И оставалось захватить с собой постельные принадлежности, одежду да посуду. Остальное имущество было нагружено на грузовик и отправлено к родственнице, которая жила в пригороде; туда же отправились два барана, предназначенные для будущей свадьбы Шакира. Лгзам-ата попросил Аброра отвезти большие деревянные нары и две железные кровати сразу на новый участок — пусть постоят во дворе у соседей... Конца не было пиалам и касушкам, разных размеров чайникам, бесчисленным кастрюлям и кастрюлькам. Ханифа-хола желала забрать их все. Пришлось взять большую часть. Аброр нагружал завернутой в бумагу посудой картонные коробки разных размеров, багажник и салон «Жигулей» быстро наполнялись этими коробками. От раннего утра до полудня в субботу безответная машина сновала между старым отцовским участком и квартирой Аброра. Вслед за посудой поехали подушки, одеяла, ковры и коврики.
Поднимать на третий этаж коробки, узлы, чемоданы Аброру помогали соседские молодые парни. Уже к обеду Аброр устал до дрожи в коленях. Неприятная тяжесть скапливалась в левой стороне груди, будто только сейчас он стал ощущать сердце.
Комнаты и коридоры в квартире до отказа забиты всяким хламом. Вазира взмолилась:
— Уже негде по-человечески жить, Аброр-ака, хватит, больше ничего не привозите!
Аброр организовал второй грузовик, чтобы отправить тяжелые вещи к сестре на Кукчу. А Ханифа все подтаскивала и подтаскивала к «Жигулям» какие-то мешочки и узелки.
— Оставьте место хоть для самих себя... Отец, да скажите вы маме — не влезете ведь!
Агзам вырвал из рук Ханифы узел с каким-то тряпьем, кинул через борт в кузов грузовика.
И дом, и двор опустели.
Аброр пошел в конец двора, остановился на берегу. Разрушается махалля, сносятся старые строения, развал кругом, а река Бозсу по-прежнему красива, свежа и прохладна. Аброр вдыхал чистый воздух с тоской думал о том, что жизнь, проведенная им около Бозсу, уже никогда не вернется, даже некуда теперь будет приезжать, чтоб прикоснуться к природе, к этой вечной ташкентской реке, с детства такой родной. Он будет преобразовывать, обновлять Бозсу. И тосковать по тму, что было.
Тяжелый комок подкатил к горлу.
Ханифа в последний раз вошла в опустелые комнаты своего дома! Кто здесь зажжет теперь свет? — И заплакала.— Коли души умерших придут сюда... А мы...
Продолжая беззвучно плакать, Ханифа вышла из дому во двор, к очагу, по краям которого были положены заранее ватой щепочки. Вылила на них из бутылки остатки масла Чиркнуи спичкой, подожгла.
— О аллах, пусть души умерших не гневаются на нас! И пусть там, где мы будем жить, не погаснет огонь!..
Во дворе перед домом Агзам-ата, Аброр, вернувшийся с работы Шакир уселись на корточки в ожидании, когда Ханифа-апа закончит заклинание. Агзам-ата, в свою очередь, пробормотал нечто вроде молитвы в память отцов, дедов, прадедов, некогда здесь живших.
— Аминь! — Все провели ладонями по лицам и встали.
Пора было ехать. Они покинули дом, двор, а щепочки у очага все еще продолжали гореть.
Сам не свой Аброр сел за руль...
Машина была забита до отказа. Между ногами и на руках у Агзама, что сидел впереди,— мешочки, свертки, кульки. Ханифа на заднем сиденье еле-еле могла повернуться среди узлов и сумок. Чугунные посудины и алюминиевые кастрюли в багажнике тихо, но внятно позванивали, подпрыгивая, касаясь друг друга. Шакиру места тут не оказалось, и он уехал на грузовике.
Солнце только что село, душный зной не спадал. Кругом множество народа: измученные жарой люди не желали сделать нескольких шагов, чтоб переходить улицу по правилам, там, где белели широкие полосы. Переходили улицу где вздумается.
Впереди Аброра шла крытая грузовая машина. Перед глазами плясали огромные буквы: «Мебель». Тащиться за перевозчиком мебели у Аброра не хватало терпения. Он повел «Жигули» влево, включил лампочку правого поворота-обгона. Посмотрел вперед. Издали шел навстречу, и очень быстро, огромный «Икарус» со спаренными вагонами. Аброр посчитал, что успеет обогнать мебельный фургон до того, как «Икарус» промчится рядом с ними.
Нажал на газ... Пот заливал глаза. Хотел протереть глаза ладонью, но пальцы были мокрыми.
Аброр дважды провел правой ладонью по рубашке сверху вниз. Протер глаза... «Жигули» шли пока рядом с «Мебелью». Аброр ошибся: машина-перевозчик оказалась не обычным фургоном — она была длинная, как рефрижератор. Притормози сейчас Аброр — и «Икарус» свободно и спокойно прошел бы своим путем. Но Аброр решил во что бы то ни стало обогнать «мебельщика».
«Икарус», раскачиваясь, приближался. «Заденет — расплющит!» — подумал Аброр. Шофер «Икаруса» начал яростно сигналить. Руки и ноги Аброра будто сами сделали то, что надо: крепко вцепились в баранку, нажали на газ.
Маленькие «Жигули», обгоняя «Мебель», успевали выскочить из опасной зоны сближения двух больших машин. И тут-то вдруг перед «Жигулями» возникла женщина с большой хозяйственной сумкой — она перебегала на другую сторону улицы. Мебельная машина показалась ей неопасной, а машину Аброра за высоким грузовиком она не видела.
О собственной жизни, -об отце и матери, которые сидели рядом, в этот миг он не подумал... Чтобы не сшибить женщину, он резко повернул руль вправо. Женщина с клетчатой сумкой мелькнула перед его глазами очень близко. «Жигули» прошли в считанных сантиметрах от нее, но при обгоне «Мебели» из-за резкого поворота вправо «Жигули» не смогли оторваться на нужное расстояние, бампер «мебельщика» стукнул по заднему крылу «Жигулей». И словно что-то взорвалось внутри машины, а тело Аброра будто обожгло.
Уже почти ничего не осознавая, не различая вокруг, он повернул машину к обочине дороги и остановился. «Мебельщик» тоже остановился чуть сзади, у тротуара. Придя в себя, Аброр оглянулся и увидел испуганных отца и мать. Сидят они, подавшись друг к другу, живые-невредимые.
Аброр быстро вылез из кабины. Оказалось, что правое заднее крыло погнуто, много вмятин, несколько трещин. Наделал дел «мебельщик»!
Шофер «Мебели» открыл дверцу, но продолжал сидеть в кабине. Аброр накинулся на него:
— Ты увидел женщину раньше, чем я! Почему же не тормозил?!
Сидевший в кабине шофер, сравнительно молодой парень, взялся за клеенчатый козырек спортивной шапочки и приподнял ее.
— Эй, ака, скажите лучше спасибо. А кричать нечего... Если б я не тормознул, вся ваша правая сторона полетела бы к черту... Вызывайте милицию! — вдруг рассерженно вскинулся шофер.— Я еще и виноват... Где я нажал на тормоз, пусть установят по следу!
Как водится, вокруг начал собираться народ. Появился, словно из-под земли вырос, автоинспектор с планшеткой через плечо.
— Кто водитель «Жигулей»? — спросил он грозно.
Аброр предстал перед почерневшим на солнце рослым инспектором. Милиционер приложил руку к фуражке:
— Сержант Тухтасынов. Ваши документы!
Отдать документы просто, а получить обратно? К тому же с «дыркой», имеющейся в талоне?
Пока Аброр, вздыхая, вынимал из заднего кармана брюк желтый бумажник, доставал шоферскую книжку и техталоны, Агзам-ата освободился от мешочков-узелочков и тоже вылез из машины.
— Сынок, родной, поверьте,— заговорил он, обращаясь к инспектору.— Аброр спасал эту женщину и потому ударился... Он сумел повернуть, авария спасла женщине жизнь.
Инспектор посмотрел на «дырку» предупреждения.
И раньше вы нарушали правила, просечку вот получили, товарищ Агчамов.
Аброр огляделся по сторонам: так-с, нигде нет знака, запрещающего обгон.
- Товарищ сержант, почему вы меня обвиняете? Скажите, какое привило я нарушил? мы сейчас скажем.
Инспектор положил в карман документы Аброра, открыл планшет, оттуда шариковую ручку и большой бланк. Взгляд Аброра упал бланк. «Протокол аварии»,— прочитал про себя Аброр.
— Так-с, доездились, доперевозились! Упавшим голосом Аброр сказал:
— Товарищ сержант, зачем протокол? Надо наказывать — наказывайте здесь, штрафуйте.
— Сынок, родной, пусть бог даст вам столько же лет, сколько их у меня,— говорил Агзам-ата, тронув сержанта за плечо. Потом, осмелев, схватил его правую руку.— Зачем писать? Зачем сыну протокол? Влипнешь в бумагу — скоро не отделаешься.
В желтом чесучовом кителе и брюках, с красиво подстриженной седой бородкой, Агзам-ата показался сержанту человеком весьма и весьма почтенным.
— Ладно, отец! Только сначала отпустите мою руку, пожалуйста. И поймите, отец, в чем тут дело... Машина вашего сына основательно побита. Проедете чуть дальше — вас остановит другой инспектор. «Где произошла авария?» — спросит. Начнет выяснять, не было ли трагического случая...
— Будет спрашивать — ответим,— сказал Аброр.— А с протоколом обивать пороги ГАИ и лишаться прав на три-четыре месяца мне ни к чему.
— Вы ведь не знаете, о чем я хочу написать в протоколе. Вы хотите ремонтировать машину или ездить на ней вот в таком виде?
— Ремонтировать, конечно! В мастерской, разумеется.
— Ну, а мастерская, коль не будет нашего протокола, на ремонт вашу машину не примет. Вам это известно?
Аброр как-то слышал об этом правиле, слышал. Но... в таком случае надо вписать в протокол ту женщину, которая переходила дорогу. Вот свидетели. Они подпишутся в протоколе.
Аброр показал на шофера «Мебели». Однако шофер в белой шапочке с козырьком вовсе не желал попадать в протокол. Ни при каких обстоятельствах!
— Товарищ сержант, мне можно уехать? — спросил шофер.— У меня ведь заказ — доставка грузов населению...
— Ладно, ладно, доставка...— чуть заметно усмехнулся сержант.— В протоколе вы должны подписаться в любом случае.
— Так я ж ни при чем!
— Вы уже дали показание... Что в руках у женщины была большая клетчатая сумка!
Наконец протокол написан. Аброр прочитал его. Кажется, сержант недостаточно подробно изложил происшествие.
— Добавьте еще, товарищ сержант,— попросил Аброр.— Тут вот про женщину есть... Но навстречу еще шел «Икарус», а про него ничего нет... У меня же не оставалось другого выхода...
— Это все вы сами напишете. ГАИ потребует от вас письменного объяснения.
Аброр представил себе, как он придет в ГАИ и будет писать объяснение,— хлопот не оберешься. Он надеялся получить обратно свои документы. Поэтому не стал надоедать сержанту возражениями и расписался под протоколом. Потом как свидетели расписались шофер в белой шапочке и Агзам-ата.
Сержант аккуратно сложил лист вдвое, положил в планшет, достал еще один бланк, поменьше, заполнил его и протянул Аброру.
— Это предъявите в мастерской.
— Спасибо, товарищ сержант. Теперь бы мои документы...
— Права останутся у меня, я их сдам вместе с протоколом в ГАИ. Там вы их и получите.
— Как же я буду ездить без прав, товарищ сержант?
— Ладно, ладно...— Черным фломастером сержант написал что-то прямо на талоне с «дыркой».— С этим документом вы можете ездить без шоферской книжки в течение пятнадцати дней, начиная с сегодняшнего.
Написанное сержантом не обрадовало: «Шоферская книжка отобрана из-за совершения аварии».
Пора было уезжать. Сержант достал из кармана сигареты, закурил. Аброр жадно посмотрел на сигарету.
— Закурите? — сержант протянул пачку Аброру.
Тот помедлил, потом, будто преодолев какую-то внутреннюю преграду, резко махнул рукой и взял сигарету.
После первой затяжки табачный дым всегда неприятен. И новичку, который только начинает отравлять себя табаком, и бросившему курить. Но после второй и третьей Аброр почувствовал, как что-то начало согревать его, на душе стало полегче, отдалились куда-то треволнения и тревоги.
Однако, садясь в побитую свою бедную машину, Аброр заметил, как дрожат руки, и почувствовал, что дергается веко на левом глазу. Он бросил на асфальт недокуренную сигарету. Всем лицом уткнулся в чашу сомкнутых ладоней, застыл в таком положении.
— Сынок, не расстраивайся. Ведь могло быть хуже! — проговорил Агзам-ата.
На неровностях дороги разбитое заднее крыло жалобно стонало. Ныли и стонали душа и тело самого Аброра, усталые, словно тоже разбитые аварией.
Подъехали к дому, начали разгружать машину. Конечно, собрались вокруг соседи. Со всех сторон посыпались ахи и охи.
Вазира в квартире расставляла, распихивала по углам вещи, привезенные ранее. Свекровь и свекра она встретила не во дворе, а внизу у лестницы. Помогла Ханифе внести на третий этаж большую сумку. Отворила настежь дверь: Добро пожаловать!
Ханифа-хола зашла в комнату вслед за Агзамом-ата. Войдя, громко воскликнула:
Наши ноги сюда добрались, пускай беда не доберется! — произнес нужные слова отец. Визира подхватила:
- Да будет так... Отдохните немного теперь. Вещи потом разместим всем благополучия!
Агзам-ата присел на краешек полумягкого стула в уютной гостиной с телевизором. Он чувствовал себя стесненно.
Аброр был доволен тем, как жена встретила его родителей, и не осмелился сказать ей об аварии.
После того как все умылись, попили чаю, Аброр заявил:
— Пойду отведу машину в мастерскую. Вазира встревоженно обернулась к мужу:
— В мастерскую? Так поздно?.. Вид у вас как у больного. Что-нибудь случилось?
— Машина немного забарахлила. Давно пора показать мастеру. Агзам-ата вмешался в разговор:
— Сынок, сегодня ты очень устал, завтра отведешь. Отдохни.
— Завтра воскресенье, отец, мастерская не работает. А послезавтра я не смогу уйти со службы, и так слишком часто отпрашивался.
— Пусть едет,— сказала решительная Ханифа.— Сыну нашему сорок, вторая молодость мужчины. Потом отдохнет...
Обычно машину Аброра в мастерской осматривал и, если надо было, слегка ремонтировал «костоправ» Вали, веселый, бойкий парень, между прочим умело похваливающий щедрых людей с открытой, как он говорил, пятерней. Чтобы ускорить предстоящее дело, Аброр готов был проявить себя щедрым человеком «с открытой пятерней». По пути он остановился у гастронома, купил бутылку коньяка, четыре бутылки «ташкентской» минеральной, сыру, колбасы, хлеба.
На большой, с полгектара, заасфальтированной площадке в мастерской стояло множество автомашин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39