– Ишь, скачет, аки дух какой! – удивился Илья, уворачиваясь от кружащего по горнице бородача. – Так ведь и зашибет ненароком!
Мужик сердито жужжал, щелкал и носился, натыкаясь на стены, как огромный майский жук. В конце концов он налетел на Яромира, въехал ему головой в живот; богатырь охнул и отвесил мужику подзатыльник. Последнее снадобье оказалось самым действенным. Бородача унесло прямо на кровать. Он судорожно вздохнул и захрапел с гнусным собачьим прискулом.
– Притих! – обрадовался Муромец. – Отплясался. А ну-ка, братцы, посмотрим, что это за птица? – он перевернул мужика на спину и умело обшарил все карманы.
– Пусто! – разочарованно протянул он. – Э, нет! Вот тут что-то есть. – Он отогнул подкладку кафтана и вытащил сложенную пополам грамоту. На грамоте крупными золотыми буквами было выведено: «АУС-ВАЙС».
– Ба! Да тут не по-нашенски! – ахнул Илья. – Ну-ка, Алешка, ты ж немецкую мову разумеешь? Переведи!
Польщенный Попович покраснел от удовольствия, взял грамоту и прочел:
– «Удостоверение агента тайной канцелярии королевства Бивария. Сей бумагой удостоверяется личность графа Рокфора в том, что он является секретным агентом вышеупомянутой канцелярии и наделен чрезвычайными полномочиями. И. о. госсекретаря фон дер Шнапс».
– Вот так водитель-кочегар! – пробормотал Илья, разглядывая иноземную грамоту. – Ишь ты, важная птица! Агент, значит. Ну и куды занесло тебя, дедушка?
Дедушка не отвечал, развалив мохнатую пасть и дыша перегаром.
– Постойте, братцы! – Яромир, все это время разглядывавший мужика, сделал шаг назад. – А ведь я его видел, точно вам говорю, – он еще раз вгляделся в нахальную физиономию. – Все! Вспомнил! Он Миледю, в смысле – Ягу, на самодвижущейся карете подвозил. В Суждале это было! Там она с этим, бароном…
– Фон дер Шнапсом, – подсказал всезнающий Алеша Попович.
– Верно! – выдохнул Яромир. – Они тогда наследника задумали украсть!
Богатыри напряженно засопели.
– Ты ничего не напутал? – спросил Добрыня.
– Ничего!
– Нда, такую рожу не забудешь! – согласился Илья. – Ну, а к нам-то он зачем приперся?
– Это заговор, господа! – сказал Алеша Попович. – Колдунья что-то опять замышляет. Но на этот раз, похоже, против…
– Яромирки! – гаркнул Муромец.
– Нет, – покачал головой Попович, – против всех нас!
– Так его что, пришибить, что ли? – озадачился Яромир. Алеша Попович покачал головой, аккуратно сложил грамоту и вернул на место:
– Если мы его пришибем, Миледя поймет, что ее замысел не удался, и станет гадить из-за угла. Сделаем вид, что мы клюнули на ее удочку. А кстати, кто заказывал карету?
Друзья переглянулись. Никто не заказывал!
– Странно…
Яромиру это тоже показалось странным и подозрительным. Что за карета? Откуда? Задание настолько секретное, что Кощей строго-настрого запретил им отправляться днем. Только ночью. Даже грамоту особую дал. Так и называется: «Кромешная подорожная». С такой бумагой все пути открыты! А тут, выходит, и Миледя в курсе, и этот проклятый Рокфор! Ну что ж, зато и мы теперь в курсе, что они в курсе! А если пришибить настырную парочку, в самом деле!
– Эй, мужик! – Яромир сгреб храпящего Рокфора за шкирку и приподнял над кроватью:
– А ну, говори, зачем пришел!
– Пуркуа па? – проворковал мужик, не разлепляя глаз, и сладострастно вывалил язык.
– Тьфу ты, гадость какая! – обозлился Яромир. – Ну-ка, Илья, дай чесноку!
– Нет! – мгновенно пришел в себя мужик и обвис с руке Яромира. – Я на службе! Мне нельзя!
– И у кого ты, дедушка, на службе? – хищно осведомился Илья.
– У его высокопревосходительства, великого канцлера! – гаркнул мужик. – Водитель-кочегар Пахом, спецгараж номер девять. Послан доставить вас до места назначения!
Яромир испытал жгучее желание немедленно выбить агенту зубы, но только вздохнул и откашлялся:
– Ну, тогда веди нас, дедушка, к своей карете!
– А почему вы меня называете дедушкой? – неожиданно обиделся Пахом. – Я мужчина в полном расцвете сил!
– Дедушка, дедушка! – поправил его Яромир и саданул мужика о бревенчатую стену.
– Квак! – произнес Пахом, попытался подняться, но схватился за поясницу и встал на четвереньки.
– Вот теперя – точно дед! – обрадовался Илья и выпихнул мужика за дверь. – Иди, заводи свою тачку!
Пахом кубарем прокатился по земле, вспахал носом свежую травку, вскочил и, кренясь на правый бок, бросился к карете.
Друзья вышли из терема в густую пахучую темь. Высоко в небе висел тонкий серпик луны. Оглушительно гремели кузнечики. Этот стрекот рассыпался повсюду и, казалось, блестел в воздухе, как мелкая морозная пыль. На другой стороне улицы стояла самодвижущаяся карета, из высокой трубы струйкой поднимался белесый дымок. Очевидно, Пахом уже развел пары.
– Карета Миледи! – ахнул Яромир. – Точно, она!
– Вот и прокатимся! – прогудел Илья. – С ветерком! Эх, ни разу на пароездах не катался! – Он сделал шаг вперед и остановился. В карете шумно завозились, послышался жалобный писк и вслед за этим сосредоточенное, вдумчивое хрумканье. Впрочем, хрумканье продолжалось недолго.
– Чеснока, гад, нажрался! – завопил кто-то истошным голосом. – Все, братцы, каюк!
Вслед за этим дверца повозки распахнулась, из темного нутра вывалились два дымящихся вампира и ломанулись в ближайшие кусты. Яромир озабоченно заглянул внутрь. На сиденье лежал и охал дед Пахом.
– Совсем ногу отъели упыри проклятые! – стонал он, ухватившись руками за прокушенный сапог. – Ох, матушки, сил моих нет! Ох, больно!
– Ну, что он там? – поинтересовался Илья.
– А его упыри за ногу тяпнули! – радостно доложил Яромир. – Это ты хорошо придумал, что чесноком его накормил. Иначе бы схарчили вчистую!
– А по мне, хоть бы и схарчили, – нахмурился Муромец. – А ну, волчья сыть, кончай притворяться, иначе в котел засуну! – прикрикнул он на Пахома.
Яромир принял слова Муромца за красивую поэтическую метафору, но, заглянув в глубь кареты, и в самом деле узрел котел, светящийся таинственным малиновым светом.
– Так он туда не поместится, – усомнился Яромир.
– Утрамбую! – мрачно пообещал Илья. Яромир тут же перестал сомневаться. Пахом тоже. Он сел на сиденье, жалобно приподнял одну ногу, потом другую.
– Вот! Один сапог начисто сожрали, другой прокусили. Вместе с ногой!
– Самого не съели, и ладно! – вконец рассердился Илья. – Давай, заводи свою колымагу, поехали!
Через пять минут карета окуталась дымом и, гремя, как пустая бадья, покатилась к городским воротам.
Возле ворот, как всегда, тусовались стрельцы. Чадили дымные факелы, в железной плошке догорали дрова. Мрачный кумарский повар, ревниво подрагивая усами, принюхивался к дыму:
– Мало дрова! Шашлик савсэм блэдный будет. Нада еще полешка! – Он подбросил в огонь пару поленьев и запрыгал, раздувая огонь. Стрелец, посверкивая булатной полонежской саблей, стругал на мелкие кусочки знатного индюка. Рядом на скамейке сидел Блудослав и, жадно затягиваясь, курил свернутую из папира цигарку. Увидев вынырнувшую из темноты карету, он испугался, просыпал тлеющий табак себе в голенище и, матерясь, стал изображать бег на месте.
– Карета его высокопревосходительства! – гаркнул кочегар Пахом, высунувшись из окна, и тут же получил по зубам.
– Врешь, собака! У его превосходительства другие номера!
– Вяжи его, братцы, это разбойник Жужа!
Богатыри поняли, что пора вмешаться. Илья пинком высадил дверь кареты и спрыгнул на землю. При виде богатыря стрельцы попытались слиться с темнотой. На слабо освещенном пятачке остались только кумарский повар и Блудослав. Кумарец мгновенно понял, что надо делать. С непостижимой ловкостью он нанизал мясо на шампуры и положил на угли. Повалил удушливый дым, запах горелого жира коснулся ноздрей богатыря. Огромный кулак, вознесенный над Блудославом, дрогнул, но не опустился. Илья Муромец повернулся к повару:
– Это что, мясо? Небось опять собачатина?
Кумарин расцвел, словно встреча с богатырями была мечтой всей его жизни:
– Зачем абижаешь, дарагой! Эксклюзивный индейка! Сматри, какой крылышко! Персик, а не крылышко! Скушай, дарагой, нэ обижай! Дэдушкой клянусь, лючи меня шашлик никто не жарит!
– А вот мы проверим! – все еще насупившись, пообещал Илья и взял все четыре шампура сразу. Три отдал друзьям, один оставил себе. Богатыри дружно захрустели плохо прожаренной индейкой. Кумарец обреченно уставился на Илью. Но богатырь неожиданно улыбнулся, расправил усы и погладил повара по гладко выбритой шишковатой голове:
– Как тебя зовут? Вася?
– Я нэ Вася, я Эдик! – скромно потупился кумарин.
– Молодец, Эдик, вот тебе богатырский пряник! – Муромец вынул из-за пазухи печатный пряник и протянул его повару. – Отведай нашего, тоже небось понравится!
Печатный пряник перекочевал в мохнатую лапку Эдика. Эдик уставился на произведение кулинарного искусства, не зная, что с ним делать.
– Да ты отведай, не бойся! – ласково посоветовал Илья. Кумарин вздохнул, расправил усы, чтоб не мешали, сунул пряник в рот и сомкнул челюсти. Послышался хруст. Кумарин вытаращил глаза, вынул пряник и внимательно осмотрел его. Из пряника торчали четыре длинных кумарских зуба.
– Вай! – прошептал Эдик, ощупывая пальцем оставшиеся обломки. – Бахыт компот?
– Кергуду! – сурово поправил его Илья. – Это тебе на память о встрече. Чтоб не забывал, значит. А насчет зубов не расстраивайся. Найдешь Петровича, он тебе стальные вставит. Вот тебе золотой!
– С этими словами Илья сунул Эдику большой багдадский динар и повернулся к Блудославу:
– А ты что замер, али не знаешь, что по государевым делам едем? А ну, открывай ворота!
– А вот фигушки! – прохрипел Блудослав, пытаясь привести в движение онемевшие от страха ноги. – А может, вы вороги окаянные? Может, оборотни лихие? Где подорожная грамота? Муромцу стало обидно:
– Не веришь, значит. Пацаны, он нам не верит!
– Может, сыграем? – Добрыня вылез из кареты, разминая могучие плечи. Вслед за ним показались Яромир и Алеша Попович.
– Значит, грамоту тебе? – продолжал наседать на командира стрельцов Илья Муромец. – Вот тебе грамота! – он поднес к носу Блудослава огромный кукиш. – Такой видел?
– Нет! – честно признался Блудослав.
– Ну, так и не смотри, а то сна лишишься, – Илья легонько развернул Блудослава вокруг своей оси. – Присядь-ка, а то, боюсь, плохо будет.
– Грамоту! – прохрипел Блудослав, но тем не менее послушно раскорячился. – Я буду жаловаться Коще…
– Шмяк! – это сапог Ильи поддел командира стрельцов под седалище и перекинул его Яромиру. Яромир принял передачу головой, посылая Блудослава Алеше Поповичу и Добрыне. Два богатырских сапога взлетели одновременно, принимая пас и отправляя Блудослава в сторону ворот. Со скоростью пушечного ядра командир стрельцов ударился в воротные створки, распахнул их и улетел в темноту. В следующую секунду послышался мокрый шлепок, кто-то завизжал тонким старушечьим голосом, кто-то сочно выматерился, и все стихло.
– Через пару минут Блудослав вернулся. Он шел, осторожно передвигая ногами и обеими руками держась за мягкое место.
– Ироды! – произнес он с невыразимым упреком. – Из-за вас какую-то бабку пришиб!
– Ну что, нужна грамота? – сурово спросил Илья.
– Все равно нужна! – набычился Блудослав.
– Наш человек! – оттаял Илья. – Ну, так вот тебе грамота, читай! – он сунул под нос Блудославу «Кромешную подорожную». Тот зашевелил губами, с трудом постигая написанное.
– Порядок! – наконец шепнул он и лег пластом.
– А я что говорил? – Илья Муромец пожал плечами. – Поехали, братцы! А ты, Пахом, это… смотри, там какая-то бабка лежит. Не задави ее дополнительно! Старушку и так, видать, прибили!
6.
Дормидонт, Великий князь Лодимерский, лежал на лавке, скрестив на груди пухлые ручки и задрав кверху пшеничную бороду. Короткое пламя свечи бросало на Дормидонта дрожащий трагический свет. На полу лежала здоровенная книжища в кожаном переплете. Толстые страницы дыбились и распирали книжку изнутри, словно населяющие ее герои хотели вырваться на свободу. В тереме было тихо, только издалека, с верхнего яруса доносились неразборчивое девичье бормотание и чей-то восторженный бас: «Это чей такой животик? А ножка чья? А это что у нас такое, черненькое…»
За дверью послышались вкрадчивые, подхалимские шаги, и через минуту в горницу заглянула завитая голова с круглыми глупыми глазами и по-лакейски загнутыми вверх усиками. Голова сладостно улыбнулась и паточным голосом произнесла:
– А не желает ли ваше величество отведать рахат-лукумчика? А шакир-чурекчиков не хочет ли откушать? Есть бухалово из Бухарин – по-ихнему шербет!
С минуту голова вслушивалась и вглядывалась в полутьму. Обычно в ответ раздавалось: «Давай, Ульрих, тащи, да побольше!» Реже: «Уйди, сволочь, не видишь, мы с царицей заняты!» И совсем уж редко звучало загадочное: «Ты есть хто? Тварь дрожащая или право имеющий? Альзо шпрах Заратуштра!»
Каждый раз, услышав такое, лакей Ульрих на цыпочках уходил к себе в каморку, съедал от волнения весь рахат-лукум и предавался размышлениям о свойствах человеческой души.
Но сейчас ответа не последовало. Ульрих сделал шаг вперед и ахнул. Вот он, царь-надежа! Лежит, аки младенец, ручки на груди, головка задрана, и бороденка так жалобно торчит! Ульрих облился холодным потом и попятился. Захлопнул дверь, привалился к ней спиной и только тогда взвыл с паскудным надрывом, перемежая всхлипывания жеванием рахат-лукума:
– Помер царь-батюшка! Скончалси!
– Что ты мелешь, дура-лошадь?! – из темной ниши выдвинулся стрелец, дыхнул на нежного Ульриха луковым перегаром. – Спит небось государь!
– А ты сам погляди! – зашептал Ульрих. – Лежит как полено, и книжка на полу. До смерти зачитался, соколик!
Услышав такие слова, стрелец переложил бердыш в левую руку, а правой заехал Ульриху прямо в зубы:
– А вот тебе за государя, вша позорная!
Отняв у лакея рахат-лукум, стрелец заглянул в горницу. Затем осторожно прикрыл за собой дверь, вдумчиво доел восточное лакомство и бросился к Кощею.
Великий канцлер сидел за фамильным столом из черного дерева и с интересом рассматривал стоящего перед ним человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37