Гермес отвел ее к Эпимефею, который сделал ее своей женой, забыв о совете брата своего Прометея не принимать от богов никаких даров. Пандора принесла с собой с небес ящик, в котором хранились все людские несчастья, и, когда его открыли, они разлетелись, расползлись по всей земле. Осталась только надежда».
Я закрыла книгу. Давно я уже перестала думать о Пандоре и о всех упоминаниях о том зле, которое она принесла с собой. Чушь. Мне нравилось мое имя, состоящее из двух половинок. Мне оно нравилось гораздо больше, чем имя Ева, с которой также связывают все беды на свете. В течение всего этого вечера отец ни разу не назвал меня «Пан», как обычно, он не называл меня и Пандорой, только «ты».
Я взглянула на его последнюю работу – перевод «Искусства любви» Овидия. Я знала, что теперь он уже никогда не закончит ее. Я стала открывать ящик его стола, скорее от скуки или чтобы хоть как-то нарушить тишину в доме, и обнаружила пачки писем в конвертах. Одна пачка пожелтевших писем была перевязана серебряной ленточкой. Я не могла устоять, чтобы не заглянуть в них. Я не сомневалась, что это драгоценные любовные письма, возможно, и от моей матери.
Но когда я начала читать их, меня бросило в дрожь, по коже пошли мурашки. Это были мои письма Люку Райту, которые отец хранил все эти годы. И, возможно, перечитывал их. У меня закружилась голова, я не знала, что и подумать. Я стала читать отдельные строчки и абзацы.
Почему он хранил их? Я не могла допустить, чтобы они хранились у него, и сунула их в свою сумочку. Мать его так! И еще говорят о предательстве! Мне хотелось прямо сейчас уехать из этого дома.
Когда я поднималась наверх в свою комнату, меня вдруг осенило. Я так и замерла на лестнице. Я поняла, что происходило. Мой отец велел Люку приходить в мою комнату, когда ложился отдохнуть после обеда. Это он велел ему раздевать меня. А потом Люк рассказывал отцу, что происходило. Как я выглядела, все детали. Нет, это уж чересчур! Мой отец не имел столь больного воображения. Не может такого быть, нет. НЕТ! Но ведь Люк отдал ему письма, и он хранит их.
Наконец я заснула в своей комнате, на двери которой была маленькая керамическая табличка – «Пандора». Я спала в своей старой кровати в окружении утят, волчат, кроликов, уже пожелтевших и обтрепанных. Именно здесь я раздевалась для Люка. И для своего отца.
Я была слишком зла, чтобы спать. Я задремала, потом проснулась, потом опять задремала, мне что-то снилось, но уже другой сон, с другим сюжетом, другими действующими лицами. Сон, разумеется, – это плод воображения и трудно поддается разумному объяснению. Он опять овладевал мной, этот человек со шрамом.
Теперь я уже жила с ним. Полетт тоже была в этом сне, но уже взрослая, всего на несколько лет моложе меня. Мне приснилось, что я вроде бы писательница и живу на берегу океана. А он работает, но я не знаю, где и кем. Он приходит и уходит в течение дня, иногда и ночью тоже. В своем сне я просыпалась, боясь, что он стоит около моей кровати. Приходила и уходила тишина. Я каким-то образом привыкла к этому, как к небольшой простуде, от которой трудно избавиться. Был и секс, но какой-то ненастоящий, как будто вычитанный из книг. Но он меня вполне устраивал. Мы писали, иногда разговаривали о сексе – это было что-то вроде порнографии. Меня встряхнуло то, что я застала его с Полетт. Я несколько раз видела их вместе, но относилась к этому совершенно спокойно. Бог знает почему. Затем я устроила Полетт скандал. Мы подрались, и я задушила ее. Когда она умерла, я обнаружила, что он ушел. Я осталась одна. Это было ужасно. Я проснулась, дрожа от страха.
Чувство одиночества, покинутости, заброшенности не оставляло меня и тогда, когда я вставала, принимала душ и одевалась. У меня было такое ощущение, что оно не пройдет никогда. Затем мне пришло в голову, что в моем сне не хватало какой-то детали. Там не было Алека. Как будто я забыла о нем, или же он умер, или вообще никогда не существовал. Испугавшись, я позвонила домой. Его не было. Я запаниковала. Где же он? Автоответчик не был включен. Я позвонила еще раз, думая, что я могла ошибиться и набрала не тот номер. На этот раз включился автоответчик. Я услышала голос Алека: «Сейчас нас обоих нет дома, но, пожалуйста, сообщите то, что хотели нам сказать, мы вам перезвоним, как только сможем». Я сказала, как сильно я люблю его и как скучаю по нему. Мне сразу стало легче. Весь этот сон такая ерунда. Чушь собачья!
Когда спустилась вниз, в столовой были накрыт завтрак. Матильда суетилась вокруг стола. Отец еще не появился.
– Вам заказали машину на одиннадцать, – сообщила Матильда.
– Спасибо, – ответила я. Скорее бы она пришла.
Накануне вечером я решила, что устрою отцу скандал по поводу своей находки. Я хотела сказать ему, что он дерьмо. Когда я подумала о всех его нотациях и нравоучениях, о том, как он меня стыдил за безнравственное поведение, и о его вечных обращениях к классике, чтобы заставить меня почувствовать себя дрянной и распущенной девчонкой, мне стало просто физически плохо. Я не могла есть яйца. Мне безумно хотелось холодного-прехолодного йогурта. Вместо этого я съела кусочек ананаса.
Но когда через четверть часа появился отец, он показался мне таким несчастным, таким беспомощным в своих толстых очках и с двумя палками, что мне стало жаль его. Я не могла презирать его за его никчемную жизнь. Его мечта донести Овидия и «Искусство любви» до современного американского читателя казалась не только невероятной, но просто смешной и нелепой.
Отец поблагодарил меня за то, что я приехала, и спросил, как поживает Алек.
– Я никогда не хожу в кино, – сказал он, – но иногда смотрю фильмы по телевизору.
После завтрака мы пошли в библиотеку и посидели там, ничего не говоря друг другу. С большой квадратной лупой он читал вчерашнюю «Бостон Экзаминер». Отец не только сильно состарился с тех пор, как я видела его в последний раз, но от него шел запах. Затхлый запах старости. Я не могла дождаться, когда смогу уехать.
Отец не стал провожать меня до дверей. Я этого и не ожидала. В моей памяти он остался таким, как я его видела в последний раз, – сгорбившийся, дремлющий в кресле старик с рюмкой коньяка на столике рядом, возможно, ожидающий, чтобы к нему на велосипеде приехала девушка и почитала ему, чтобы поддержать в нем жизнь.
В самолете, летящем на запад, я перечитала свои любовные письма к Люку Райту. Я уже забыла, о чем писала ему. Это действительно были сексуальные письма, очень откровенные и ужасно неуклюжие. Меня поразило то, что за все эти годы мой почерк совершенно не изменился.
2
Солнце уже клонилось к горизонту, когда такси мчало меня из лос-анджелесского аэропорта в Сенчури-сити. Я хотела как можно скорее попасть домой, быть с Алеком и Полетт. Но в этот воскресный вечер дорога была запружена машинами. Я с трудом сдерживала нетерпение. Был одни из тех обычных золотисто-сиреневых калифорнийских закатов, которые придают всему символическую окраску. Для меня в эту минуту он символизировал надежное и теплое убежище, что-то вроде горящего камина в Нью-Хэмпшире.
Я дала шоферу очень щедрые чаевые и бросилась к входной двери. Три наши машины стояли на месте – две в гараже и одна около дома. Значит, они дома. Великолепно. Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы понять, что дом пуст и что случилось что-то ужасное. Я позвала Алека и Полетт, но никто не откликнулся, и я стала носиться по всему дому, с ужасом думая, что вот-вот найду их мертвые или обезображенные тела. Сообщения о резне, убийствах целых семей, эти жуткие фильмы и фотографии убитых стояли у меня перед глазами, как жуткий разворот в воскресном журнале.
Закончив панические поиски во внутреннем дворике, я немного успокоилась. Никаких трупов, и я возблагодарила Бога. Может быть, они поехали куда-нибудь поужинать. Ну, конечно! Наверняка так и есть. Но только странно, что Алек не оставил мне записки. Обычно он делал это. И как это они отправились куда-то поужинать, не взяв машины? Нет, они, наверное, поехали еще куда-нибудь, и за ними заехал кто-то. Кому бы позвонить, чтобы узнать? Мне стало плохо, и я тяжело опустилась на стул, стоявший около бассейна. На столе лежал сценарий под названием «Ящик» и какие-то заметки, сделанные в обычной манере Алека, с рисунками на полях.
В ту самую минуту, как я решила позвонить Клариссе Балфур и узнать, не у них ли Полетт, зазвонил телефон на столике около бассейна. Я бросилась к нему и схватила трубку, сшибая по пути стул. Говорил женский голос.
– Миссис Хэммонд? Мы так волновались!
– Кто это?
– Кларисса Балфур.
– О! Полетт у вас?
– Да, здесь. Мы уже начали волноваться. Она думала, что ваш муж заедет за ней после обеда.
– Извините. Я не знаю, что произошло. Алека нет дома. Я сейчас приеду. Скажите Полетт, что я выезжаю. Мне очень жаль, что так получилось.
Я помчалась, нарушая все правила, в Бель-Эр. Солнце уже село. Были сумерки, а я их ненавижу. Мне стало легче, когда я узнала, что Полетт там, но где же Алек? Может быть, Полетт знает? Да, она должна что-то знать.
Но Полетт ничего не знала. Я видела, что она потрясена.
– Может быть, папа просто забыл про меня.
– Вряд ли, – сказала миссис Балфур.
– Он достал мне книгу про НЛО?
– Должно быть, застрял где-то, – сказала я с отчаянием в голосе, затем подумала: «Какая же я дура, что не проверила автоответчик. Алек бы позвонил, где он сейчас находится. Почему же мне не пришло это в голову!»
Я одним глотком проглотила джин с тоником, который дала мне Кларисса, поблагодарила ее и на предельной скорости погнала машину домой. В машине я была испуганным ребенком, а Полетт – благоразумной и уравновешенной мамашей.
– Я уверена, что с папой все в порядке. Он просто забыл.
– Нет, не мог он забыть, зная, что меня нет в городе.
– Сбавь скорость, мам.
Я попыталась, но не смогла. Стало темнеть – и на улице, и у меня в душе. Я чувствовала, что вот-вот расплачусь. «Успокойся, Пандора!»
– Мам, не волнуйся! Папа же не маленький.
На автоответчике ничего от Алека не было. Я, как идиотка, прослушала собственные слова, адресованные Алеку. На кухне нашла полупустую бутылку водки и долго смотрела на нее. Он напился, подрался и лежит где-нибудь, весь избитый. Позвонить в полицию? Нет, еще рано. А может быть, и нет. Когда же он уехал из дома? Почему не взял машину? Я налила себе водки, даже не добавив туда льда. Ладно, постараемся рассуждать спокойно и логично. Он не взял машину, потому что был пьян и не мог ее вести. Отлично. Значит он поехал куда-то на такси. Ну конечно! Именно так и было. Алек взял такси. Но куда он поехал? И почему, почему же, черт побери, он не позвонил?
Полетт сидела в ванной. Я обернула ее полотенцем, когда она вылезла, и сильно прижала к себе, не столько для того, чтобы вытереть, сколько для того, чтобы успокоиться самой.
– Мам, ты есть не хочешь?
– Нет, милая, а ты? Я тебе сейчас что-нибудь приготовлю.
– Нет, я сыта.
– Значит, тебе понравилось.
– Да, было здорово. Мне понравилось не ночевать дома. Как будто живешь в гостинице.
Когда Полетт легла, я позвонила в полицию. Они все записали.
– Такие вещи случались раньше?
– Нет. Нет, конечно, никогда.
По тону сержанта я понимала, что он считает, что я напрасно волнуюсь. Да, возможно, но я ничего не могла с собой поделать.
Я думала, что не смогу заснуть, однако спала, как убитая. На следующее утро, в понедельник, Полетт разбудила меня, чтобы я отвезла ее в школу. В машине я разрыдалась. Не надо было бы это делать при Полетт, но я не могла сдержаться. Это было жалкое зрелище: за несколько часов ее мать из спокойной, уверенной в себе женщины превратилась в дрожащее существо. Не так уж много понадобилось для этого, а, Пандора? Я увидела, до какой степени зависима от Алека. Его исчезновение перепугало меня, хотя, слава Богу, с Полетт все было в порядке. Дело было даже не в Алеке. Я была уверена, что он появится. Я знала, что эта тайна раскроется. Под угрозой оказались мои дом, семейная жизнь, стабильность и покой – все! Каким-то образом это увязывалось с тем, что я узнала про своего отца. То его давнишнее предательство так сильно взволновало меня, как будто произошло совсем недавно. Все казалось теперь таким ненадежным, таким хрупким.
Все это было просто невероятно. Мне опять стало дурно. Я чувствовала, что попала в какой-то лабиринт, из которого пыталась выбраться, но только натыкалась на какие-то тупики и повороты: лабиринт не имел выхода. Я стала думать о самом невероятном. Эти мерзкие письма, что я писала Люку много лет назад, письма, которые теперь лежали в моей сумочке, неожиданно стали частью настоящего, частью всего того, что сейчас со мной происходило. Они выражали те чувства, что я испытывала к тому человеку из бунгало отеля «Бель-Эр». Эти письма были моей фантазией, в них я писала о том, что хотела бы делать с Люком.
И я действительно проделала все это с тем человеком лишь несколько недель назад. Может ли так быть, что какие-то тайные и неясные желания вдруг осуществляются спустя двадцать лет? Дикость. Дикость!
На следующий день пришел мрачного вида детектив, чтобы выяснить дополнительные подробности об исчезновении Алека. Я чувствовала себя очень глупо, ведь я ничего не могла добавить к тому, что уже сообщила сержанту по телефону.
– Сколько лет вашему мужу?
– Тридцать восемь. В декабре будет тридцать девять.
– Сколько лет вы женаты?
– Тринадцать.
Я посмотрела на этого человека. Было в нем что-то отстраненное, голос и манера держаться выражали крайнюю скуку. Было ясно, что эта работа ему не по душе.
– Что может вызвать исчезновение человека? Отчего они пропадают чаще всего? – Я хотела получить от него хоть какую-то поддержку, но понятия не имела, каким образом этот тип сможет мне помочь.
– Причин много. Но думаю, что в большинстве случаев это происходит намеренно.
– Намеренно?
– Они убегают от чего-нибудь.
– От чего? Вы хотите сказать – от своих деловых партнеров?
– Чаще всего от долгов.
– У Алека нет долгов.
Нет, своим поведением он выражал не скуку. Это было презрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39