https://wodolei.ru/catalog/mebel/na-zakaz/
– Увидишь Хоторна на публике… Кстати, Джини, ты сегодня выглядишь чертовски хорошенькой. Непривычно видеть тебя в платье.
Говоря это, он посмотрел на ее ноги. Заметив это, Джини отодвинулась от него на несколько сантиметров. Машина замедлила ход. Дженкинс снова уставился в окно.
– О, Господи, только не это! Твою мать!
Около перекрестка Кингсвей и Ковент-Гарден им внезапно пришлось остановиться. Впереди них, через крыши стоявших в пробке машин, Джини увидела полицейские автомобили с вращающимися мигалками. С черепашьей скоростью они приближались к центру этой свалки. Полицейские уже расставляли ограждения. Все машины направляли в объезд. Вдалеке завыла сирена.
– Чертова ИРА! – выругался Дженкинс. Наклонившись вперед, он открыл окошко в стеклянной перегородке. – Попробуй побыстрее, Крис. Срежь дорогу через Гарден и поезжай вниз, мимо оперного театра.
– Я так и хочу, сэр. Да и все остальные тоже.
– Тогда прояви изобретательность, – огрызнулся Дженкинс. – За это тебе и платят. Я не собираюсь опаздывать.
Ужин в «Савое» был грандиозным. Его проводили в Речном зале, и, как прикинула Джини, гостей было не меньше трех сотен.
Меры безопасности были предприняты самые тщательные. Сначала Джини решила, что это связано с новым витком террористических угроз, но у Дженкинса было достойное объяснение.
– Ковбои из Дублина тут ни при чем, – категорично заявил он. – Мелроуз сказал мне, что с самого начала все планировалось именно так. Этим мы обязаны присутствию Джона Хоторна.
С этими словам Дженкинс обвел рукой зал и входные двери. Каждый гость должен был предъявить специальный пропуск, который самым внимательным образом изучался. Когда у входа оказались они сами, маленькая вечерняя сумочка Джини была открыта и тщательно обыскана.
– Может, мне и карманы вывернуть? – угрожающе спросил Дженкинс.
– В этом нет необходимости, сэр, – ответил вежливый американец. – Подставьте только руки под этот сканер и переверните их. Благодарю вас, сэр. Теперь вы, мэм.
Джини подставила руки под прибор размером с переносной телефон. Лившееся из него голубоватое свечение сначала залило ее ладони, а затем тыльную сторону рук.
Николас взял ее под локоть, и они вместе прошли сквозь невзрачный прибор, установленный на небольшом возвышении прямо в дверном проходе. В кармане у Дженкинса оказались ключи, и раздался сигнал тревоги. Вежливо, но непреклонно его попросили пройти за стоявшую неподалеку ширму. Он вышел оттуда пунцового цвета и в течение следующих тридцати минут бушевал по поводу устроенного ему обыска.
– Сканер! – язвительно бросал он направо и налево. – Хорош сканер! Уж поверьте, эти цэрэушники ощупали меня с ног до головы, даже яйца. Потрясающие сексуальные ощущения! Я не получал такого наслаждения уже много лет!
Как и ожидала Джини, зал блистал знаменитостями и сильными мира сего. На возвышении, поодаль от того места, где сидели они с Дженкинсом, Джини насчитала четырех министров, несколько газетных магнатов, включая Мелроуза, несколько знаменитых тележурналистов, главу Управления независимого вещания и не менее четырех редакторов ведущих лондонских газет. Когда последних заметил Дженкинс, на его физиономии появилось кислое выражение.
– Что там делает этот напыщенный болван из «Таймс»? И этот шотландский алкоголик? Великолепно! Просто великолепно! Ну спасибо тебе, Мелроуз!
Дженкинс принялся яростно крошить лежавшую слева от него булочку. Повернувшись к Джини спиной, он завел разговор с женщиной, сидевшей рядом с ним.
– Правильно. Уже поднялся на сто тысяч и продолжает расти… – донеслись до Джини его слова.
Она снова сосредоточилась на тех, кто сидел во главе стола. Джона Хоторна усадили посередине, а слева и справа от него были Мелроуз и председатель совета директоров Би-би-си. Женщин там не было, и Хоторн был, наверное, лет на десять моложе всех сидевших рядом с ним.
Рядом с могущественными, но стареющими мужчинами, окружавшими посла, Хоторн выглядел полным сил, молодым человеком. Выступления, которые ожидались чуть позже, должны были показать по телевидению, поэтому освещение в зале было необычно ярким. Лица приглашенных в свете «юпитеров» казались неестественно белыми, и из-за этого сопровождающие Хоторна мужчины выглядели бледными и уставшими. Но только не он сам. «Впрочем, – подумала Джини, – посла могли и загримировать для выступления перед телевизионной камерой». Если так, то гример был весьма умелым. Хоторн выглядел еще более загорелым и подтянутым, нежели всегда. Загар подчеркивал синий цвет его глаз и белозубую голливудскую улыбку.
А где же охрана? Джини стала исследовать глазами зал. Слева от возвышения она видела официантов и команду телевизионщиков. Чуть ближе к Хоторну стояли помощник режиссера в наушниках и два звукооператора… И тут Джини увидела их. Прямо за возвышением стоял тот, кого звали Мэлоун, а по другую сторону – еще двое. Одним из них был Фрэнк Ромеро, второго она никогда прежде не видела.
Джини видела, как Ромеро обернулся, оглядел зал, взглянул на посла, а затем подошел к одному из официантов и что-то ему сказал. Тот кивнул и исчез. Тогда Фрэнк Ромеро сделал уже знакомый девушке жест: он поднял руку и пробормотал что-то в свой манжет. На таком расстоянии крохотный микрофон разглядеть было невозможно. Ромеро опустил руку, еще раз быстро и внимательно оглядел помещение, а затем подошел к одному из столов возле помоста и, наклонившись, стал что-то шептать на ухо сидевшему там седовласому мужчине.
Джини не верила глазам. Их разделяло примерно пятнадцать метров, мужчина сидел к ней лицом, и ошибиться было невозможно. Это был отец посла, С.С.Хоторн. Он внимательно выслушал Ромеро и что-то ответил. Ромеро мягкой поступью отошел в сторону.
Джини задумалась. Хоторн говорил ей, что отец должен прилететь на его день рождения, на прием, до которого оставалась еще целая неделя. Девушка была уверена, что именно так он ей и сказал. И ни словом не обмолвился о том, что отец приезжает заранее.
Странно. Джини еще раз обвела глазами зал. Гостей было слишком много. Она не была уверена, но ей показалось, что Лиз Хоторн среди них нет. Значит, жена отсутствует, а отец здесь… Что бы это значило?
Джини перевела взгляд обратно на С. С. Хоторна. Теперь она увидела, что он сидит в кресле-каталке. Старик был погружен в беседу с дамой рядом с ним и выглядел значительно моложе своих лет. Как и его сын, он излучал уверенность и бодрость. Он до сих пор выглядел мужественным и энергичным. Если бы Джини не знала, что через год ему стукнет восемьдесят, она вряд ли дала бы этому человеку больше шестидесяти пяти.
– Великий Маг, – сказал мужчина слева от нее. Джини чуть не подпрыгнула от неожиданности. Обернувшись, она поняла, что сосед проследил за ее взглядом и тоже смотрел на С.С.Хоторна. Она посмотрела на него, и он улыбнулся. Невысокий американец лет сорока, с рано поседевшими волосами. Он взглянул на карточку гостя, лежавшую перед Джини, и прочитал:
– Женевьева. Так, значит, вы дочка Сэма? Увидев вас, я в это не поверил. Когда мы встречались в последний раз, вам, дайте-ка я подсчитаю, было годика четыре или пять. – Мужчина протянул ей руку. – Вы меня, разумеется, помнить не можете. Я Джейсон Стейн.
– Боюсь, нашу встречу я действительно не помню, но имя ваше мне хорошо известно. Вы из «Нью-Йорк таймс»?
– Совершенно верно. Теперь я возглавляю наше отделение в Лондоне. Искупаю грехи, – усмехнулся он. – Приятно встретиться с вами опять. А теперь скажите, – понизил он голос, – что это вас так заинтересовало в Великом Маге? – кивнул он в сторону С.С.Хоторна.
– Это вы его так назвали – Великим Магом? Стейн смерил ее любопытным взглядом.
– Это одно из его прозвищ. Самое известное. Джини повернулась в сторону старого американца.
В этот момент С.С.Хоторн поднял голову и окинул их стол внимательным взглядом своих синих глаз. Джини быстро отвернулась.
– Да ничего меня особенно не заинтересовало, – ответила она Стейну. – Просто любопытно, вот и все. Я много читала о нем, а вот видеть не приходилось.
– Интересно, какого черта он притащился в Лондон? – Стейн тоже отвел взгляд от стола, где сидел С.С.Хоторн. – В последнее время он редко выползает из дома. По крайней мере, мне так рассказывали.
– Может, он прилетел сюда, чтобы сыграть роль гордого отца? Джон Хоторн приглашен сюда, чтобы выступить с речью, а это не такое уж малое событие.
– Событие? – Стейн небрежно отмахнулся от Джини. – Да Хоторн выступает по три раза в неделю на сборищах не менее торжественных и громких, чем это. Для него это пустяк. Но вы все равно послушайте. Хоторн выступает отлично, он их всех заставит есть у него с руки.
– Этих-то? – с сомнением осмотрелась вокруг себя Джини. – Тут слишком много журналистов, а это не самая легкая аудитория.
– Подождите, сами увидите. – Стейн подождал, пока один официант убирал с их стола грязные тарелки, а второй наливал вино. Указав на бокалы, журналист улыбнулся. – Если хотите, можете назвать меня циником, но я заметил одну закономерность: на приемах, где выступает Хоторн, всегда подают очень хорошее вино, причем в большом количестве. Гораздо больше, нежели обычно. Отведайте этот кларет, и вы поймете, о чем я говорю.
Джини последовала совету. Кларет был выше всяких похвал. Она тоже улыбнулась.
– Да будет вам, ведь этот прием устроил не Хоторн…
– Ага, значит, не верите? Тогда смотрите. – Он поднял свой бокал с кларетом. – В большинстве случаев, когда так много гостей и официанты перенапрягаются, они ставят бутылки прямо на столы, чтобы гости сами наливали себе вино, верно? Обычно на такой стол, как наш, за которым сидит восемь человек, ставят четыре бутылки, а если очень повезет, то пять. – Джини взглянула на шеренгу бутылок, выстроившуюся в центре стола возле вазы с цветами. Их было восемь. – А теперь смотрите. – Стейн осушил свой бокал до дна, поставил его на стол, но не сделал даже движения, чтобы налить себе еще. – Даю им тридцать секунд, – сказал он, взглянув на часы. – Я подметил это несколько лет назад, когда сопровождал Хоторна в поездке по стране во время его избирательной кампании. Думаю даже поделиться этими наблюдениями со своими читателями, – улыбнулся он. – Исследования времени и движений. «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»… Ага!
Рядом с ним материализовался официант, разливавший вино. Он наполнил бокал Стейна и два других, стоявших на столе. Затем убрал пустую бутылку и поставил на ее место полную.
– Секунда в секунду, – восхитилась Джини.
– А что я вам говорил! Теперь вы знаете одну из причин, почему речи Джона Хоторна на мероприятиях, подобных этому, всегда пользуются таким успехом. Он не упускает из виду даже малозначительные на первый взгляд детали. Что ж, – пожал плечами журналист, – это тоже кое-что говорит о человеке.
– Расскажите мне, каким был Джон Хоторн во время своей избирательной кампании, – попросила Джини. – И какую из его кампаний вы освещали?
– Две. Я освещал его первую кампанию по избранию в сенат. Это было примерно шестнадцать лет назад. И потом я освещал последнюю, когда в девяносто втором казалось, что он начинает борьбу за президентское кресло от демократической партии. Бог знает, сколько часов я провел в самолете. И должен вам сказать, что его методы не изменились. Они поистине впечатляющи, как, впрочем, и его выносливость. Джон Хоторн может спать по три часа в сутки, клянусь вам. Через три дня поездки с ним меня шатало, как пьяного, но только не его. Рассвет только пробивается, мы на каком-то Богом забытом аэродроме в какой-нибудь дыре, а Джон Хоторн свеж, как утренняя маргаритка, в окружении помощников и аборигенов, и все – уже на взводе и рвутся в бой.
Пока официанты подавали второе, Джини молчала, а потом, с любопытством посмотрев на Стейна, переспросила:
– Аборигенов?
– Местные тузы, чиновники с предприятий, те, кто организует сбор пожертвований, представительницы женских организаций, шишки из местной полиции… – Стейн пожал плечами. – Все, с кем он встречается в этот день. Помощники заранее подразделяют их на категории. Например, те, кто отнесен к пятой категории, могут рассчитывать на то, что Хоторн уделит им пять минут своего драгоценного времени, а…
– А первая категория может рассчитывать только на одну минуту?
Стейн рассмеялся.
– Совершенно верно. Но Хоторн может обеспечить себе голос и за полминуты, – так всегда говорили его помощники. Умелое рукопожатие, правильно заданные вопросы, небольшой выброс обаяния. Хоторн всегда бывает заранее обо всем проинформирован и подготовлен.
– А какими могут быть эти вопросы? Это ведь наверняка не так просто…
– Слушайте, – начал Стейн, – Хоторн никогда не встречается ни с кем из тех, кто ему нужен, не узнав предварительно, виделся ли он с этим человеком раньше, сколько у него детей, за какую футбольную команду он болеет, живет ли у него в доме кошка или собака, какую, черт побери, кашу он ест по утрам и так далее. Помощники заранее печатают для него всю эту информацию. У Хоторна потрясающая память, я другого такого не видал. Он все читает и запоминает по дороге – в машине или самолете. И такой метод распространяется на всех – от пахарей до президентов банков. Помощники Хоторна называют это ОКД.
– ОКД?
– «Обаяние кумулятивного действия».
Джини молча обдумывала услышанное. Она почти не ела, хотя еда была прекрасной, и не пила. Не обращая внимания на то, что происходит в зале, она начала понимать, как она заблуждалась относительно своей беседы с Хоторном на вечеринке у Мэри. Паскаль был прав. «Обаяние кумулятивного действия, – подумала она. – И я тоже пала его жертвой».
Джейсон Стейн отвернулся и разговаривал с женщиной, сидевшей по другую сторону от него, а Николас Дженкинс продолжал игнорировать Джини. Девушка не имела ничего против подобной изоляции, которая, по крайней мере, давала ей возможность подумать. Когда официант убрал стоявшие перед ней тарелки и стал подавать десерт, к ней вновь с улыбкой повернулся Джейсон Стейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Говоря это, он посмотрел на ее ноги. Заметив это, Джини отодвинулась от него на несколько сантиметров. Машина замедлила ход. Дженкинс снова уставился в окно.
– О, Господи, только не это! Твою мать!
Около перекрестка Кингсвей и Ковент-Гарден им внезапно пришлось остановиться. Впереди них, через крыши стоявших в пробке машин, Джини увидела полицейские автомобили с вращающимися мигалками. С черепашьей скоростью они приближались к центру этой свалки. Полицейские уже расставляли ограждения. Все машины направляли в объезд. Вдалеке завыла сирена.
– Чертова ИРА! – выругался Дженкинс. Наклонившись вперед, он открыл окошко в стеклянной перегородке. – Попробуй побыстрее, Крис. Срежь дорогу через Гарден и поезжай вниз, мимо оперного театра.
– Я так и хочу, сэр. Да и все остальные тоже.
– Тогда прояви изобретательность, – огрызнулся Дженкинс. – За это тебе и платят. Я не собираюсь опаздывать.
Ужин в «Савое» был грандиозным. Его проводили в Речном зале, и, как прикинула Джини, гостей было не меньше трех сотен.
Меры безопасности были предприняты самые тщательные. Сначала Джини решила, что это связано с новым витком террористических угроз, но у Дженкинса было достойное объяснение.
– Ковбои из Дублина тут ни при чем, – категорично заявил он. – Мелроуз сказал мне, что с самого начала все планировалось именно так. Этим мы обязаны присутствию Джона Хоторна.
С этими словам Дженкинс обвел рукой зал и входные двери. Каждый гость должен был предъявить специальный пропуск, который самым внимательным образом изучался. Когда у входа оказались они сами, маленькая вечерняя сумочка Джини была открыта и тщательно обыскана.
– Может, мне и карманы вывернуть? – угрожающе спросил Дженкинс.
– В этом нет необходимости, сэр, – ответил вежливый американец. – Подставьте только руки под этот сканер и переверните их. Благодарю вас, сэр. Теперь вы, мэм.
Джини подставила руки под прибор размером с переносной телефон. Лившееся из него голубоватое свечение сначала залило ее ладони, а затем тыльную сторону рук.
Николас взял ее под локоть, и они вместе прошли сквозь невзрачный прибор, установленный на небольшом возвышении прямо в дверном проходе. В кармане у Дженкинса оказались ключи, и раздался сигнал тревоги. Вежливо, но непреклонно его попросили пройти за стоявшую неподалеку ширму. Он вышел оттуда пунцового цвета и в течение следующих тридцати минут бушевал по поводу устроенного ему обыска.
– Сканер! – язвительно бросал он направо и налево. – Хорош сканер! Уж поверьте, эти цэрэушники ощупали меня с ног до головы, даже яйца. Потрясающие сексуальные ощущения! Я не получал такого наслаждения уже много лет!
Как и ожидала Джини, зал блистал знаменитостями и сильными мира сего. На возвышении, поодаль от того места, где сидели они с Дженкинсом, Джини насчитала четырех министров, несколько газетных магнатов, включая Мелроуза, несколько знаменитых тележурналистов, главу Управления независимого вещания и не менее четырех редакторов ведущих лондонских газет. Когда последних заметил Дженкинс, на его физиономии появилось кислое выражение.
– Что там делает этот напыщенный болван из «Таймс»? И этот шотландский алкоголик? Великолепно! Просто великолепно! Ну спасибо тебе, Мелроуз!
Дженкинс принялся яростно крошить лежавшую слева от него булочку. Повернувшись к Джини спиной, он завел разговор с женщиной, сидевшей рядом с ним.
– Правильно. Уже поднялся на сто тысяч и продолжает расти… – донеслись до Джини его слова.
Она снова сосредоточилась на тех, кто сидел во главе стола. Джона Хоторна усадили посередине, а слева и справа от него были Мелроуз и председатель совета директоров Би-би-си. Женщин там не было, и Хоторн был, наверное, лет на десять моложе всех сидевших рядом с ним.
Рядом с могущественными, но стареющими мужчинами, окружавшими посла, Хоторн выглядел полным сил, молодым человеком. Выступления, которые ожидались чуть позже, должны были показать по телевидению, поэтому освещение в зале было необычно ярким. Лица приглашенных в свете «юпитеров» казались неестественно белыми, и из-за этого сопровождающие Хоторна мужчины выглядели бледными и уставшими. Но только не он сам. «Впрочем, – подумала Джини, – посла могли и загримировать для выступления перед телевизионной камерой». Если так, то гример был весьма умелым. Хоторн выглядел еще более загорелым и подтянутым, нежели всегда. Загар подчеркивал синий цвет его глаз и белозубую голливудскую улыбку.
А где же охрана? Джини стала исследовать глазами зал. Слева от возвышения она видела официантов и команду телевизионщиков. Чуть ближе к Хоторну стояли помощник режиссера в наушниках и два звукооператора… И тут Джини увидела их. Прямо за возвышением стоял тот, кого звали Мэлоун, а по другую сторону – еще двое. Одним из них был Фрэнк Ромеро, второго она никогда прежде не видела.
Джини видела, как Ромеро обернулся, оглядел зал, взглянул на посла, а затем подошел к одному из официантов и что-то ему сказал. Тот кивнул и исчез. Тогда Фрэнк Ромеро сделал уже знакомый девушке жест: он поднял руку и пробормотал что-то в свой манжет. На таком расстоянии крохотный микрофон разглядеть было невозможно. Ромеро опустил руку, еще раз быстро и внимательно оглядел помещение, а затем подошел к одному из столов возле помоста и, наклонившись, стал что-то шептать на ухо сидевшему там седовласому мужчине.
Джини не верила глазам. Их разделяло примерно пятнадцать метров, мужчина сидел к ней лицом, и ошибиться было невозможно. Это был отец посла, С.С.Хоторн. Он внимательно выслушал Ромеро и что-то ответил. Ромеро мягкой поступью отошел в сторону.
Джини задумалась. Хоторн говорил ей, что отец должен прилететь на его день рождения, на прием, до которого оставалась еще целая неделя. Девушка была уверена, что именно так он ей и сказал. И ни словом не обмолвился о том, что отец приезжает заранее.
Странно. Джини еще раз обвела глазами зал. Гостей было слишком много. Она не была уверена, но ей показалось, что Лиз Хоторн среди них нет. Значит, жена отсутствует, а отец здесь… Что бы это значило?
Джини перевела взгляд обратно на С. С. Хоторна. Теперь она увидела, что он сидит в кресле-каталке. Старик был погружен в беседу с дамой рядом с ним и выглядел значительно моложе своих лет. Как и его сын, он излучал уверенность и бодрость. Он до сих пор выглядел мужественным и энергичным. Если бы Джини не знала, что через год ему стукнет восемьдесят, она вряд ли дала бы этому человеку больше шестидесяти пяти.
– Великий Маг, – сказал мужчина слева от нее. Джини чуть не подпрыгнула от неожиданности. Обернувшись, она поняла, что сосед проследил за ее взглядом и тоже смотрел на С.С.Хоторна. Она посмотрела на него, и он улыбнулся. Невысокий американец лет сорока, с рано поседевшими волосами. Он взглянул на карточку гостя, лежавшую перед Джини, и прочитал:
– Женевьева. Так, значит, вы дочка Сэма? Увидев вас, я в это не поверил. Когда мы встречались в последний раз, вам, дайте-ка я подсчитаю, было годика четыре или пять. – Мужчина протянул ей руку. – Вы меня, разумеется, помнить не можете. Я Джейсон Стейн.
– Боюсь, нашу встречу я действительно не помню, но имя ваше мне хорошо известно. Вы из «Нью-Йорк таймс»?
– Совершенно верно. Теперь я возглавляю наше отделение в Лондоне. Искупаю грехи, – усмехнулся он. – Приятно встретиться с вами опять. А теперь скажите, – понизил он голос, – что это вас так заинтересовало в Великом Маге? – кивнул он в сторону С.С.Хоторна.
– Это вы его так назвали – Великим Магом? Стейн смерил ее любопытным взглядом.
– Это одно из его прозвищ. Самое известное. Джини повернулась в сторону старого американца.
В этот момент С.С.Хоторн поднял голову и окинул их стол внимательным взглядом своих синих глаз. Джини быстро отвернулась.
– Да ничего меня особенно не заинтересовало, – ответила она Стейну. – Просто любопытно, вот и все. Я много читала о нем, а вот видеть не приходилось.
– Интересно, какого черта он притащился в Лондон? – Стейн тоже отвел взгляд от стола, где сидел С.С.Хоторн. – В последнее время он редко выползает из дома. По крайней мере, мне так рассказывали.
– Может, он прилетел сюда, чтобы сыграть роль гордого отца? Джон Хоторн приглашен сюда, чтобы выступить с речью, а это не такое уж малое событие.
– Событие? – Стейн небрежно отмахнулся от Джини. – Да Хоторн выступает по три раза в неделю на сборищах не менее торжественных и громких, чем это. Для него это пустяк. Но вы все равно послушайте. Хоторн выступает отлично, он их всех заставит есть у него с руки.
– Этих-то? – с сомнением осмотрелась вокруг себя Джини. – Тут слишком много журналистов, а это не самая легкая аудитория.
– Подождите, сами увидите. – Стейн подождал, пока один официант убирал с их стола грязные тарелки, а второй наливал вино. Указав на бокалы, журналист улыбнулся. – Если хотите, можете назвать меня циником, но я заметил одну закономерность: на приемах, где выступает Хоторн, всегда подают очень хорошее вино, причем в большом количестве. Гораздо больше, нежели обычно. Отведайте этот кларет, и вы поймете, о чем я говорю.
Джини последовала совету. Кларет был выше всяких похвал. Она тоже улыбнулась.
– Да будет вам, ведь этот прием устроил не Хоторн…
– Ага, значит, не верите? Тогда смотрите. – Он поднял свой бокал с кларетом. – В большинстве случаев, когда так много гостей и официанты перенапрягаются, они ставят бутылки прямо на столы, чтобы гости сами наливали себе вино, верно? Обычно на такой стол, как наш, за которым сидит восемь человек, ставят четыре бутылки, а если очень повезет, то пять. – Джини взглянула на шеренгу бутылок, выстроившуюся в центре стола возле вазы с цветами. Их было восемь. – А теперь смотрите. – Стейн осушил свой бокал до дна, поставил его на стол, но не сделал даже движения, чтобы налить себе еще. – Даю им тридцать секунд, – сказал он, взглянув на часы. – Я подметил это несколько лет назад, когда сопровождал Хоторна в поездке по стране во время его избирательной кампании. Думаю даже поделиться этими наблюдениями со своими читателями, – улыбнулся он. – Исследования времени и движений. «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»… Ага!
Рядом с ним материализовался официант, разливавший вино. Он наполнил бокал Стейна и два других, стоявших на столе. Затем убрал пустую бутылку и поставил на ее место полную.
– Секунда в секунду, – восхитилась Джини.
– А что я вам говорил! Теперь вы знаете одну из причин, почему речи Джона Хоторна на мероприятиях, подобных этому, всегда пользуются таким успехом. Он не упускает из виду даже малозначительные на первый взгляд детали. Что ж, – пожал плечами журналист, – это тоже кое-что говорит о человеке.
– Расскажите мне, каким был Джон Хоторн во время своей избирательной кампании, – попросила Джини. – И какую из его кампаний вы освещали?
– Две. Я освещал его первую кампанию по избранию в сенат. Это было примерно шестнадцать лет назад. И потом я освещал последнюю, когда в девяносто втором казалось, что он начинает борьбу за президентское кресло от демократической партии. Бог знает, сколько часов я провел в самолете. И должен вам сказать, что его методы не изменились. Они поистине впечатляющи, как, впрочем, и его выносливость. Джон Хоторн может спать по три часа в сутки, клянусь вам. Через три дня поездки с ним меня шатало, как пьяного, но только не его. Рассвет только пробивается, мы на каком-то Богом забытом аэродроме в какой-нибудь дыре, а Джон Хоторн свеж, как утренняя маргаритка, в окружении помощников и аборигенов, и все – уже на взводе и рвутся в бой.
Пока официанты подавали второе, Джини молчала, а потом, с любопытством посмотрев на Стейна, переспросила:
– Аборигенов?
– Местные тузы, чиновники с предприятий, те, кто организует сбор пожертвований, представительницы женских организаций, шишки из местной полиции… – Стейн пожал плечами. – Все, с кем он встречается в этот день. Помощники заранее подразделяют их на категории. Например, те, кто отнесен к пятой категории, могут рассчитывать на то, что Хоторн уделит им пять минут своего драгоценного времени, а…
– А первая категория может рассчитывать только на одну минуту?
Стейн рассмеялся.
– Совершенно верно. Но Хоторн может обеспечить себе голос и за полминуты, – так всегда говорили его помощники. Умелое рукопожатие, правильно заданные вопросы, небольшой выброс обаяния. Хоторн всегда бывает заранее обо всем проинформирован и подготовлен.
– А какими могут быть эти вопросы? Это ведь наверняка не так просто…
– Слушайте, – начал Стейн, – Хоторн никогда не встречается ни с кем из тех, кто ему нужен, не узнав предварительно, виделся ли он с этим человеком раньше, сколько у него детей, за какую футбольную команду он болеет, живет ли у него в доме кошка или собака, какую, черт побери, кашу он ест по утрам и так далее. Помощники заранее печатают для него всю эту информацию. У Хоторна потрясающая память, я другого такого не видал. Он все читает и запоминает по дороге – в машине или самолете. И такой метод распространяется на всех – от пахарей до президентов банков. Помощники Хоторна называют это ОКД.
– ОКД?
– «Обаяние кумулятивного действия».
Джини молча обдумывала услышанное. Она почти не ела, хотя еда была прекрасной, и не пила. Не обращая внимания на то, что происходит в зале, она начала понимать, как она заблуждалась относительно своей беседы с Хоторном на вечеринке у Мэри. Паскаль был прав. «Обаяние кумулятивного действия, – подумала она. – И я тоже пала его жертвой».
Джейсон Стейн отвернулся и разговаривал с женщиной, сидевшей по другую сторону от него, а Николас Дженкинс продолжал игнорировать Джини. Девушка не имела ничего против подобной изоляции, которая, по крайней мере, давала ей возможность подумать. Когда официант убрал стоявшие перед ней тарелки и стал подавать десерт, к ней вновь с улыбкой повернулся Джейсон Стейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56