Боюсь, еще рано. Но то, чего ты уже достиг, слишком важно, что позволить им это разрушить. Мы на своих плечах внесли дебаты о наркотиках в двадцать первый век. Никому не позволено остановить нас… Даже твоей бывшей любовнице.
С этими словами Анджела ушла в ванную плакать.
«Булл-Ринг», Бирмингем
Они несколько часов просили милостыню вместе, но ранним воскресным утром в провинциальном городе трудно рассчитывать на хороший улов.
– Я всегда думал, что нищие на улице зарабатывают чертовы тыщи.
– Тогда ты йеще больший придурок, чем йа думала, Томми.
– Да, но ведь все вокруг говорят, что они зарабатывают до черта!
– Говорят те, кто ни разу не пробовал.
Становилось холодно. Особенно мерз Томми, у которого не было пальто. Они нашли несколько картонных коробок, распрямили их и бросили под ноги, чтобы немного защититься от холодного пола на крыльце магазина.
– Ну что, малыш Томми, останешься со мной на ночь? – спросила Джесси.
– Ты хочешь, чтобы я остался?
– Конечно, мы можем укрыться моим пальто, как одейалом, и будем греть друг друга.
– А мне казалось, что ты любишь быть одна.
– На пляже, может быть, или в собственной комнате. Но не на улице и не по ночам.
– Я бы очень хотел остаться с тобой.
– Отлично. А завтра можем вдвойем попробовать вписаться в общежитийе или куда-нибудь йеще.
– Да, завтра все будет в порядке.
Через дорогу у телефона-автомата остановилась большая машина. Томми лениво наблюдал, как из нее вышли двое мужчин, и один из них вошел в будку. Он что-то наклеивал на окно. Томми не видел, что именно.
Джесси не заметила мужчин. Она подсчитывала их жалкий доход.
– Три фунта, – сказала она. – Можно попробовать йеще или купить жареной картошки с рыбой. Ты как?
– Давай подождем, ладно? Еще один фунт, и сможем купить колбасы.
Общество Фэллоуфилд, Манчестер
Голос Томми потерял твердость.
– Если бы я только согласился пойти за картошкой. Но нет, вместо того чтобы встать и пойти, мы остались сидеть… Кто знает, если бы мы ушли в ту самую минуту, все могло обойтись, хотя, возможно, они бы в любом случае нас заметили. Я не знаю. Я знаю только то, что мы остались сидеть и это случилось. Парень через дорогу выходит из будки и уже собирается садиться в машину со своим другом, как вдруг бросает на нас взгляд. Один лишь взгляд, но этого достаточно. Думаю, они с Джесси узнали друг друга одновременно. «О нет», – говорит она. И больше ничего, я посмотрел на нее, она словно окаменела, это лучшее сравнение, какое я могу подобрать, окаменела, черт побери, от ужаса. В следующий момент парень через дорогу направляется к нам, очень быстро, он почти бежит, а за ним следом его дружок. Наверное, Джесси пыталась подняться, но не смогла, потому что ноги запутались в пальто.
«Булл-Ринг», Бирмингем
– Привет, Джесси. Кажется, ты должна нам за разбитый люк.
– Отвали! Пожалуйста! Оставьте меня в покойе, ублюдки! Йа соскочила, йа чистайа!
Один из подбежавших протянул руку и, схватив Джесси за плечи, рывком поднял ее на ноги, легко, как пакет с продуктами.
Томми тоже вскочил:
– Эй, убери свои грязные лапы…
У второго был кастет. Он вырубил Томми одним ударом. Проваливаясь в черноту, второй раз за последние двадцать часов, Томми видел, как Джесси тащили через дорогу к машине.
Общество Фэллоуфилд, Манчестер
– Когда я пришел в себя, их уже не было, и моя миссия была мне ясна. – Томми смотрел на свои ботинки, покусывая губу, очевидно пытаясь справиться с эмоциями. – Я чувствовал себя как никогда, никогда раньше в жизни. Словно у меня вырезали желудок, словно весь мир был окрашен в черные краски. Я провел с Джесси восемь часов, восемь часов, во время которых начал понимать, что, возможно, у меня по-прежнему есть сердце, или душа, или как бы это ни называлось. Что, возможно, я не такой уж неисправимый осел, как я думал. Что в мире есть люди поважнее меня. Черт возьми. Вы меня слышите? Я опять говорю о себе, опять вижу все как отражение своих чувств! Я рассматриваю с точки зрения собственного жалкого, мелочного эго самую ужасающую трагедию, которая близко меня коснулась. Я просто ублюдок. Урод, вот и все. Я не заслужил даже встречи с Джесси, девушкой, которая в одиночку, в борделе, резко соскочила, а ведь ей всего семнадцать лет, или сколько там! Я потратил сотни тысяч или около того фунтов на восстановление, мать его так Бетти Форд, «Приори», для таких мразей, как я, нужно дверь-вертушку устанавливать! Я прошел весь идиотский курс в Лос-Анджелесе, катался на роликах вокруг Гэри и Робби, таскал с собой поганую бутылку с водой и давал интервью насчет того, что я чист. Я посвящал каждую секунду своей жизни себе и своим проблемам, и вдруг однажды встретил настоящего человека, с настоящими проблемами, самого настоящего человека, которого я только видел, – и я потерял ее. И что я говорю? Я твержу: «Боже, смотрите, люди, вот как это изменило меня». Чесслово, ну на что я похож? Вот он я, опять распространяюсь о том, насколько я ненавижу себя за то, что распространяюсь о себе! Нет, какого хрена!
И снова Томми пытался справиться с эмоциями.
– Итак, она исчезла. И все вокруг стало черным. Я словно смотрел в тоннель и видел одни только размытые темные стены. Я сижу и ору в сгущающуюся ночь: «Джесси! Джесси!» Я минут пять плачу и веду себя словно последний кретин, пинаю дверь магазина и гляжу на место, где она сидела, словно от этого она там снова появится. И вдруг около меня вырастает коп, огромный бирмингемский коп, и спрашивает, какого хрена, интересно, я тут дурью маюсь, а я ему говорю, что мою любимую девушку только что похитили! Он спрашивает, кто она такая. Как ее фамилия? Кто ее похитил? Какой был номер машины? И я понимаю, что ничего подобного не знаю, и коп говорит, что при таком раскладе он ничем помочь не может, вот и все, но, если я не прекращу орать и пинать двери, он меня закроет.
Так что, когда он свалил, я метался словно в лихорадке, но понимал, что след остывает с каждой минутой. Каждая проходящая минута уводила Джесси все дальше и дальше от меня. Я не мог ждать до утра. Я не мог ждать своих денег и своих людей и всей своей чертовой поддержки. Я должен был действовать сейчас же. Но как? Кто эти ублюдки? Понятно, это те самые, что похитили ее в самый первый раз, но кто они такие? Куда ее увезли? Даже Джесси не знала, где находится тот дом, а то бы она попыталась спасти других девушек. Так что я сижу и думаю, думаю, думаю… Ведь должна же быть подсказка. Если я оживлю в памяти каждую секунду с того момента, как заметил этих парней, и до того, как они меня вырубили, что-то должно получиться. Я поднимаю пальто Джесси, единственное, что у меня от нее осталось, надеваю его и иду через дорогу к тому месту, где была припаркована машина. Я не знаю, о чем я думаю… о какой-то абсолютно тупой хрени типа следов от шин, которые можно сфотографировать и отследить, или что кто-нибудь из них мог уронить пачку сигарет с номером мобильника или адресом, который мог бы привести меня к ней. Но разумеется, ничего такого нет. И думаю, думаю, думаю, и, черт возьми, ответ смотрит мне в лицо. Телефонная будка! Что они делали в телефонной будке? Видимо, звонили. Если бы я смог выяснить, кому они звонили… последний звонок, сделанный с этого автомата… Так что я пулей залетаю в будку, испугавшись, что какой-нибудь другой идиот встрянет сюда и начнет звонить куда ни попадя, и тогда мне конец. И вдруг меня словно током ударило. Этот ублюдок никому не звонил. Вот именно! Он просто болтался там, верно? Постойте, он приклеивал что-то на окно!! Разумеется! Он чертов сутенер и развешивал рекламу! Вся будка была залеплена этими рекламками проституток. «Свежие азиатки – молодые»… «Маленькие, молоденькие австралийки, страстные»… «Хочешь висеть на люстре с торчащим из задницы букетом роз? Я та, кто тебе нужен»… Ну, вы знаете эту хрень. От некоторых просто в дрожь бросает… И прямо поверх всех остальных были новехонькие объявления, не рваные по краям и не исписанные шариковой ручкой, на которых было выведено: «Сексуальные услуги. Много девочек. Все свежие. Все молодые. Азиатки. Русские. Боснийки. Все ждут вас». И номер телефона.
Чекерс
Питер всегда хотел посетить Чекерс, загородное пристанище премьер-министра. Побывать в том самом месте, где Ллойд Джордж планировал систему конвоев в 1916 году, где Черчилль обдумывал битву против нацистской Германии, где Аттли находил временное убежище от титанической борьбы за создание государства всеобщего благосостояния. Теперь, поднявшись до статуса министра, Питер с нетерпением ожидал многочисленных ужинов среди неисчислимых сувениров, оставшихся от прошлых правителей, внесших свой вклад в историю, а также творцов нынешней истории, одним из которых был и он сам. Но взлет Питера к высшим слоям общества был настолько резким, что времени для таких изысканных мероприятий пока просто не было, и это была его первая поездка в Чекерс. И обстоятельства ее были вовсе не такими, как он надеялся.
Чарли Ансборо, пресс-секретарь премьер-министра, человек, известный внутри партии лейбористов как «Дикая Свинья», смотрел Питеру прямо в глаза.
– Министр. Признайтесь сейчас, и признайтесь совершенно искренне. Правда ли то, в чем вас собираются обвинить? В чем нас собираются обвинить?
Они едва успели присесть. Питеру даже не предложили выпить. Не было никаких любезностей, премьер еще не подошел, и не подойдет, пока его не позовет Дикая Свинья. Питера сейчас либо вышвырнут, либо оставят, это было делом подачи информации, и решение зависело от пресс-секретаря. Если Чарли Ансборо решит, что правительству и партии будет лучше утопить Питера, процесс начнется немедленно и Питер вообще не увидит премьера.
– Я не лгу премьер-министру, Чарли. Я уже говорил ему, что в этих обвинениях нет ни слова правды, – ответил Питер, встретив взгляд Свиньи собственным немигающим взглядом.
Всю дорогу от гостиницы в Бирмингеме до Чекерса Питер мучительно размышлял над своей стратегией, снова прокручивая в голове каждый момент своих отношений с Самантой. Отношений, которые, слава богу, проходили в условиях величайшей осторожности и секретности. Всего один раз за это время они были в компании других людей, и случилось это на вечеринке в честь дня рождения. В тот самый вечер, когда он впервые и единственный раз в своей жизни нюхал кокаин. Не считая того, вся эта история представляла собой его слова против слов Саманты. Если его и заметили в квартире Саманты, что с того? Она была его ассистенткой. Будучи рядовым членом парламента, он делил свой офис с бесконечным числом своих коллег. Что удивительного в том, что несколько вечеров они работали в квартире Саманты, и, если кто-нибудь спросит, почему они не работали в его собственном доме, он поинтересуется, не приходилось ли им когда-либо проживать с двумя гомонящими подростками.
Оставалась вечеринка в честь дня рождения. Лучшие друзья Саманты будут вынуждены свидетельствовать против него. Размышляя об этом по пути в Чекерс, Питер придумал план. Он решил обзавестись собственным свидетелем.
Чарли Ансборо наклонился вперед на стуле:
– Питер, я уже не первый месяц знаю, что ты ее трахал.
Питер Педжет и ухом не повел:
– Тогда, приятель, вы знаете больше меня.
Стулья, на которых они сидели, стояли неприятно близко друг к другу, достаточно близко, чтобы Ансборо смог протянуть руку и схватить Питера за коленку. Он сильно сжал ее, что выглядело в высшей степени угрожающе.
– Ты драл ее изо всех сил, тупой урод, и если ты думаешь, что я позволю твоей никчемной, мелкой интрижке сломить это правительство, то ты еще больший придурок, чем я думал. Ну же, скажи, что я вру, если осмелишься, чертов баран!
– Немедленно уберите от меня руку.
Чарли не убрал руку, он усилил захват, и его взгляд стал еще более напряженным. Казалось, он не говорил, а шипел через сжатые зубы в желтых табачных пятнах:
– Скажи мне, что я вру, или я тебя за яйца на Биг-Бен подвешу.
– Уберите от меня руку немедленно.
Но рука Чарли по-прежнему не двигалась. Его глаза были воплощением безумия. Глаза одержимого человека. Одержимого одним – сохранить премьера у власти.
Питер сам был в шоке от того, что случилось в следующий момент. Он ударил Чарли Ансборо. Его сжатый кулак выстрелил и врезался в стиснутые зубы Ансборо.
Чарли отпустил колено Питера. Он был в шоке, но, кажется, не злился. Он даже смог улыбнуться.
– Молодец, Педжет, – сказал он. – Ты первый, кто сделал это. – Он прижал руку к губе, которая уже распухала от удара. – И в ту самую секунду, когда ты больше будешь нам не нужен, ты за это заплатишь, ясно?
Взгляд Питера остался твердым.
– Я уже сказал вам, Чарли, что в обвинениях, которые выдвигает против меня мисс Спенсер, нет ни слова правды.
Ансборо позвонил в маленький колокольчик, и появился лакей.
– Пригласи его милость, понял, приятель?
Премьер-министр вошел и, поприветствовав Питера одним кивком, сразу повернулся к своему пресс-секретарю. Он не протянул Питеру руки.
– Ну, Чарли?
– Педжет придерживается своей истории так же твердо, как пресса придерживается своей.
– Разумеется, это так, премьер-министр, по той простой причине, что…
– И какова наша история? – Премьер не обращал на Питера ни малейшего внимания.
– Я считаю, что мы слишком увязли, чтобы поворачивать обратно. Если сейчас утопим Педжета, вам придется признать, что он изменник, ханжа и наркоман, а в этом случае законопроект умрет, и, по моему мнению, правительству будет нанесен смертельный удар.
Питер едва мог поверить в то, что его настолько грубо притесняют.
– Премьер-министр, извините, но…
– Пожалуйста, Питер, я разговариваю с Чарли.
– Так что нам придется идти до конца, – продолжил Ансборо.
– Они могут доказать свои утверждения?
– Педжет, очевидно, так не думает, иначе бы он не стоял за полное отрицание.
И снова вмешался Питер:
– Я стою за полное отрицание, Чарли, потому что эти утверждения лживы и…
Теперь пришла очередь премьер-министра вмешаться:
– Питер, Чарли сказал мне, что вы трахали свою ассистентку в тот день, когда я предложил вашу кандидатуру в кабинет министров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46