В «Авесте» чрезвычайно широко распространены эпитеты, особенно, как и в устной народной поэзии, постоянные эпитеты, употребительны также плеоназмы («огни красные, пылающие» и т. п.). Находят в «Авесте» применение также такие стилистические фигуры, как анафора, рефрен, параллелизм, риторические вопросы, аллитерация, хиазм (например: «...избрал Лживый злодеяние, праведность избрал Священный дух») и т. п. Многочисленные анафорические введения характерны для многих яштов: в «Ардвисур-яште»: «Ты можешь восславить ради меня Ардвисуру Анахиту» (стихи 10, 12, 14, 16, 20, 24, 28 и т. д.); в «Михряште»: «Митру славим мы, обладающего широкими пастбищами...» и др. Анафора – наиболее распространенная фигура в «Авесте».Значительная часть «Авесты» (преимущественно гаты и яшты) метрирована. Некоторые исследователи довольно убедительно доказали, что старый текст «Авесты» (дошедший до нас в искаженном виде) был весь метрирован, подобно «Ведам», и (кроме гат) состоял из стихов в восемь слогов (иногда 10–12), то есть составлял в двустишии подобие шлоки в «Ведах».В поэтических фрагментах «Авесты» нет квантитативности (мерного чередования коротких и долгих слов), которая свойственна метрике стиха на языке фарой. Однако, кроме силлабики, следует в этих фрагментах отметить элементы тоники из-за ударений (повышений голоса) внутри строк, соответствующих грамматическому ударению (каждое слово – одно ударение).
Памятники периода перехода о древности к средним векам Закономерный процесс перехода от древности к средним векам и последующего развития литературы средневекового типа длился в ираноязычных литературах примерно шесть веков (III – VIII вв.) и имел следующие основные особенности: а) переход от античности к средневековью, в отличие от того, что происходило в культуре Запада, не сопровождался коренной сменой религиозной системы, а лишь изменениями внутри древнеиранской, зороастрийской религии в двух направлениях – догматическом (превращение в государственную религию Ирана) и еретическом (преимущественно в форме первоначального манихейства); б) в отличие от древней литературы, представленной лишь в виде литературно-художественных элементов в единственном памятнике письменности, «Авесте», написанной одним древнеиранским языком (авестийским), литература раннего средневековья является разножанровой и разноязычной (различные среднеиранские языки: среднеперсидский, парфянский, согдийский и др.). Дошедшие, в большинстве своем во фрагментарном виде, переводы произведений буддийской и христианской литературы не входят в понятие «древнвиранская литература».Все произведения литературы иранского средневековья пронизаны религиозной идеологией (так или иначе связанной с зороастризмом). Даже в немногочисленных произведениях светского характера весьма значителен религиозный элемент. Однако по степени выражения в литературных памятниках аристократически-жреческой или народной тенденций можно довольно определенно сгруппировать эти памятники в «две литературы»: «книжно-пехлевийскую», освященную авторитетом официальной, зороастрийской церкви, и «манихейскую» во многом выражавшую, в еретической форме, народные представления и чаяния. До нас дошла лишь часть многочисленных литературных памятников пехлевийской литературы, причем в основном в поздней редакции IX века (когда зороастризм, уступив место победившему исламу, стал религией гонимой), а из манихейской литературы – только фрагменты произведений (частично восстанавливаемых по переводам и изложениям на других, неиранских, языках).
* * * Пехлевийской («книжно-пехлевийской») литературой называется совокупность произведений письменности на языке, неточно именуемом «пехлевийским»,– ибо на самом деле язык этой литературы не «пехлевийский» (каким можно именовать парфянский), а среднеперсидский.По существу, оба среднеиранских языка – среднеперсидский и парфянский – являются довольно близкими друг другу диалектами: первый – юго-западным (области Фарса), второй – северо-восточным – (области Хорасана). Следует отметить, что некоторые памятники пехлевийской литературы были действительно первоначально составлены на «пехлевийском» (парфянском) языке, но последующими переписчиками «отредактированы» в нормах среднеперсидского языка и в таком именно виде дошли до нас.Произведения пехлевийской литературы, связанные еще с устной традицией,– жреческой, зороастрийской и народной, фольклорной,– творились авторами, выступавшими анонимно, как передатчики традиций, в период III–VII веков в мощном, относительно централизованном Сасанидском государстве, в двух центрах–Фарсе и Хорасане. После завоевания Ирана и Средней Азии войсками Арабского халифата, в период VIII–IX веков, составлялись компилятивные произведения, вобравшие в себя многие элементы предшествующего творчества и существенно переработанные зороастрийскими (парсийскими) жрецами с апологетическими целями. Некоторые произведения пехлевийской литературы, в частности, такие выдающиеся, как знаменитая обрамленная повесть «Калплак и Димнак» (среднеперсидский переработанный перевод "Панчатактры») и «Хватай-намак» («Книга о царях»), не дошли до нас в подлиннике, а лишь в переводах и изложениях на арабском языке. Первая из этих книг благодаря переводу стала источником мирового письменного басенного творчества (вплоть до басен Лафонтена и Крылова). Вторая книга стала важнейшим источником различных новоперсидских «Шах-наме» («Книга царей»), в том числе и бессмертной эпопеи Фирдоуси.В эпоху своего создания эта литература понималась в гораздо более расширительном смысле, чем позже, и отнюдь не сводилась к совокупности только литературно-художественных произведений.Феодальная идеология нашла свое наиболее полное выражение в таких памятниках, как «Денкард», этой энциклопедии позднего, канонизированного при Сасанидах, зороастризма. Резюме этой книги хорошо выражено в двух афоризмах: «Ты должен соблюдать нищенство, которое является лучшим из богатств для великих людей»; «Столбовая дорога – это религиозность, а обителью [будет] – рай». Важнейшим сводом, кроме «Денкарда», является сага «Бундахиши» («Первотворение»), сохранившаяся в двух вариантах: более полном «иранском» («Большой Бундахиши») и кратком «индийском». Это сочинение содержит изложение космогонических мифов и различных преданий и легенд, значительно дополняющих и поясняющих многие имена и обрывки упоминаний, встречающихся в «Авесте». Знакомое уже по гатам учение о жизненных эпохах приняло здесь форму догмата о четырех эрах по три тысячи лет в каждой, в течение которых происходит борьба Ормузда и Ахримана, заканчивающаяся к концу III эры разгромом Ахримана, очищением мира в расплавленном металле от скверны и наступлением IV эры – вечного блаженства для всех истинноверующих (то есть зороастрийцев). Мотивы бренности земного мира и упования на царство небесное пронизывают многочисленные дидактические произведения, например, «Советы Анупширвана»: «О люди, остерегайтесь грешить и будьте усердны в благодеяниях и презирайте мирские блага»; «Будьте приверженцами хорошей веры, за это вы удостоитесь рая».Художественный характер носят в полной мере произведения: как написанные первоначально на парфянском языке поэмы «Ядгар Зареран» и «Драхт асурик», так и на среднеперсидском – «Карнамаки Артахшери Папакан» («Книга деяний Ардашира, сына Папака») и поэма о шахматах («Шатрапг»).Первая поэма, «Ядгар Зареран» («Поэма о сыне Зарера»), по своему содержанию посвящеиа борьбе за веру, аа торжество зороастрийской религии. Однако это религиозное содержание передано в формах героического эпоса (в переработанном виде ее сюжет входит в эпопею <<Шах-наме>>).Поэма «Драхт асурик» («Ассирийское дерево») в большей мере, чем «Ядгар Зареран», сохранила следы фольклорного произведения.Отражает реальные исторические события «Книга деяний Ардашепра (Артахшера), сына Папака» об основателе Сасанидской империи, заполненная приключениями, авантюрами и тайнами, многим напоминающая, особенно в любовной линии, античный (эллинистический) роман.
* * * Манихейская литература связана с религией манихейства. Среди религий, в наибольшей мере претендовавших с начала нашей эры на роль мировых, универсальных, занимает свое значительное место наряду с христианством и буддизмом также манихейство. Его основоположником и был Мани (Манихей).Суть проповедуемой Мани универсальной религии, которая должна была, по его замыслу, заменить все остальные, состояла в признании того, что мир – это арена вечной борьбы светлого и темного начал, а назначением человека является помощь светлому началу для окончательного одоления зла. Манихейство вобрало в себя элементы гностицизма зороастризма, христианства и буддизма.Канон манихейской церкви включает в себя семь произведений, составленных самим Мани на арамейском (сирийском) языке, и тексты традиционной передачи его учения учениками. Из сирийских подлинников семи произведений Мани ничего не сохранилось, а выдержки, приводимые из них мусульманскими и христианскими авторами, обрывочны и кратки.Первое из этих семи произведений – «Евангелие Мани», состоит из двадцати двух глав, отрывки из которых сохранились на иранских языках (среднеперсидский и согдийский). Вторая книга – в персидской передаче названия известна как «Нийани зиндаган» («Сокровищница жизни»). Третья книга известна по китайскому названию как «Книга тайн», по восточноиранским источникам она также называлась «Разан» («Тайны»). Наконец, «Книга о гигантах» («Каван»). Остальные – это «Эпистолы», «Книга псалмов». Сообщение о семи великих произведениях всегда сопровождается сведениями об их богатом иллюстрировании рисунками (миниатюрами), известными под названием свода «Ардаханг» («Арджанг»). Традиция манихейства изложена в произведении, именуемом «Кефалая», дошедшем на коптском языке и – фрагментарно – на иранских языках. Вне канона известна книга учения, изложенная Мани для Шапура I Сасанида: «Шапухракан».Произведениям Мани присуща энциклопедическая ученость, и чтение их нуждается в комментариях. Он пытался охватить мифологические и научные, исторические и философские познания своего времени (космогония, география, алхимия, астрология, математика, ботаника, медицина и др.) и в буквальном смысле слова осветить их своей натурфилософией Света и приблизить к жизни человеческих масс своей практической этикой добра и человеколюбия: «Там, где нет любви, все деяния несовершенны»,– гласит дошедший до нас на согдийском языке афоризм пророка.Проповеди и молитвы Мани судя по дошедшим отрывкам глубоко лиричны, живописны и пересыпаны фольклорной мудростью. Часто поводом для них было какое-либо природное явление: восход солнца, гроза, покрытое облаками небо, набухание почек на деревьях, благодатный дождь. Это придает им привлекательную интимность и, в отличие от его трактатов, делает легко понятными и доходчивыми. Нередко прибегал он к поэтической форме.Несмотря на жестокие гонения со стороны зороастрийской и христианской церквей, манихейская религия широко распространялась сторонниками Мани, рассеявшимися по восточно-римским владениям, Средней Азии, Китаю, Палестине и др. На западе манихейские идеи оказались настолько живучими, что сохранились в антиклерикальных народных сектах средневековья: павликиане и мондракиты в Армении, богомилы в Болгарии, альбигойцы в Западной Европе. На востоке манихейство особенно распространялось среди согдийцев и в их колониях в Синьцзяне (Китайский Туркестан), а с VIII века стало государственной религией Уйгурской державы. Сочинения, созданные Мани, а также приписываемые ему, переводились на разные языки и сохранились фрагментарно на сирийском и мандейском, среднеперсидском и парфянском, согдийском, коптском, китайском и уйгурском языках.Свойственное манихейской проповеди не только Мани, но и его апостолов обильное уснащение фольклорными элементами – притчами, афоризмами, новеллами – говорит о том, что это были излюбленные жанры эпохи.Любил Мани и разные искусства (музыку, каллиграфию, живопись). По преданию, он сам был выдающимся художником и каллиграфом, как называли его, «чинским», то есть «китайским», точнее, «синьцзянским». Действительно, при раскопках в Синьцзяне обнаружена интересная манихейская живопись, стенная и миниатюрная. Название одного из упомянутых выше произведений Мани, «Арджанг», разукрашенного, по преданию, удивительными красочными иллюстрациями, стало в Иране и на всем Ближнем Востоке нарицательным именем для обозначения шедевра живописи. И. Брагинский Из «Авесты» Гаты Заратуштры «Ясна», 28. Моление о слове 1 С упоением молюсь,простираю к Мазде руки я,Чтобы Добрый дух Имеется в виду Ахура Мазда, окруженный сонмом благих духов, составляющих вместе с ним божественную семерицу «Амеша спента» («Бессмертно воздействующие», «Дарители», впоследствии "Святые"); здесь упоминаются: Арта, Вохумана, а также мать – Арматай (или Армаити) – «Благодетельная преданность». В настоящей гате сохранились отголоски распределения «обязанностей» между высшей троицей: у Ахуры Мазда – Слово, у Вохуманы – Мысль, у Арты – Дело.

спервапринял все, что приготовил я.С Артой радуются пустьВохумана и Душа быка (Дух быка или коровы) – благое существо, покровительствуемое Ахурой Мазда

!2 Мазда, Мудрый Властелин,Вохумане верно я служу,Дай мне оба мира в дар -мир вещей и также мир души!За служенье Арте дайвсе, что праведному следует!3 Вохумана, Дух скота,славлю рассудительность твою,Мазду с Артою пою,мать Арматай пусть придаст вам сил,Всех молю Вас об одном,чтоб на зов мой приходили вы!4 В Доме песнопения («Гаронмана») – место собрания божественной семерицы

Вохумане жизнь отдать готов,Пусть за все мои деласам Ахура мне воздаст сполна.А пока я жив, путемАрты – Правды поведу людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87