкента», а ему как-никак задан прямой вопрос.— Сегодняшнее обсуждение для всех нас большая школа... а для меня и горький урок. Лично я готовил проект по поручению главного управления, по плану главного управления, не говоря уже о том, что проект был утвержден в главке... Но сегодняшнее обсуждение показало мне... вскрыло новые и, на мой взгляд, верные и перспективные возможности решения проблемы. Позвольте заверить вас, Уктам Рахимович, что из сегодняшней критики я... все мы сделаем нужные выводы.
И снова зал закружился перед глазами Вазиры. Это говорит Шерзод? Оправдывает себя, сваливает вину на управление. Но что значит — управление? Это она поддержала проект, а ее поддержал Наби Садриевич. Значит, Шерзод обвиняет ее?
Аброр сидел во втором ряду с краю. Он бросил реплику:
— Но ведь не управлению, а вам, Бахрамов, принадлежит идея бетонизации и выпрямления русла Бозсу. Я правильно говорю, Наби Садриевич?
— Правильно! — ответил Наби Садриевич, покраснев.— Мы еще не забыли, как Бахрамов вился вокруг управления нарядным мотыльком... добился-таки включения своего проекта в план, добился...
— Не с вашей ли все-таки помощью, товарищ Садриев? — спросил Рахимов.
Все притихли.
— Есть грех, Уктам Рахимович. Не проверил лично, поверил и Бах-рамову... и... не только Бахрамову.
Подводил итоги обсуждения Рахимов:
— Надо видеть, во имя чего мы строим, во имя чего работает партия, правительство, все наши управления, все архитекторы, инженеры, все мы и каждый из нас. Забота о человеке — главное! Метро — для этого. Берега Бозсу — тоже для этого. Для отдыха, для радости. Объем строительства поистине огромен, есть множество проблем, и все они взаимосвязаны, поэтому необходим комплексный подход. Вы, товарищ Садриев, вместе с авторами первого проекта подошли к проблеме односторонне, чисто технологически. Товарищи критиковали вас правильно...
Вазира не помнила, как вышла из зала. Словно в тяжелом дурманном сне видела она людей, торопливо покидавших зал после окончания обсуждения. Голова раскалывалась, что-то тяжелое давило на веки. В коридоре она почти столкнулась с Наби Садриевичем. Вазира хотела, очень хотела взять вину на себя, но вымолвить она смогла только невнятицу:
— Наби... Садриевич... из-за меня... выслушали такое...
— Да, это вы меня подрубили под корень! — гневно, несдержанно зашептал ей Садриев.— Вы пробивали проект этого... Бахрамова! Вы скрыли от меня, что ваш муж готовил контрпроект!
«Неправда! — вскрикнула Вазира мысленно.— Неправда! Их проект уже был утвержден, когда Аброр... Ах, как кружится голова!»
— Вы старались для Бахрамова! И этот... специалист из Москвы... Не ожидал... Доверился вам и вот... опозорился!
...Она едва различала дорогу, по которой шла пошатываясь. Лестница, еще лестница... Людей вокруг нее нет. Избегают... В руках и ногах сил нет. Да что это с нею?
Напряжением воли Вазира выпрямилась, кивнула милиционеру у входа и, еле открыв дверь, шагнула на улицу.
Это что? «Жигули», Аброр?
— Садись, Вазира!
Это его голос. Его рука открывает дверцу.
Вазира отшатнулась. Он вышел, силой усадил ее в машину и повез домой. Скорее домой.
Вазира чувствовала себя все хуже. Идти по лестнице у нее не было сил. Упала грудью на перила. Аброр осторожно повел ее вверх.
Вазира начала задыхаться. Он поднял ее на руки, понес.
Хорошо, дети (заигрались, что ли?) оставили дверь незакрытой. Аброр ногой растворил ее, добрался до дивана.
Вазира громко вскрикнула. Слева в груди сдавило так больно, что трудно стало дышать. Она рывком дернула ворот кофточки:
— Воды!.. Воды! Умираю!..
Аброр побежал на кухню. Из соседней комнаты, оставив книжки и тетрадки, на крик матери выскочила Малика. Растерянная, дочь стояла у дивана, не зная, что делать.
— Держи, Малика!
Чуть приподняв голову Вазиры, они пробовали напоить ее. Прохладная вода принесла облегчение, маленькое и слабое. Звенящая боль в голове не проходила — словно из какого-то скрытого логова выползает чудовище и кусает, кусает. Было так больно, что Вазира заплакала.
— Ой! Умираю!.. Воды!
Аброр снова побежал на кухню. Он взял из настенной аптечки валерьянку, дрожащими руками накапал в пиалу с водой капель тридцать.
Малика крепко держала мать за руку, гладила ей грудь. Лицо Вазиры опять запрокинулось.
— Мама! Ма-ама! Ма-а-мочка! Валерьянка не помогла.
Аброр выскочил в коридор к телефону. Набрал «ноль три» — занято, снова и снова набирал. И ругал себя:
— Будь прокляты все эти раздоры и споры!.. Алло!.. Алло!.. «Скорая»? — Прикрыл трубку ладонью.— Боюсь, не инфаркт ли это. Состояние очень тяжелое!
Аброр назвал фамилию, адрес.
С улицы, ведя за руль любимый свой «Орленок», вошел потный, разгоряченный Зафар. Услышав стоны матери из соседней комнаты, Зафар бросил велосипед, подбежал к ней. Вслед за сыном вошел и Аброр:
— Сейчас врач приедет, Вазира. Не полегчало?
От боли в груди Вазира корчилась и стонала. Ни Аброр, ни дети ничем ей, конечно, не могли помочь.
— Мамочка! Успокойся! Мамочка! — все повторяла Малика, едва сдерживая слезы, и гладила матери грудь, руки.
Аброр видел, как наполнились слезами глаза сына.
— Зафар, иди-ка со мной. Что это такое? Велосипед валяется, сейчас врачи придут, а он дорогу загородил...
...Врач вышла в коридор после того, как больная перестала стонать. Аброр и Зафар, каждый по-своему, тревожно смотрели на женщину в белом халате — она должна была вымыть руки.
— Перепугались, да? Ну и правильно перепугались. Такой приступ мог плохо кончиться.
Аброр подал ей чистое полотенце.
— Нелегко женщине и работать, и все по дому делать. На работе были какие-нибудь неприятности?
— Да... Я, знаете ли, испугался... Не инфаркт?..
— Нет. У вашей жены гипертонический криз. И острый сердечный невроз. Опасный приступ. Хорошо, что вы сразу вызвали нас. Могла случиться беда.
— Спасибо вам! А ей лучше, доктор?
Аброр стоял около двери с тревожным и виноватым видом. Женщина помедлила с ответом, начала издалека:
— Эти стрессы... их так много... Целыми днями мы на «скорой» ездим по городу. Тут невроз, там инсульт, там инфаркт. Так в горах бывает... Тихо-тихо, а вдруг крикнешь — и отзывается отовсюду, наращивается, голос твой приобретает страшную силу... будто звуки помножили свою силу на силу тишины.
— Да, я тоже такое замечал.
— У стрессов... вот такая сила. Мы всего насмотрелись... Иногда думаешь: боже мой, ведь эти стрессы, как бои на фронте, уносят массу жизней! Инфаркты, инсульты, словно снайперы с оптическим прицелом, ждут удобного момента.
Аброр встревожился еще больше. Такие слова не сулят в устах врача ничего хорошего.
— Доктор, а ей сейчас лучше? Скажите откровенно.
— Скажу... Мы сделали больной все нужные инъекции. Она должна уснуть. Хорошо, если будет спать до вечера. Не будите! На ночь дайте ей теплый сладкий чай, кислое молоко... можно куриный бульон. Потом пусть примет таблетки, которые я выписала. Я сейчас поеду поставлю ее на контроль. А если она не сможет заснуть и ей станет хуже, сразу звоните к нам. Сразу! Тогда придет реанимационная машина, увезет вашу жену в больницу.
Аброр побледнел.
«Победитель! — со злобой подумал он о себе.— Нет, пусть все победы пойдут к чертям, если расплачиваться за них надо такой ценой!»
Врач и сестра ушли. В гостиной, где лежала Вазира, было тихо. Аброр боялся почему-то зайти туда, сидел с Зафаром на кухне. Минут через двадцать к ним присоединилась Малика.
— Мама заснула! — прошептала она.
Бледная была сейчас Малика, похожа на заботливую мать, укладывающую спать тяжело больного ребенка.
Вазира к вечеру проснулась. Слабым голосом позвала Малику. В комнату, где она лежала, вслед за Маликой вошли Аброр с Зафаром. Втроем поставили у изголовья дивана журнальный столик, расстелили скатерку и поставили на столик разрешенные медициной сладкий чай, кислое молоко и бульон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39