https://wodolei.ru/catalog/mebel/belorusskaya/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

С раскаленным утюгом. Для её упитанной курсанки. Увы, боюсь, я не буду правильно понят. Общественностью. И генералом Орешко. Хотя высокопоставленный чиновник-супруг, быть может, и рад будет такому обороту событий. Нет, не хочу доставлять радости кремлевскому ложкомойнику. Разберемся в ситуации собственными силами.
Плутали мы по району недолго — сквозь сетку дождя нужный нам адресок таки был мною замечен. Многоэтажный, стандартный жилой клоповник. С такими страстями, что гений Шекспира сразу бы увял от недоумения: как можно так жить? Можно жить, если пообвыкнуть, чай, не сэры и сеньоры, не графы и гранды, не пэры и мэры!
Да, в доме жили простые, закаленные в битвах с властью и жизнью люди. Если судить по разбитым окнам в подъезде, раскуроченным почтовым ящикам и нецензурным выражениям, коими были испещрены стены и лифт. Любой житель с берегов Темзы или Потомака от увиденного сжевал бы собственный котелок или ковбойскую шляпу и долго бы мучился изжогой и мыслью, как там живут эти несчастные, где фраза «фак'ю» есть основополагающая в отношениях между ними и всем миром.
Что на это можно ответить вам, господа? Живем, как можем. Малокультурно. Не пользуясь благами цивилизации. По принципу: свое говно не пахнет. И тут ничего не поделаешь — нужны столетия, чтобы граждане научились справлять малую нужду не в лифте, а просились, например, к соседям. А те бы не отмахивались топорами от назойливых просьб пританцовывающих просителей, но провожали к нужному месту. За плату, разумеется. В фунтах стерлингов. В долларах. Либо в карбованцах. Либо, на худой конец, в манатах.
Зажимая нос, мы с Никитиным поднялись на последний этаж. В кабинке общественного туалета, исполняющего одновременно роль лифта. В общем коридоре, заставленном санками, ящиками и мешками с картофелем, присутствовал неистребимый и непобедимый запах коммунального насильственного братства имени Карла Маркса и бородатого гея его Фридриха.
Как тут не вспомнить цитату, быть может, к месту: «Энгельс показал, что подлинная индивидуальная половая любовь (а не физическое только половое общение) возникла сравнительно недавно, что в рамках эксплуататорского общественного строя она не могла свободно развиваться. Расцвет воистину свободной и подлинной любви наступит при социализме и создаст прочную основу для настоящего брака, нерушимой семьи… Новые поколения, в которых мужчина не покупает себе женщину, а женщина не боится отказаться отдаться любимому мужчине из экономических соображений, выросли и создали себе новые формы взаимоотношений и соответствующую им мораль…»
Представляю, в каких классических позах создавалось сие философическое, бредовое откровение.
Между тем Никитин нашел нужную нам квартиру. Утопил кнопку звонка. Дверь моментально открылась, как в сказке, точно в теремке ожидали дорогих гостей. Однако, судя по выражению лица представителя нового и молодого поколения, ждали не нас. Кого?
Юноша был долговяз, прыщеват и невозмутим. Акселерат. С тонкими пальцами пианиста и любителя гонять Дуньку Кулакову.
— Привет, Евгений, — сказал я ему. — А мы к тебе, Евгений.
— Ко мне?
— С визитом вежливости.
— Не понял вас.
— Ищем твоего друга Рафаэля, — признался я. — Я ваш новый участковый. Он тоже, — кивнул в сторону Никитина, — лейтенант Стручков…
— А вы?
— Пронин, старший лейтенант… — и махнул рукой с удостоверением спасателя на водах. ОСВОД всегда находится на страже и защите секс-меньшинств, это правда.
— Ну проходите, — пожал плечиком. — Только его у меня нет.
— А где же он?
— Вам лучше знать, — было заявлено со всем юношеским максимализмом. Я его дня три не видел. Неделю.
— Лучший дружок, как так? — удивился я. — Если бы лейтенант Стручков на службу не являлся. Три дня. Мы бы забеспокоились, сослуживцы. Так, лейтенант?
— Угу, — отозвался тот, усаживаясь в кресло.
Квартира отражала принцип нашего времени: все барахло в дом. Безвкусная мебелишка, огромный, как иллюминатор атомной подводной лодки, телевизор, радиоаппаратура, два видеомагнитофона, несколько репродукций типа «Грачи прилетели» и пианино, используемое в качестве обеденного стола. Магнитофон ныл юношеским фальцетом о том, что «…ну вот и все. Не нужно мне с тобою быть. И день и ночь. Ну вот и все. Пора луне в осенних тучах скрыться прочь. Не нужно все. Прошу, не плачь. Не думал я, что разлюблю… А белый снег убил цветы…».
— У нас с Рафом сложные отношения, — ответил юнец, выключив музыкальные стенания. — А не такие, как, извините, у вас, сослуживцев.
— И что же это за отношения?
— А это не ваше дело, — с тихой ненавистью взвизгнул голубок. — Я отказываюсь отвечать на вопросы. Солдафонские, вот!
Я заинтересовался состоянием нашего собеседника. Нервным, как у двадцатилетней чухи в период первой беременности. От страха за себя и маленького, умненького головастика сей безмозглый инкубатор готов зубами рвать безразличный к её состоянию мир. Будто мир раздвинул ей ноги и вдул в парадную щель новую жизнь. Впрочем, в таких случаях все ясно. А вот какими переживаниями обременен юноша ещё утробного развития? Под песенное блеяние. С такими разговаривать по душам бесполезно, и пить коньячок тоже, они слишком заняты своим внутренним миром. И чувствами. К таким необходим неожиданный подход. Или притопить в унитазе. Или купить букетик маргариток.
— Утюг есть? — спросил я, решив пойти на крайние меры, чтобы попусту не терять времени.
— Есть, — удивился Евгений. — А зачем он вам?
— Здесь вопросы задаю я, — проговорил старший лейтенант Пронин в моем лице. — Где утюг?
— На кухне.
— Лейтенант Стручков, будьте добры, утюжок…
— Есть, — хмыкнул Никитин и отправился за бытовым предметом, удобным при разговорах с влюбленными романтиками.
Юноша не понимал наших действий и был весьма заинтригован. Что за новые методы у милиции? Советской (б). Утюжок, между тем, был принесен и подключен к розетке. Когда слюна лейтенанта Стручкова зашкварчала на гладком, матово отражающем действительность металле, я резким движением придушил несчастного, а вторым движением содрал с его седла удобные в этом смысле тренировочные штанишки. Понимаю-понимаю, что наношу психологическую травму юному организму, а что делать? Если они ничего не воспринимают, кроме теплого утюга.
Понятно, что жертва нашего произвола забилась в истерическом шоке, пытаясь высказать претензии методам ведения дружеской беседы. Но я её прервал аккуратным внушением:
— Ша, веди себя тихо, как в могиле. И отвечай на вопросы. Иначе прогладим твои вислые бейцалы, а это, как показывает практика, весьма неприятно. Для окружающих. Так пахнет паленым… Да, лейтенант Стручков?
— Угу, — сурово подтвердил тот, держа в боевой готовности остроносый предмет для глажки белья и нежных, как французские платки, щек и поп некоторых упрямцев.
Молодой герой понял, что пришло время раскаяния во всех смертных грехах. Что и говорить, не каждый комсомолец, пусть и бывший, выдержит пытку электронагревательным прибором. Нет, родные яйца все-таки ближе к телу, чем какие-то заоблачные принципы и убеждения. И через пять минут мы уже владели всей необходимой информацией. Для дальнейших действий. С утюгом наперевес.
А дело было проще пареной репы, если выражаться языком аграриев. Оказывается, у мальчиков была сумасшедшая, по гроб жизни, дуплетная любовь. С восьмого класса. О которой, разумеется, никто не подозревал. И все было прекрасно. И о! Какая была чудная поездка за золотыми яблоками в Иберию. Куда-куда, не поняли мы. Иберия — это древнее название Испании. Существует легенда, что за такими яблочками наведывался Геракл. Понятно, группа решила пойти по стопам греческого героя. А где ещё побывали любопытные школьники? Ах, в Севилье и Гранаде? И с кем там были встречи? Рафаэля? И его мамы?
— Не помню, — пожал плечами несчастный Евгений. — Там много встреч было. Нас встречали, как…
— …Геракла, — хмыкнул я. — И что же дальше? После поездки? Ничем таким сокровенным не делился товарищ?
— Не-е-ет, — поразмышляв, ответил юноша. — Не помню…
— Ладно, проехали, — отмахнулся я. Хотя странно: в одной койке — и без душевных откровений. Видимо, семейная тайна Ш. есть тайна государственного значения. — И что же дальше?
А дальше — два года счастливой любви. Но вот текущей весной что-то случилось. Рафаэль стал задумчив, рассеян, и его что-то глодало. Не новое ли увлечение? Эта страшная мысль извела Евгения до такой степени, что на днях он не выдержал и устроил дружку невероятную истерику. Пригрозив тому перерезать вены. Себе. На что Раф ответил жестоко: режь хоть горло. И ушел. Для Евгения это был удар, самые худшие предположения о неверности подтверждались. Чтобы убедиться в этом, потенциальный самоубийца попытался проследить за своей ветреной любовью. Да, у Рафаэля появилось новое увлечение. Верно, из богатеньких, импортных «активистов». Во всяком случае, уезжали любовники от сквера Большого театра на «Мерседесе-600». С дипломатическими номерами. На этих словах молоденький грешник разрыдался, как младенец, не получивший вовремя кусочек маминого вымени.
— А номера? Чьи номера? — был безжалостен я к его трепетным чувствам. — Не запомнил ничего?
— Н-н-нет, — хлюпал неудачник. — Не успел… Там такое движение… Я побежал и не успе-е-ел…
— М-да, — почесал я затылок. — И что будем делать?
— Н-н-не знаю, — страдал будущий чухан, которого станут презирать все. Даже параша.
Хотя спрашивал я Никитина — он же мент Стручков; впрочем, он тоже не знал, какие такие шаги предпринять. Не ловить же дипломатических бездельников на светских раутах? Обязательно случится международный скандал. Если мы явимся на торжественный прием с нашим вятским утюгом.
Конечно, можно покататься по вечернему городу, посещая все злачные места, где горн нижней трубы трубит сбор. По словам влюбленного ревнивца, центральные плешки гомосеков — это у фонтана перед Большим театром, возле памятника героям Плевны, в Александровском саду — «под звездами» и в туалетах аэровокзала. Понятно, что у каждого местечка свой колорит и своя аура любви. В сквере у Большого ищут духовного и телесного общения студенты театральных, хореографических училищ и прочих заведений, имеющих отношение к культуре и искусству. (ЗАСРАК — есть почетный знак специфической любви?) У разрушающегося колоколообразного памятника героям Плевны — место знакомства бобров из класса секс-меньшинства (которое, если дело так и дальше пойдет, уверенно превращается в большинство). У памятника царствует дей всех геев и блядей столицы Тетя Пава, знающий якобы все и обо всех. Что же касается параш аэровокзала, то там, как правило, случается любовь на лету. Любителей острых ощущений. То есть прощание с родиной для них происходит именно на (в) унитазных лепестках.
Вся эта новая для нас с Никитиным информация была кстати. Нет, я подозревал, да и знал, что существует некий параллельный мир, где во главе угла — труба. Однако не до такой же степени, господа цвета утренней морской волны. Харить себя и себе подобных — занятие полезное; хаш мех таится в ваших промежностях. Однако вам этого мало, вы хотите, чтобы весь мир покрылся светлой синюшностью тлена и мертвечины. Как я понимаю, нынче в холерическо-псевдодемократической среде мода появляться на светских раутах, презентациях, приемах в обществе хрупко-фарфорового и молоденького пидерочка-кочегара. Чтобы все видели — фарт на вашей стороне. Вы вне старой морали. Вне всех систем. Вы — хозяин положения. И жизни. Если можете позволить себе такой пир духа.
Что на это все можно сказать? Убогие вы все, весь ваш е'… род. Жалкие. Как бы вы ни тешили себя иллюзиями. И ни натягивали маскарадные, бронированные скафандры на свои буржуйские животики и на свои тренированные фуфло.
Жопа — она и в гробу жопа.
Прощаясь с юношей, постигающим азы жизни, любви и предательства, мы договорились: он ждет телефонного звонка, если вдруг нам понадобится, равно как и мы ждем от него своевременного сигнала при счастливых обстоятельствах. Словом, наша новая встреча возможна. Даже сегодня вечером. После театра имени реж. Романюка. Если мы туда прорвемся. В нижний партер.
Кстати, вспомнил я, утверждают, что на спектакли фривольного содержания ходил Рафаэль. Это так? Да, вздохнул с печалью и грустью бедный Евгений, поправляя тренировочные шаровары, мы так любили эти откровенные постановки… А есть ли у нас шанс отловить там подлого изменника?
— Не знаю, — развел руками Евгений. — Я его не чувствую. Раньше чувствовал. Даже на большом расстоянии. А сейчас… Как он мог так поступить?.. Неблагородно, подло, тихой сапой…
Мы с Никитиным переглянулись и поспешили на выход. Все эти интеллигентские сопли были выше наших сил. Во всяком случае, у меня возникло впечатление, будто я только что помылся вместе со случайной девушкой из USA в душе. Там мы баловались, пожирая один гамбургер на двоих. Затем gerls удалилась сушиться для дипломатического приема в посольстве Гватемалы, а я, оставшись один, заглотил… вместо гамбургера… кусок приторно-душистого мыла, которым только-только попользовалась в гигиенических целях моя милая подружка, забыв на обмылке жгутовые волосики своей любвеобильной (читать без первой буквы «о») плешки. Вот что значит случайные связи с представительницами чуждого нам мира, любительницами сандвичей в душе, орального секса в презервативе и идеальной чистоты в лохматушке…
Вот такие странные аллегории посетили меня после встречи с бедным, повторюсь, Евгением. Или Евгенией? Черт знает что, право. Чем больше живешь на свете, тем сильнее разочаровываешься в людишках. Человек — точно тропическая язва, бубонная чума, черная оспа на теле Природы. И нет спасения от него, всепоглощающей и всепобеждающей фекалии.
Я тоже принадлежу к роду человеческому. И поэтому с полным правом говорю столь категорически. Нет, я не лучше и не хуже других. Я такой же говнюк, как и все. Единственное, что меня отличает от многих, — я понимаю свое несовершенство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78


А-П

П-Я