..
Собирались тихо да мирно попировать! Вот тебе и посидели,— вздохнула Вазира, как бы напоминая Аброру о приятном начале их застолья на двоих
— А что! — тряхнул головой Аброр, отгоняя от себя недобрые мысли.— И посидим! Еще как посидим!..
После неприятных разговоров легкое опьянение, которое он ощущал, прошло совершенно.
Забыть все, забыть! Пусть душа на место встанет.
— Вот он, грузинский коньяк! — и Аброр вытащил бутылку на стол.
— А «Старый замок»? — удивилась Вазира.
— От него— как от муравьиного укуса... Ощутимого результата нет. Вино полностью остается для вас, ханум!
Вазира достала из буфета маленькую хрустальную рюмку, протерла ее чистой салфеткой, поставила перед Аброром.
— Смотрите не опьянейте, Аброр-ака. Самсы ешьте побольше.
Снова вместе выпили.
Лицо у Аброра порозовело, глаза засветились живым, задорным огнем. Как некогда, когда он был еще лихим молодым парнем.
— Ну что же, выпьем еще, дорогой жених...
— Спасибо и непременно, невеста любимая...
Аброр обвил рукой талию Вазиры, привлек жену к себе. Поцеловал, чуть отстранил и произнес торжественно-шутливо:
— Годы летят, но они не властны над вами. Ханум, вы становитесь все моложе и краше... И желанней,— шепнул он ей на ухо, целуя и в губы, и в висок, и в шею у подбородка.
В это время в кухню вошел, громко хныча, Зафар:
— Папа, Малика не дает хоккей смотреть! Говорю ей: не выключай вторую программу,— выключает. Балет ей понадобился!.. Мама, скажите, пусть хоккей оставит!
Вот так здорово! Дверь-то на кухню осталась раскрытой. И конечно, сынишка видел, как родители целуются. Чтобы скрыть смущение, Вазира напустила на себя строгий вид:
— Одиннадцать уже скоро! Пора совсем выключать. Никакого хоккея, никакого балета! Малика, я что тебе говорила?
Зафар вернулся в комнату, где стоял телевизор, и, округлив глаза, зашептал сестре:
— Целуются, слышишь... они целовались...
— Тебе-то что? Ябеда!—сердито оборвала Малика.— Тихо, вон мама идет.
Лицо Вазиры помолодело, расцвело.
— Я устала с дороги, доченька. И папа вчера не выспался. Поэтому сегодня давайте все пораньше ляжем.
Дочь, конечно, не поверила. Никакая она не усталая. И отец часто по ночам работает, не только вчера.
— Начинается! — недовольно передернула Малика плечиками.
— Что начинается? А?.. Ну что ты какой-то занозой стала! Малика, не глядя на мать, нахмуренная, выключила телевизор, бросила недовольно:
— Спокойной ночи...— и ушла в свою комнату.
Зафар а уложили спать, как обычно, на диване в гостиной.
...Выяснилось наконец, что Сиртлан совершенно здоровая собака, что никаких уколов Зафару делать не нужно. Аброр отвез Сиртлана, как и обещал мальчику, за город, отдал одному знакомому колхознику — сторожить большой двор.
Вазира не забыла о звонке Шакира. Однажды утром она сказала Аброру:
— Оказывается, тут без меня дедушка приходил. Расстроенный, все вздыхал. Малика рассказывает... А потом вы ездили проведать родителей... А недавно Шакир позвонил... Что случилось? Что вы от меня скрываете?
Последние три дня Вазира была особенно мягкой и покладистой. Аброр решил, что сейчас-то и следует поведать жене о сложной проблеме с родительским участком и домом.
Идя рядом с женой (он сказал, что подвезет ее на работу), Аброр видел только профиль притихшей Вазиры: раз она сразу не возразила, значит, старается понять правомерность его решения.
— Я знаю, Вазира, и без того у нас забот много. Но ведь мать и отец... Можно ли бросить их в беде? Да к тому же... это наши проекты в конечном счете бьют по старым домам и кварталам.
Лицо Вазиры поблекло, осунулось будто. Она молчала.
Подошли к бывшему пустырю. Его расчистили в свое время, разровняли, понастроили десятки металлических коробок-гаражей. На каждый автомобиль по коробке. С краю стоял их «шедевр инженерной мысли», весь в ржавых пятнах от снега и дождя, с облезшей краской. Металлический коробочный городок расположился на пустыре временно. В будущем году (им ли, архитекторам, не знать?!) здесь начнут возводить большой гастроном. Аброру снова придется искать автокран и уже в третий раз перевозить гараж-коробку на новое место. От прежних перевозок задняя стенка пострадала, покрылась глубокими вмятинами. Аброр попытался выровнять поверхность молотком, да только еще больше обезобразил железные стенки. И теперь следы молотка на них — словно раны.
Вазира, глядя на них, почему-то вспомнила о совместной жизни со свекровью в старом доме. Споры и ссоры из-за бытовых пустяков, незаслуженные обиды, резкие, несоразмерные с проступками обвинения свербят болючими шрамами, невыпрямляемыми вмятинами на IV ше
Когда они с Аброром получили отдельную квартиру и Вазира по своему вкусу убрала ее, обставила, создала желанный уют, клалось, можно было облегченно вздохнуть, пожить по-человечески. 11о получалось, что эта жизнь неустойчива, она-то и есть временная, ироде этого гаража, которому недолго здесь стоять. Конечно, роди-1глим и снос, и переселение тягостны. Аброр не может и не должен спокойно да привольно жить себе поживать в четырехкомнатной кнлрпфе, не помогая родителям, коли все у них так поворачивается. Но почему он не посоветовался с ней? Почему поспешил предложить родителям и брату переселиться в их квартиру? Да еще собирается освободить не одну, а сразу две комнаты. Разве один Аброр хозяин? Ну, освободят они две комнаты, так ведь родители не захотят расстаться со своей мебелью, а куда их собственную мебель деть? А на детях как отразится весь этот хаос, связанный даже хотя бы с временным уплотнением?
Аброр успел уже вывести машину из гаража, пока Вазира предавалась своим невеселым мыслям, открыл правую переднюю дверцу:
— Садись, ханум, рядом, вместе думать будем!
Лобовое стекло машины покрылось приметным слоем пыли. Аброр достал из-под сиденья чистую тряпку и стал протирать стекло. Наспех, непривычно суетливыми движениями: чувствовал себя виновным перед Вазирой, ее молчание было тягостным.
Аброр осторожно выехал на проспект, включил радиоприемник. Утренний концерт еще не закончился: задорно пел, восклицал рубоб1. Веселая мелодия ударила по нервам, и без того напряженным у обоих.
— Ах, как вы замечательно решили, вы настоящий сын, вы подлинный джомард!—сказала Вазира едко и громко, стараясь перекрыть шум приемника.
— О чем это вы?
— О чем?.. Шакир ведь соглашался квартиру получить. А старшему брату следовало поддержать младшего порешительней! Получили бы все удобную квартиру, и сами не мучились, да и нас бы не...
На светофоре вспыхнул красный глазок. Аброр нажал на тормоз, резко остановил машину, повернулся к жене. Такой мягкой и ласковой была Вазира с утра, а сейчас...
Аброр понял, какая взрывчатка накапливалась за ее молчанием, дай только этой взрывчатке соединиться с горящим фитилем!..
— То, что ты говоришь, я не раз повторял отцу с матерью. Но у них свои доводы. Их не переубедишь: они старые люди — у них свои устои. Если мы не приютим их, они уйдут жить к дочерям. Стать приживалами у зятя, когда есть сын,— это несмываемый позор для меня.
И Вазире было присуще особое почитание родителей. Это святое, не подлежащее обсуждению чувство. И по отношению к родителям мужа, особенно к отцу Аброра. Пойти против этого чувства, преступить нравственный порог она и сама инстинктивно боялась: обидишь старших — и падет эта обида неожиданным бедствием или позором на тебя.
И все же ей захотелось преодолеть «слепой» инстинкт и в себе, и в муже.
— Все эти старые традиции держат тебя в подчинении у матери, Аброр. А она умеет пользоваться твоей уступчивостью!
На светофоре все горел красный глазок, Аброр продолжал пристально смотреть в лицо Вазиры. От ее прежней мягкости и обходительности не осталось и следа! Теперь у Вазиры вид словно у тигрицы, глаза ее светятся недобро, колюче. Задорная радиомузыка разозлила Аброра окончательно. Резким движением он выключил приемник.
— Представляю тебе проявить характер, попробовать переубедить стариков. Посмотрим, что из этого получится!
1 Рубоб — струнный музыкальный инструмент.
— Посмотрим! Я не сдамся без боя, как ты!
— Без боя! Откровенно сказала... Воевать со старыми людьми, да еще родителями, не желая помочь им в трудный момент,— это неблагородно.
— Выходит, что благородно потакать их капризам? Не хотят брать жилье в многоквартирном доме, им подавай участок с зеленью! Что за причуды? Сколько людей в многоэтажных домах живут! А они, видите ли, особенные.
— Они привыкли жить на земле! Способна ты это понять? Ведь предоставляется же право выбора. Многие тысячи и сейчас живут так же, на участках. Как у тебя язык поворачивается называть их просьбу причудой, привередливостью?!
Аброр и не заметил, как загорелся зеленый свет. Сзади тотчас послышались нервно-настойчивые сигналы других машин. Аброр рванул машину с места, помчался как оглашенный.
Вазира заговорила сдержаннее:
— Если бы еще с участком можно было просто управиться! А то ведь и год, и два они сами будут в глине по уши и нас заставят. Ты говоришь: покой им нужен на старости лет. Так пусть возьмут квартиру и спокойно живут. Ты любящий сын и при желании сумел бы отговорить их от мучительного шага...
— Повторяю: мне это не удалось, ханум,— чуть остывая, Аброр снова перешел на узбекское «вы».— Может быть, вам, любящей невестке, удастся наставить на путь истины стариков!
...Ясно, Вазира не пойдет разговаривать с родителями мужа по такому деликатному делу. Как на словах ни боролась она против «слепых» инстинктов и старых традиций, позориться перед людьми не станет... Ну, а ее мать Зумрад Садыковна, некогда работница райкомовского женотдела? Вот она-то смогла бы, пожалуй, побеседовать со стариками смело и решительно и сумела бы переубедить их.
Заодно пора и навестить ее.
Миновав мост через Бозсу, Аброр остановил машину на обочине дороги. Вазира всегда выходила здесь и шла до работы по берегу канала пешком.
Она открыла дверцу и, выходя из машины, сухо сказала, не глядя и Аброра:
После работы я пойду маму проведаю.
Обычно они ездили к Зумрад Садыковне вместе. Одна?
— Да. Домой вернусь, наверное, поздно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Хмурая Вазира подошла к аккуратному четырехэтажному зданию, крыла парадную дверь. Неподалеку от входа, за маленьким столиком сидел вахтер. Узнав Вазиру, он вежливо привстал, улыбнулся:
— С приездом, Вазира Бадаловна!
Все, с кем только встречалась сегодня Вазира — ив вестибюле, и на лестнице,— все приветливы с ней; рукопожатия, благожелательные раскланивания, добрые, теплые слова,— да, это ее учреждение, ее служба, ее товарищи.
И эти давно знакомые комнаты с табличками, строго глядящими в коридор: «Группа дорог», «Группа мостов»... Какие могут быть за этими дверями недоброжелатели? Они все коллеги, товарищи, заняты общим делом.
Вазира бегло осмотрела развешанные по коридорным стенам новые проекты.
Вот цветная схема будущего зоопарка, вот три варианта конкурсных проектов дворца бракосочетаний, некоторые называют его «Домом счастья». Авторских подписей нет — конкурс закрытый. Но на одном из эскизов в верхнем углу нарисована стилизованная ласточка. Значит, проект идет под девизом «Ласточка». Под другим эскизом — золотой ключ: автор поверил, видно, что выбранный девиз откроет ему волшебную дверь к победе.
Иногда в часы душевных невзгод Вазира старалась сама поднять себе настроение и гордилась тем, что умела этого добиваться,— волевым усилием она все свое внимание сосредоточивала на работе.
Вазира просветленной вошла в свой отдел. Он занимал две комнаты. Ее рабочий стол — в глубине внутренней комнаты, под развешанными на стене эскизами подземных дворцов-метростанций.
На столе всего лишь за несколько дней ее отсутствия успели скопиться новые документы: объяснительные записки, ходатайства, предложения и просьбы различных учреждений. На каждом документе резолюция начальника ее управления: «Тов. Агзамова! Прошу ознакомиться и дать свое мнение». Или: «На усмотрение тов. Агзамовой». Сухие фразы, но для нее-то они красноречивей иных похвал: Вазира действительно пользуется авторитетом, ей здесь доверяют полностью.
Вот в ее руках бумаги (первая страница отпечатана на внушительном бланке), присланные из проектной организации, которую возглавляет Шерзод Бахрамов. В них подробно излагалось предложение о проведении спецтоннеля через Бозсу. После пространного обоснования самой идеи и ее позитивных последствий Бахрамов просил начальника главного управления поручить разработку этого важного проекта именно его, бахрамовской, группе в составе пяти человек, среди которых значился и Сайфулла Рахманович Рахманов, известный специалист, директор профильного института, лауреат и прочее, и прочее. Начальник главного управления, как и обычно, поручал Вазире «ознакомиться и дать свое мнение».
Из стопки бумаг Вазира выбрала именно этот документ, чтобы с утра, как говорится, на свежую голову и с карандашом в руках в нем разобраться.
Шерзод собирался переделать нынешнее русло Бозсу; собственно, даже не столько переделать, сколько заменить — пустить воду новым, выпрямленным, как стрела, руслом. По общегородскому плану здесь должна пройти трасса метрополитена, ее надо было, по мысли Бахрамова, прокладывать открытым способом, что по сравнению с подземной проходкой тоннеля обошлось бы в несколько раз дешевле.
Тут на полях читаемой страницы Вазира поставила зеленым карандашом два восклицательных знака.
Из-за искривленности старого русла слишком велика его протяженность, а короткий прямой канал даст большую экономию воды и земельной площади.
И эти строки Вазира пометила зеленым карандашом — его она пускала в ход, когда ей что-то сильно нравилось, чему хотелось бы открыть зеленую улицу.
Потом Вазира задумалась над тем, что в проекте может вызвать возражения.
Если рядом со стадионом трассу метрополитена прокладывать открытым способом, то довольно значительная площадь вокруг будет изрыта, потеряна для зеленых насаждений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39