Слушай очень внимательно. Этот жалкий обзор настолько ниже тебя, что даже до твоей жопы не достает, и, если начистоту, он плохо отражается на всей газете. Тебя развела маленькая девочка, а ты пошла домой и попыталась отомстить, чем выставила себя еще большей идиотиной, чем раньше.
– Мы договорились высмеять Педжета за использование своей семьи для рекламы…
– Но не в тот день, когда эта самая семья так ловко обошлась с тобой, дорогуша. И не в том случае, когда у тебя на руках ничегошеньки нет, кроме одной красноречивой фотки и младенческого злопыхательства. Я тебе говорю, что ты выставила себя полной идиоткой.
Милтон ухмыльнулся в лицо Пауле. Конечно, она ему нравилась, но она последовательно отвергала его предложения. С той самой первой недели, когда она влилась в ряды известного на всю газету «сучьего отряда» обозревателей-сплетников, главой которого и являлся Милтон. Он пытался затащить ее в подсобку и трахнуть прямо на ксероксе. Она послала его куда подальше перед всей редакцией, и с тех пор он ее возненавидел, что, однако, не мешало ему периодически продолжать попытки. Ее унижение было для Милтона редкой победой, и он наслаждался каждой его минутой.
– Мы недовольны, Паула. Очень недовольны, – злорадствовал Милтон. – Даже знаменитых обозревателей можно заменить, и, если снова пойдешь против Педжета, позаботься, чтобы тебе было чем жалить. В противном случае не лезь дальше перемывания косточек Бэкхэма с его женушкой-«перчинкой» и Томми Хансена.
Гостиница «Лэнгхэм», Лондон
Интервью Питера должно было состояться в роскошной комнате отдыха гостиницы «Лэнгхэм». Обычно Питеру очень нравились эти интервью.
В течение первых семнадцати лет его пребывания в парламенте журналисты едва ли жаждали узнать его точку зрения по какому бы то ни было вопросу. Теперь, в силу его внезапной скандальной известности, мир не мог насытиться им, и это действовало как наркотик. Питер обожал всё: встречи в шумных холлах, заказ кофе, сандвичей и бутылок минеральной воды за счет газеты, возможно, даже чего покрепче, один-два бокала, если был уже вечер. В общем, было очень приятно провести часок-другой окруженным заботой и вниманием. Сегодня, однако, Питер был не в себе. Он не ответил на приветственную улыбку Саманты, когда поднимался по лестнице в гостинице, и отскочил, когда она попыталась его обнять.
– Побойся Бога, Саманта! – прошипел он. – Ты моя ассистентка. Мы не можем целоваться на людях!
– Конечно можем, сейчас все обнимаются. Ты что, не заметил? Это же Британия после Дианы. Никто больше не скрывает своих чувств.
– Наши чувства – это именно то, что мы должны скрывать. Саманта, я женатый мужчина.
– Я это знаю лучше всех, Питер.
– О чем, черт возьми, ты думала, когда позвонила мне? На сотовый телефон, боже мой. Сотовые могут прослушивать.
– Господи, ты говоришь так, как будто я продаю секреты русским, а не говорю о сексе.
– Замолчи, Сэмми! Пожалуйста! Сейчас не время распространяться о нашей…
– Любви?
– Связи. Мой законопроект медленно, но верно продвигается в палате. Разразись сейчас скандал, он стал бы настоящей катастрофой.
– Не волнуйся. Я не собираюсь убивать твою карьеру, Питер. Я просто хотела поговорить с тобой, вот и всё. Немного пококетничать.
– Пожалуйста, не стоит. И особенно по сотовому.
– Угадай, что я сделала?
– Что?
– Я попросила начальство газеты оставить за нами на пару часов эту комнату после интервью. Они сказали – без проблем, всё равно она на весь день забронирована.
– Что ты сделала?
– Всё в порядке. Я им сказала, что нам нужно работать, а потом будет еще одно интервью.
– И они тебе поверили?
– А почему же им мне не поверить? – Саманта стиснула руку Питера, но тут же отпустила, чтобы никто не заметил.
Но кое-кто всё-таки заметил. Кристобель, журналистка, с которой должен был встретиться Питер, пришла пораньше и наблюдала за разговором Питера и Саманты поверх чашки.
Питер все еще был зол на Саманту, и его речь была поистине пламенной. Это было легко сделать, потому что обсуждаемая тема тоже приводила его в ярость.
– В некоторых районах на каждом углу не магазины, а драгдилеры! Это безумие, Кристобель!
Раньше там, конечно, были магазины, но теперь всё забито досками. Никто не хочет покупать там место, и почему? Потому что прилегающий район кишит маленькими мальчиками, продающими герондот и пыряющими друг друга ножами, вот почему. Огромному числу людей, Кристобель, для того чтобы купить наркотики, нужно просто выйти из дома, но, чтобы купить чай в пакетиках, нужно идти полчаса до «Сейнзбериз», который укреплен, как блокпост! Наркотики строго запрещены, и всё же в некоторых районах только их и можно купить! Это Алиса в Стране чудес, Кристобель, сюрреалистическое безумие. Если бы правительство разрешило «магазинам шаговой доступности» или, по крайней мере, местным аптекам или барам продавать наркотики, все эти захватившие целые районы мальчишки стали бы разносить газеты или подрабатывать по субботам.
Интервью прошло исключительно успешно. Аргументы Питера были страстными и убедительными, и Кристобель была уверена, что статья будет просто загляденье, учитывая «герондот», «пыряние ножами» и тому подобное. Ей также было ясно, что Питер действительно привержен своим идеям. Абсолютно очевидно: он стопроцентно верит в свое дело, в то, что у страны есть только один шанс, что мир несомненно выберется из ямы, в которую попал, и шанс этот заключается в легализации наркотиков. Более того, послушав его в течение часа, Кристобель была готова с ним согласиться. К несчастью для Питера, вовсе не его законопроект был причиной того, что после интервью она позвонила своей коллеге Пауле. И не о законопроекте она думала, прячась с Паулой в каморке со швабрами в коридоре рядом с номером, из которого вышла недавно и где Питер собирался поработать со своей ассистенткой.
– Если я права, Паула, ты будешь мне по гроб жизни обязана.
– Крисси, если ты права, я с радостью буду твоей должницей до самой гробовой доски.
Паула и Кристобель работали вместе с самого начала своей карьеры, сражаясь плечом к плечу против разудалых «новостей культуры» газеты «Сан» начала восьмидесятых.
– Я уверена, что никакой другой журналист, про которого болтала эта девчонка, в номер не заходил.
– Он ее там трахает. Зуб даю.
– Но доказательств-то нет. Сфотографируем их, когда будут выходить?
– Нет! Господи, нет! У нас пока что ничего нет, и мы только спугнем их.
– Они вместе в гостиничном номере.
– В номере, который ты сама и забронировала, Крисси! И за который нашей газете придет счет.
– Если постель будет разобрана…
– Ой, да ладно тебе. Никто не поверит, что мы сами ее не переворошили. Нет, нужно смотреть и ждать. И если проявим терпение, то получим необходимые доказательства, и тогда я смогу прижучить этого мелкого ублюдка за преступление против ценностей, я прикончу его раз и навсегда. Это будет невыразимое удовольствие. Он ведет войну против наркотиков как верный семьянин, одновременно трахая телку ненамного старше собственных дочерей. Я отомщу и ему, и его гадкой мелкой доченьке, и моему любимому-прелюбимому начальнику Милтону. Так что терпение, дорогая, терпение.
– Это было прекрасно, Питер, просто великолепно. Как чудесно заниматься любовью с человеком, который старше тебя.
– Хм, двусмысленный комплимент, ты не находишь?
– Нет, правда. В университете у нас был лектор, он был как ты – не знаю, вроде как мудрый… физически. Мне казалось, он понимает меня, в смысле, мое тело. Ты такой же.
– А я думал, что у тебя в университете были только молоденькие мальчики. Ты сказала, что они все были глупыми мальчишками.
– Ну, все другие – да, но…
– Все другие? Кажется, их были просто толпы.
– Ну да. Я была ужасной шлюхой. Обожала разбивать сердца, понимаешь. Но этот разбил мое сердце. Продлилось всё недолго: два раза, только и всего. Он поставил точку из-за его положения и тому подобного, он не хотел скандала.
– Что ж. Мне это понятно.
– Он меня использовал.
– Так же как ты использовала всех остальных мужчин, да?
– Это другое.
– Как это?
– Ровное игровое поле. Восемнадцатилетняя девушка, восемнадцатилетний парень. Всё справедливо.
– Позволь заверить тебя, Сэмми, восемнадцатилетние мальчики вовсе не подходят восемнадцатилетним девушкам. И вообще, если говорить о ровном игровом поле, я думаю, у нас с тобой всё отлично. Тебе двадцать четыре, мне сорок три. Полное равенство в плане эмоционального развития, я бы сказал.
– Извини, что расстроила тебя звонком на сотовый, Питер. Я просто так хотела поговорить с тобой. Видишь ли, было одиннадцать часов утра.
– И что с того?
– Ты что, не помнишь, я же тебе рассказывала о своем отце… когда мне было одиннадцать лет?
– Нуда, конечно.
Чувство неловкости, притаившееся в его отношениях с Самантой, моментально всплыло на поверхность. Ставь точку. Завязывай сейчас же!
Девушка медленно, но верно раскрывала перед ним свой эмоциональный мир, и все было гораздо запутаннее, чем хотелось бы Питеру ради его собственного спокойствия. Она же не могла вообразить, что влюблена в него? Щенячья любовь, возможно, но она же не воображает, что он может бросить жену и семью ради нее…
Он четко обозначил свою позицию в этом плане, ведь так? В конце концов, это же просто очевидно, да? Это должно быть очевидно. Саманта разумная девочка. Скоро он поговорит с ней о том, чтобы потихоньку закончить интрижку. Он будет говорить с ней твердо и разумно, и втайне она вздохнет с облегчением.
Скоро он поговорит с ней. Она будет к этому готова… Конечно, будет.
Мысли Питера были прерваны звонком сотового телефона. Звонил коммандер Леман.
– Питер. Нам нужно поговорить.
Магазин «Оксфам», Западный Бромвич
Для Джесси бегство из Лондона уже осталось далеко в прошлом. С ней столько всего произошло с момента того долгого переезда на автобусе и разговора с доброй пожилой женщиной, угостившей ее мятной конфетой, что путешествие, казалось, случилось и не с ней вовсе. Теперь она снова рассказывала свою историю, вот только в этот раз надеялась заработать на ней больше, чем «Треборминт». Ей нужна была одежда.
– План, с которым йа ушла из квартиры Франсуа, был самым жалким планом, который йа только могла придумать, даже йесли бы месяц голову ломала, а всё потому, что в этот план не входил отказ от геройина.
Пожилой человек, управлявший магазином «Оксфам», кивнул. Джесси видела, что он размышлял, не пойдет ли любая оказанная ей помощь прямо в ее вену.
– Йа вижу, что вы думайете, мистер. Но йа чистайа, клянусь вам. Йа знайу, что отказаться от геройина – это йединственнайа возможность для шлюхи-геройинщицы, которайа надейется когда-нибудь измениться. Но тогда основой мойего плана, да что там, его найиглавнейшей целью было достать еще геройина. Йесли честно, у меня в обдолбанной донельзя башке было мненийе, что можно оставаться проституткой без дома или имущества, имейа полторы сотни фунтов в лифчике, ширяться геройином и при этом довольно долго никому не попадаться на глаза. Йа решила, что останусь шлюхой, но буду сама по себе. Никакого больше Франсуа. Никаких сутенеров. Йа буду делать то же самойе, что и раньше, но буду оставлять все деньги себе. Потом у меня пойавится миленькайа квартирка, куча отменной дури, и рано или поздно мойа жизнь вернется в нормальнойе русло. Как только йа это сделайу йа избавлюсь от зависимости и стану ветеринаром, как и хотела, когда была маленькой девочкой. Вот такой у меня был план, но в первуйу очередь мне нужно было уколоться, это основнойе. В общем, в двух словах, мой план был – достать герыча.
Управляющий магазином «Оксфам» приготовил Джесси чай. Ее история была куда интереснее, чем попытки отговорить девочек-подростков воровать дешевые украшения.
– Йа сразу же решила валить из города. Лондон был для меня дерьмом с самой первой секунды, как только йа слезла с пойезда. Когда Франсуа увели, йа поняла, что и мне пора, так что решила добираться до автовокзала Викторийа и садиться на первый же междугородний автобус. Но перед этим, разумейется, нужно было ширнуться. Йежу понятно, что йа бы ни в каком автобусе не высидела на чистуйу, верно? Прикиньте, мы застревайем в пробке, а меня вдруг начинайет колбасить? Йа бы драла себя ногтями и йерзала, старайась не блевануть и не обосраться, и не успела бы йа глазом моргнуть, как каталась бы по полу, шокируйа и пугайа старушек. Прикол в том, что мы и правда задержались в пути, и йа оказалась рядом с милой старушкой, но, к счастью, йа была под кайфом, и меня на нейе не стошнило.
После ухода из квартиры йа паниковала насчет укола, смех да и только, ведь хоть йа и была много месяцев безнадежной наркоманкой, йа никогда сама дури не покупала. Мне всегда приносил Франсуа, теперь понимайете, в чем была йего власть. Оказалось, беспокойиться не стойило. Ну, не мне вам говорить, йесли вы тут заправляйете, что в этой стране купить наркотики не так уж и трудно. Йа вышла из вонючей дыры Франсуа, и в коридоре рядом с квартирой, в коридоре, по которому проходишь к лифту, перед тем как выйти на улицу, ошивались тройе пацанов-сомалийцев, им, навернойе, не больше семнадцати лет было. Йа точно знала, чем они занимайутся, поэтому просто подошла к ним и попросила устройить мне немного коричневого и белого, ну, вы понимайете, чтобы немного сгладить крайа. Йа даже их лиц из-под капюшонов не видела, но йа обратилась к правильным людям, потому что один мальчишка только хмыкнул и достал свойу мобилу, и через две минуты подоспел парень, выплюнул два пакетика, забрал мои сорок четыре фунта и всё, конец сделке. Он ни на секунду рядом с нами не остановился.
Йа укололась в коридоре, прямо там же. Воткнула иглу в сгиб колена, а пацаны-сомалийцы стойали рядом и угорали надо мной из-под свойих бандитских капюшонов. Думайу йа должна быть благодарна, что они меня не ограбили прямо там. Йа настолько забалдела, что даже убежать бы не смогла, но они ведь не знали, что мой сутенер отправился ко всем чертям, а у сутенеров обязательно йесть пистолет – хотя, как йа заметила, их становится все больше даже у маленьких мальчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46