https://wodolei.ru/catalog/mebel/Aquanet/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

мол, я тебе сейчас, спидоносец, врежу в лоб. От имени и по поручению всей медицинской науки.
— А вы — Костюк Венера, — обрадовался я. — Именно такой я вас и представлял!
— А я вас знаю? — удивилась молодуха. — Вроде нет. Кто вас сюда направил?
— Судьба, Венера, — закокетничал я.
— Ну нет, серьезно, — тоже кокетничала, — мужчина?
Трое молоденьких медсестер, уже в накрахмаленных халатах, прыскали смешком. Как бы подвигая своего чуткого и душевного товарища на некие романтические отношения. С мужчиной приятной наружности. Это я про себя.
И в этот прекрасный миг обоюдного интереса из-за моей спины, как лазутчик, как черт из табакерки, как явление Христа народу, выглянула Полина. И, потянув меня за рукав, сказала ангельским голоском:
— Саша. А можно мне задать вопрос?..
Как правильно заметил поэт, прошла любовь, увяли помидоры. А ещё лучше: погиб под топором вишневый сад любви нашей. Моей и Венеры. Не успев даже зацвести нежным цветом.
Заведующую передернуло, точно гранатомет РПГ-2 китайского производства.
— Почему здесь посторонние? — обратилась она к молоденьким коллегам. Безобразие! — И нам: — Попр-р-рошу…
Пришлось мне предъявлять очередное удостоверение и заявлять, что я нахожусь здесь по долгу красноперой службы.
Из воинской части, имеющей отношение к ядерным запасам страны, сбежал солдат. Вместе с боеголовкой. Вот его фотография. Гражданская. А вот невеста молодого воина, ущипнул я Полину. Она ойкнула и призналась, что да, именно она, хоть сейчас под венец.
Не знаю, насколько мы с ней были убедительны, но заведующая Костюк сделала вид, что поверила всем этим бредовым измышлениям. А потом ГРУ — это не фунт изюма. Да и мир может пострадать от безответственных действий разыскиваемого субъекта. Хотя и выразила недоумение:
— А к нам-то зачем? Вы уверены, что…
— Заметал следы, — убежденно проговорил я, показывая фото всем желающим.
И с успехом: рыженькая дурнушка тоже ойкнула и сказала, что этот… солдат, совсем не похожий на защитника отечества, был три дня назад на приеме, а вчера приходил за справкой.
— За справкой? — насторожился я.
— Ну да, за справкой, — волновалась медсестра, — у нас есть форма такая. Для тех, кто отъезжает за рубеж… Ой, девочки…
— И что это за справка такая? — решил уточнить я.
Заведующая Костюк Венера вздохнула — ну, начинает бодяга разводиться: справка как справка, утвержденная Минздравом СССР, есть такие страны, разрешающие въезд на свою территорию только с врачебным заключением по AIDS.
— У вас же все анонимно? — вспомнила Полина.
— А это, детка, не анонимно, — отрезала заведующая. — И даже платно.
— И куда же он направлялся? С этой справкой? — спросил я. — В какую страну?
Все присутствующие посмотрели друг на друга, пожали плечами, мол, тут сам не знаешь, в какой стране живешь…
— А журнал имеется, чтобы вести учет, или как там?
— Имеется, — сварливо ответила Костюк Венера. — Девочки, где журнал?
Я понял, что в этом журнале смогу обнаружить лишь позапрошлый, сушеный лист лопуха или сплющенную ромашковую монетку.
— А какой у него анализ, может, это помните? — вздохнул я.
— У нас тьма, — ответила заведующая, — тьмущая. Сами убедитесь, кивнула на коридор. — И так каждый день. Помним только постоянных, так сказать, любителей остренького…
Но тут рыженькая дурнушка призналась, что обратила внимание на этого… молодого человека. Анализы у него с отрицательным результатом, то есть чистые.
— А вот и журнальчик. — Одна из медсестричек выудила запыленную тетрадку из-за батарейных ребер.
Я оказался неправ — между страниц, где гуляла последняя небрежная запись, был обнаружен пересушенный трупик таракана. Который тут же был распылен энергичным криком заведующей:
— Все, девочки, за работу. Скоренько-скоренько… Все, повеселились, и будя.
Я понял тонкий намек — надо было уходить. Несолоно хлебавши, как говорят в подобных случаях философы, политики и баландеры в колониях, охаживающие половником отпущенных. В профилактических целях.
В коридоре нас нагнала рыженькая дурнушка. Волнуясь и глотая слова, она сказала, что вдруг это поможет, но он был не один. Со стариком таким. Импозантным. Седым. Нерусским. Говорил тот с акцентом, заметным таким…
Я задал несколько уточняющих вопросиков. Потом взял девичью руку в свою, наклонился и поцеловал запястье, пахнущее хлоркой, испугом, искренностью.
— Ой, зачем это вы, — зарделась медсестренка. — Я же так… Вам же надо?
— Спасибо… Вас как зовут?
— Варя…
— Спасибо, Варвара, все будет хорошо.
— Да-да, до свидания. — И девочка, вся в непонятных для себя чувствах, удалилась. Мужественно выполнять клятву Гиппократа.
Публика в кишечном коридоре малость пообжилась. И, кажется, уже перезнакомилась. И то верно: беда сплачивает, равно как и радость. Новых встреч.
В этой атмосфере любви, дружбы и всепрощения мы с Полиной были снова чужими. Более того, на нас косились, как на прокаженных. А вдруг мы уже… того… подружились с AIDS? И дышим одним воздухом с ними, стерильными.
Когда я с «невестой» вышел на свежий воздух, то, вздохнув полной грудью, задал вопрос, мучивший меня:
— Таки умираю от любопытства, что именно вы хотели спросить? В процедурной.
— А я помню? Что-то про болезнь века.
— Детка, болезнь века вот тут, — и постучал по лбу. Себя. — Была, есть и будет. Во все времена.
— А ты тоже хорош, — вспыхнула девушка. — Такие любезности с этой… кобылой! — Передразнила: — «Именно такой я вас и представлял!», «Судьба, Венера»!
Я обиделся и сказал, что действовал в соответствии с обстановкой. И это первая, между прочим, заповедь журналиста. Уж не знаю, чему вас учит известная всему просвещенному миру (кроме меня) Борсук Елена Анатольевна. Полина тоже обиделась и сказала, что в журналистике я понимаю, как свинья в промороженных помидорах. И ходить с револьвером под мышкой — это ещё не значит быть умнее всех.
Пикируясь таким образом, мы подошли к джипу. Там, уложив голову на рулевое колесо, похрапывал Никитин. Хорошо, что я был занят делами и не дрых рядом. Армейские ботинки товарища как-то не располагали к общему отдыху.
Наши крики разбудили спящего. Сладко потянувшись, он завел мотор. Я демонстративно плюхнулся на переднее сиденье, Полина — на заднее. И мы медленно и молча поехали по территории больницы. К парадным воротам.
— А чего это вы как кошка с собакой? — вдруг спросил Никитин. — Что случилось-то?
Мы с Полиной невольно переглянулись, она тут же показала мне метлу, и мы рассмеялись, я и девушка.
— Никитушка, а с тобой-то что? — спросил я.
— Что?
— Вопросы задаешь. Жизнью интересуешься, её многообразием…
— А шел бы ты… — хотел достойно ответить мой товарищ и неожиданно вывернул руль — джип скакнул в боковую аллейку и остановился в кустах с налетом майской зелени.
— В чем дело? — заорал я.
Шофер мотнул головой — и я увидел, как в парадные ворота вкатывается знакомая мне служебная «волга». Ба! Давно не виделись. Мы с Никитиным были-таки правы, когда сажали «жучков» и пыряли колеса. Кто-то плотно идет по нашему следу, а следовательно, представляет опасность и для нас, и для нашего подопечного испанских кровей.
— А ну-ка, послушаем музыку высших сфер, — предложил я.
Никитин меня понял — вытащил портативное радиоустройство, поколдовал над ним. Автомобиль проследовал мимо нас, я успел заметить в его салоне два целенаправленных профиля. Один из которых был мопсообразен.
— Уже двое, — тоже заметил Никитин.
— Чтобы удобнее было менять колеса, — хмыкнул я.
— А что сейчас будет? — не выдержала Полина. — Мы их взрываем, что ли?
— Это в следующий раз, — успокоил я девушку.
Наконец Никитин включил механику, и мы услышали на фоне шума мотора голоса:
— Вроде сюда? Тормози-ка.
— «Анонимный пункт»… Бр-р-р!..
— И не говори: найду этого бляденыша, кишки завяжу морским узлом…
— А я помогу.
— Ну, я пошел… Ты тут смотри… Ох, не нравится мне все это… Иду, как в жопу…
Раздался удар дверцы, кряхтенье водителя, его сладкий зевок…
Я представил выражение лица Венеры Костюк и её оскорбленные чувства, когда заявится мопс в кепке. Все с той же проблемой. И потребует предъявить журнал. С засушенным тараканом. Многое бы отдал, чтобы поприсутствовать при этой сценке. Да нельзя. Надо торопиться. Чтобы победить в этой гонке.
— Здорово! — проговорила Полина. — А это кто такие?
— Детка. Еще один такой вопрос, и ты пойдешь… — вспылил я. — Туда, куда… — кивнул на радиоприемник. — Ну, ты знаешь, куда.
— Подумаешь, — передернула плечами, — да я хоть сейчас…
— Поехали, — процедил я Никитину. Вот связался черт с младенцем. Как бы мне не пришлось самому идти по адресу, нами услышанному. Давал же себе зарок… И вдруг услышал странный, шмыгающий звук. Что такое? Опять бензопровод? К счастью, нет. Это плакала Полина. Лучше бы она написала обличительную заметку. Про меня. Как об отрицательном герое своего времени. Тоже отрицательного. А два минуса, как известно, дают плюс. Положительный то есть знак. Быть может, поэтому, пока мы застряли у светофора, я перебрался на заднее сиденье и сказал с улыбкой жизнерадостного яппи, которого ещё не успели обобрать до последней нитки: — Хай? Как дела?
— Я… я, наверное, мешаю?
— Помогаешь, — сказал я.
— Ну да… — не поверила.
— Никитин, нам Полина помогает или как? Только честно.
— Так это… помогает. Блинами… А кофейку там не осталось?
Лучше бы я не спрашивал. Впрочем, девушка отвлеклась, пытаясь облить портки и армейские башмаки водителя ещё горячим кофе. Это ей не удалось, а то бы, в противном случае, первый встречный столб наш. Был бы.
Когда мы благополучно продолжили путь, я попытался втолковать Полине, что мы не на сцене, где можно все перевернуть вверх ногами, даже переменить пол героям, и от этого никому ни холодно, ни жарко. Разве что публике, которая заходится от сценического стёба. В жизни же все намного сложнее. И страшнее. Здесь любая деталь, взгляд, шаг, настроение, погода, политическая ситуация, умозаключение, стечение обстоятельств играют свою важную роль. Вплоть до летального исхода. Для некоторых зазевавшихся счастливчиков.
Девушка внимала с интересом. Но, боюсь, я не был достаточно убедителен. Все уверены, что ничего плохого именно с ним, родным, не случится. Нет психологической подготовки к экстремальным положениям и ситуациям. Даже у тех, кто по своей профессии должен тушить пожары, ловить уличные банды, разгонять демонстрации, разбирать завалы после землетрясения и кропать проблемные статьи.
— О'кей, — сказала она. — Я постараюсь соответствовать прилагаемым обстоятельствам.
— Ну и хорошо, — с облегчением вздохнул я.
— А можно мне вопрос задать?
— Кому? — вздрогнул я.
— Тебе.
Я опечалился — вот так разбиваются надежды и сердца. Девушка почувствовала мою вселенскую грусть и попыталась её развеять:
— Ну, прости. Я же не Никитушка…
— А при чем тут он? — не понял я.
— Я любопытная. И хочу все знать. А он и так все знает. Даже куда мы едем.
— Эй, чего вы там про меня? — неожиданно возмутился шофер. — Как что, так Никитин!
— Крути колесо, водило, — хмыкнул я.
— А куда его крутить-то?
— Ааа! — торжествовала, хлопая в ладоши, Полина. — А вот и вопросик! А вот и вопросик!
Никогда бы не подумал, что пять минут назад этот детский сад обливался слезами. Нет, из меня педагог Ушинский, как из папы римского польский вор. Я попытался объяснить, что вопрос своевременен, поскольку мы находились на единственной трассе, ведущей из дальнего района в центр, и что я бы уже давно сообщил новый пункт назначения, да зарапортовался с ней же, детским садом…
— Да куда же крутить, командир? — заорал Никитин. И выматерился. Про себя.
— В посольство.
— Куда?
— К посольству Испании.
— А зачем?
— Никитушка, жми педали… И все! — И тоже выматерился. Про себя, разумеется.
А Полина, заливаясь смехом, подвела итог:
— Да у вас, товарищи, утро вопросов и ответов?!
И была права, вопросов было много; больше, чем ответов на них. Уж коль Никитин?.. М-да. Что значит, дурной пример заразителен… Как смех сидящего рядом со мной человечка.
И мне ничего не оставалось делать, как улыбаться. Чтобы не выглядеть окончательным идиотом.
На мой взгляд, все посольства похожи друг на друга. (Кроме посольства USA.) И я даже знаю чем. Флагштоками, медными табличками на фасаде, чистенькими двориками, автомобилями, плотно закрытыми пыльными окнами и, самое примечательное, будками постовых вахт, у которых (и в которых) бодрствуют наши доблестные вертухаи. В этих будках — весь мир тяжелой от однообразия службы. Разве что посмотришь через сколок зеркала на красивых девушек и станешь гонять все ту же выносливую и трепетную Дуньку Кулакову.
Стараясь не привлекать к себе внимания, мы припарковали джип напротив посольства имени Христофора Колумба. И принялись вести наружку, то есть наружное наблюдение. Это я объясняю для тех, кого уронили в детстве. Два раза.
Возникает естественный вопрос: почему именно этот объект был выбран нами для профилактического наблюдения? А кто его знает, можно на это пошутить. Хотя можно ответить и серьезно: путем логического умозаключения. Последним аргументом в пользу этой версии были слова медсестренки Вари о том, что импозантный и седой старик иногда говорил «si». А что такое в нашей истории маленькое и емкое «si»? Этим «si» меня травмировали туристы из солнечной Андалузии. Навсегда. И я не обратил бы более на это острое, как перец, словцо внимания. Да вот беда — есть разница между галдящими путешественниками, насилующими собой весь окружающий мир, и странным и загадочным посетителем «Анонимного пункта», ведущим за ручку российского юнца. С неверной половой ориентацией. Кто сей старик? Отец? Возраст не Хосе-Родригеса, любителя среднерусских возвышенностей. И оврагов. Тогда кто? Любимый дедушка? Не знаю, не знаю. Факт остается фактом: ими была получена ксива, дающая право въезда в страну. И, на мой взгляд, этой страной-убежищем для юного Рафаэля могла стать именно Иберия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78


А-П

П-Я