Этот взгляд невозможно было забыть. Выражение невыносимого, с трудом подавляемого желания совершить насилие, взгляд власти над девушкой, мрачный и злой. Хэммонд никогда не забудет этот взгляд, а Уайлдмен понимал, что Хэммонд все видел.
Никто из них не поехал с Бетти Мей в больницу. К концу съемочного дня Мэл объявил группе, что Бетти Мей умерла – не приходя в сознание, от внутреннего кровоизлияния.
Никто на съемочной площадке не винил Уайлдмена. Вечером в кафе «Старый Сильвер» все оживленно обсуждали случившееся. Хэммонд прекрасно понимал, что его также могут обвинить в несчастном случае. Но члены съемочной группы задавали друг другу другие вопросы, например, почему внутри хижины оставался высокий столб, который мог представлять – и представлял – опасность для жизни каскадеров. Но все крепки задним умом! Никто не думал, что Бетти Мей пролетит так далеко внутрь хижины. Неужели Уайлдмену было необходимо тянуть за проволоку с такой силой? Да, утверждал он, иначе все выглядело бы неестественно. В противном случае казалось бы, что она сама бросилась назад. Тогда почему Уайлдмен использовал в этом трюке такую неопытную каскадершу? Но Уайлдмен напомнил, что за это отвечал продюсер. Им не выделили денег для более опытных каскадеров. Все пришли к единодушному мнению, что не виноват никто.
Хэммонд был в состоянии шока. Ночью он не мог сомкнуть глаз. Бетти Мей все еще находилась в его постели, он мог чувствовать ее запах. При свете луны он побродил по двору мотеля, остановился перед ее домиком, открыл дверь и вошел в темноту. Все было на месте. Хэммонд откинул покрывало. Что он надеялся найти – одному Богу известно. Простыни серые и сухие. Казалось, Бетти Мей никогда не бывала здесь – что ее просто не существовало. Название фильма было подходящим – «Город призраков». Теперь и она была призраком.
В оставшиеся недели съемок Хэммонд не разговаривал с Уайлдменом. Между ними росло невысказанное напряжение. Их отношения как бы выходили за рамки работы на съемочной площадке. По молчаливому соглашению, актеры и вспомогательный персонал не говорили о Бетти Мей Лефевр. Ее отец в Лос-Анджелесе подал в суд на кинокомпанию за халатность. Два человека из страховой компании приехали во Флегстафф, чтобы отдельно поговорить по поводу случившегося с главными ответственными лицами, и потом написать об этом отчет. Они расспрашивали также Хэммонда и Уайлдмена.
После работы с ними недолго по отдельности побеседовали, но не стали сравнивать их показания. Хэммонд не высказал своих соображений по поводу Уайлдмена, чье лицо все время стояло перед его глазами. Хэммонд начал все больше ненавидеть его – Уайлдмен даже снился ему. Раз в два-три дня он звонил Пандоре, говорил с Полетт, та жаловалась, что скучает по нему.
По телефону в голосе Пандоры была заметна нервозность. Хэммонд знал, что она беспокоилась об отце, который жил на востоке, – старик неважно себя чувствовал. Но помимо этого Хэммонд беспокоился и о том, не узнала ли она что-нибудь о его отношениях с Бетти Мей. Когда он думал об этом, ему становилось тошно.
Хэммонд чувствовал свою вину не только за связь с девушкой. Конечно, ему хотелось скрыть это, но его больше беспокоило чувство, которое он испытывал к ней. Она что-то значила для него – трудно сформулировать словами! Возможно, потому, что все изменило свои оттенки после ее смерти. Или, может быть, потому, что это было убийство? Уайлдмен убил ее, Хэммонд в этом не сомневался. И сам он стал невольным его пособником. Чтобы заснуть, ему приходилось каждый вечер выпивать водки.
На самом деле Уайлдмен редко бывал на съемочной площадке. В фильме были две или три сцены, когда требовался ответственный за трюки. Он часто уезжал на несколько дней. Отсутствие Уайлдмена еще сильнее провоцировало неприязненные чувства Хэммонда, чем его присутствие. То, что его не было, Хэммонд расценивал как факт, что ему удалось избежать наказания. Он где-то развился, свободный, как птичка.
Уайлдмен вернулся за два дня до окончания съемок. Когда все собрались отпраздновать окончание работы, Хэммонд понял, что не сможет просто так отпустить Уайлдмена, чтобы тот навсегда исчез, не ответив за свое преступление. В половине третьего утра Хэммонд завелся от выпитой водки и предложил Уайлдмену выйти. Они покинули зал, где танцевали и звучал пьяный смех, и оказались на холодном воздухе пустыни.
– Я кое-что знаю, – заявил Хэммонд. – Она умерла из-за тебя. Тебе это не сойдет так просто с рук.
– На съемках случаются несчастные случаи, – ответил Уайлдмен.
– Ты подверг ее риску. Ненужному риску.
– Все знают, что каскадер – опасная профессия. Бетти Мей прекрасно понимала, за что берется.
– Это знал ты. Она не знала.
– Она подписала соглашение. Мэл принял его.
– Мэл знал только то, что ему сказал ты. Ты его убедил, что трюк вполне безопасен.
– Не безопасен. Всегда существует минимальный риск.
– Скотина!
Хэммонд почувствовал прилив ненависти. Уайлдмен разговаривал с ним холодным тоном, казалось, его ничто не волновало.
– Она мертва. Это был несчастный случай. Вот и все.
Уайлдмену надоел этот разговор. Он повернулся, чтобы уйти, но Хэммонд схватил его за руку. Уайлдмен повернулся. Лицо у него было перекошено холодной яростью. Хэммонд подумал, что он собирается ударить его.
– Еще не все закончено, и тебе это так не пройдет.
– Послушай, Хэммонд, она погибла из-за твоих декораций, забыл об этом? Если бы там не было этого столба, она осталась бы жива.
Правильно, этот гребаный столб – его вина, Хэммонд понимал это. Но это внешний фактор, а погибла она не из-за него.
– Ты – садист и извращенец. Ее отец подал в суд на компанию. Если дело будет слушаться в суде…
– Оно не будет слушаться в суде. Компания заплатит ему. Ее отец получит деньги, и все будет кончено.
– Но не для меня.
– Не для тебя? Что ты имеешь в виду?
– Ты убил Бетти Мей. Ты предложил ей работу, с которой она не могла справиться. Она погибла. Это и называется убийством. Даром тебе это не пройдет.
– Тебе было бы на это насрать, если бы ты не трахался с ней, вот в чем дело!
Откуда он знает? Никто не знал об этом. Она рассказала ему? У Хэммонда свело желудок. Если дело будет слушаться в суде, все всплывет наружу. Может, о его связи знали и другие, Если об этом и не знают, то Уайлдмен обязательно расскажет о связи Бетти Мей с Хэммондом. Он мог себе представить лицо Доры, когда она услышит о его грехе. И лицо Полетт. Вот в этом-то все и дело! Он ничего не сказал. Уайлдмен улыбнулся и ушел обратно в ресторан, чтобы развлекаться дальше.
Хэммонд остался снаружи. Ему казалось, что над ним издевается и смеется вся съемочная группа. Ему стало так худо, что даже затошнило. Он пьян, и он был таким дураком! Ему нужно как следует выспаться, но он знал, что не заснет. Не заснет долгое время.
3
В спокойные дни и бессонные ночи, которые Хэммонд проводил после возвращения в Лос-Анджелес, он почти не обращал внимания на настроение жены. Он не видел, что она так же занята своими мыслями, как и он. Бывало, что она вообще не слышала, что он говорит ей. Хэммонд ни на что не обращал внимания – он был счастлив, что его оставляют наедине с его собственными неурядицами.
Пандора ездила к доктору Флемингу, их домашнему врачу, чтобы посоветоваться по поводу приступов глухоты. Тот послал ее в клинику, чтобы сделать анализы. Физически она оказалась здоровой. Тогда доктор Флеминг высказал предположение, что это может быть нечто психическое.
– Что вы имеете в виду? – в панике спросила Пандора.
– Мне кажется, вам следует проконсультироваться у психиатра.
Он договорился о консультации, но в последнюю минуту Пандора на нее не пошла. Хэммонду она ни о чем не сказала. Все пройдет само собой, уговаривала она себя.
– Дорогая, раньше я не видел у тебя этого платья. Мне казалось, ты не любишь красный цвет.
Пандора сняла платье.
– Отчего же, люблю.
– Мне нравится это платье.
– Оно мне не идет. Это была ошибка, – холодно сказала она, и Хэммонд оставил эту тему.
Иногда она льнула к. нему, как бы боясь потерять. Хэммонд считал эти смены настроения чисто женскими капризами. Он был всецело поглощен только одним – смертью Бетти Мей. В конце концов воспоминания сделали его практически импотентом. Как обычно, два раза в неделю он занимался с Дорой любовью, но это давалось ему с трудом. Ему казалось, что он мастерски скрывает это. Бывали времена, когда Дора почти сама достигала оргазма. Она надеялась, что он не замечает этого.
Как-то вечером они пошли поужинать с друзьями в ресторанчик, который специализировался на дарах моря. Пандора неожиданно одна выпила целую бутылку «шабли». Хэммонд сосчитал, что она выпила шесть бокалов. Он обратил на это внимание потому, что совсем не пил в этот вечер, поскольку должен был развозить всех по домам. Зато он надрался за ленчем, думая о Бетти Мей.
Пока он чистил на ночь зубы, Пандора в спальне поставила кассету в магнитофон и ждала его, не раздеваясь. Когда Хэммонд вышел из ванной, она начала стриптиз. Он знал, что должен делать. Выключил свет в ванной и лег в постель. Пандора обожала тему любви из одного французского фильма, ей лучше всего удавался стриптиз под эту музыку. Музыка была плавной и чувственной, без резкого ритма и громких барабанов.
В первый раз после его возвращения из Аризоны Пандора была достаточно пьяна, чтобы устроить это представление. Когда Пандора была навеселе, она была счастлива, а когда была счастлива, ей нравилось раздеваться для Хэммонда. Ее стриптиз стал для них своеобразным ритуалом, ее ответом на «грязные» телефонные звонки Хэммонда. Оба получали от этого удовольствие. Пандора обычно шутила, что, если они разорятся, она сможет зарабатывать на хлеб, работая стриптизеркой в клубах Лос-Анджелеса.
Она начала медленно расстегивать платье по одной пуговице от горла до колен. Для стриптиза она специально надевала свое розовое платье. Расстегнув последнюю, Пандора отвернулась от Хэммонда, медленно спустила платье с плеч, и оно скользнуло до талии. Под платьем у нее была надета бледно-зеленая шелковая нижняя юбка. Он улыбнулся ей, когда она поставила ногу на пуфик у зеркала и запустила руку под юбку, чтобы отстегнуть чулок. Для этого случая она надевала специальный кружевной пояс.
Глядя на нее, Хэммонд внезапно вспомнил Бетти Мей. Он не желал этих воспоминаний, но не мог избавиться от них. Он изо всех сил старался смотреть и видеть только Дору и забыть Бетти Мей. С этим все было кончено. КОНЧЕНО! Но именно сейчас он почувствовал ее бедра, как она сжимала ими его голову. Ему захотелось, чтобы Пандора перестала разыгрывать представление.
Она выпрямилась, сняв второй чулок, и медленно сбросила нижнюю юбку, та шелестя упала на пол. Пандора аккуратно подцепила ее носком и грациозно подбросила вверх. Шелковый комок упал на постель прямо перед носом Хэммонда. Он протянул руку и прижал юбку к лицу. «Ради Бога, Дора, перестань!»
Дора наслаждалась собой. Наслаждалась до тех пор, пока не расстегнула лифчик. Освобождение грудей неожиданно напомнило ей о незнакомце из отеля «Бель Эр». Почему? Почему сейчас? Она пыталась избавиться от мыслей о нем, не вспоминать, как она раздевалась перед ним. Она видела его шрам, его возбужденный член. «Пошел прочь! Убирайся!» Дора крепко сжала зубы и стала снимать трусики. Она оттянула резинку и отпустила ее с громким щелчком. Для Хэммонда это прозвучало, как удар хлыста. Почему она сделала это? Перед ним возникли другие воспоминания. Его рука, хлещущая Бетти Мей по ляжкам. Ее пальцы, впившиеся в его ягодицы. Его пальцы, сжимающие ее соски. И потрясение, когда он увидел, что боль возбуждает ее.
Пандора взяла в руки свои груди, предлагая их зрителям, потом легонько потрясла ими. Все это так отличалось от ее воспоминаний. Ее ноги, расставленные по сторонам кушетки, когда мужчина начал проникать ей в зад. Спокойное удовольствие от небольшого представления для Алека сменилось ощущением опасности. «Убирайся из меня!»
Было слишком поздно: она почувствовала влагу между ног.
Хэммонд тоже вспоминал. Он видел ягодицы Бетти Мей, а не Доры, ощущал персиковый пушок юности. «Господи, только бы забыть!»
Пандора начала дрожать. Она молила Бога, чтобы Хэммонд ничего не заметил. Ей придется довести до конца эту дурацкую игру. Когда она сжала бедра в последнем движении своего стриптиза, Дора почувствовала, что сейчас кончит. Она закрыла глаза, пытаясь сдержаться. В ее памяти, как взрывы, вспыхивали разные образы. То, как он использовал ее, как игрушку, делал с ней все, что хотел, и еще – это пугающее чувство оплодотворения.
Слава Богу, эта гребаная музыка подходит к концу, подумал Хэммонд. Пандора всегда заканчивала свой стриптиз одинаково: прикрыв лоно одной рукой и положив правую руку на грудь. На языке стриптизерок это означало «возвращение к скромности». Рука Пандоры, лежащая на светлых волосах лобка, была мокрой.
Она забралась в постель и придвинулась к нему гибким движением плывущей змеи. Она всегда так делала после своего представления. Но в этот раз она двигалась быстрее обычного. И стоило ему обнять ее, как она кончила. Хэммонд обнимал ее дрожащее тело. Они заснули в объятиях друг друга, так и не занявшись любовью, ее рука на его опадающем члене.
Он пробудился от ужасного сна. Он был с Бетти Мей. Ужасно думать, что она мертва, когда в его памяти она живая. Лежа в постели с Дорой, он предавал ее с мертвой девушкой. Сейчас это было еще большим предательством, чем казалось в свое время, когда Бетти Мей была жива.
Хэммонд не мог оставаться в постели с этими мыслями.
Он поднялся, и Дора почувствовала его движение.
– С тобой все в порядке? – прошептала она.
– Просто бессонница.
Сонная Пандора протянула руку и ласково коснулась его лица. Послышался раскат отдаленного грома.
Хэммонд сошел вниз и сел в садике подле бассейна. Сверкнула молния. Он вспомнил лицо Уайлдмена.
– Убирайтесь из моей памяти! Оба! – прошептал он в темное небо. Сколько еще пройдет времени, прежде чем они исчезнут из нее, эта парочка – девушка и Уайлдмен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39