В этой безумной скачке Лилу прислушивался только к звукам за спиной и ни разу не догадался прислушаться к тому, что было впереди. И во время остановки, когда смолк цокот копыт и шум летящих камней, его слух уловил грохот колес, приближающихся к нему, мерное постукивание копыт шестерки лошадей и веселый свист богатыря-возницы, белого канадца, сопровождающего по Оленьей Тропе почту.Когда Лилу медленно приблизился к нему, возница его окликнул:— Кто идет? Эй, там впереди на дороге! Кто стрелял?— Скачите назад! — крикнул мальчик. — На дороге два грабителя. Они убьют вас. Они хотят золото.— Тпру! — закричал Большой Билл, останавливая шестерку лошадей. — Грабители, говоришь? Да тут никуда и не убежишь. Но, сдается мне, Большой Билл не хочет сегодня же отправляться на тот свет.— Да, да, скачите назад, — повторил мальчик.— Провалиться мне на месте, если это не ребенок! — воскликнул возница, когда Лилу подскакал к нему вплотную. — А его лошадка, вы только посмотрите, совсем загнали бедняжку. Вам пришлось здорово скакать, мальчуган? Что ж удивительного, когда сзади стреляют. Я и сам не прочь пострелять. Я никогда не везу «золотую» почту без этих двух дружков, — похлопал он по револьверам, заткнутым за широкий пояс. — Но ежели эти голубчики там, наверху, первыми попадут в меня, то, боюсь, не останется ничего, только мертвый возница и никакого золота для ребят с приисков. Нечего будет класть в банк. Да, а как тебя зовут, милый?— Меня? Лилу, — ответил маленький индеец. — Мой отец — вождь лилуэтов, Оленья Рубашка.— Ха! — обрадовался Большой Билл. — Сын Оленьей Рубашки, подумать только! Тогда все в порядке, Оленья Рубашка — человек честный, во всем «белый», кроме цвета кожи. Влезай сюда, садись рядом. Пусть твоя бедная лошадка отдохнет. Эту колымагу придется завернуть назад. Ничего, переспим сегодня у Пита. Но скажи-ка, как же тебе удалось удрать от этих жуликов и от их пуль? Ума не приложу.Но только позднее, когда Лилу уже в безопасности сидел рядом с Большим Биллом, он рассказал, как ему удалось перехитрить негодяев. Большой Билл почувствовал такую гордость, словно Лилу был его родным сыном.— Вся Оленья Тропа от конца до конца узнает, что случилось, — пообещал он. — Все узнают, как ты спас меня и самородки — золото искателей.— Это не я спас, — замотал головой Лилу. — Это не я, это мой большой брат — Волк. Он научил меня, как надо выть. Он ответил мне, когда я говорил с ним на его языке.Судя по всему, именно эти слова богатырь-возница пересказывал всем тут и там, потому что на следующий большой потлатч — праздник, который устроили лилуэты — Лилу был награжден вторым именем, какое он заслужил, — Брат Волка. ПОТЛАТЧ «Потлатч» на языке чинук означает «дар». У индейцев Британской Колумбии так обычно называют большой праздник; его устраивает для многочисленных гостей вождь племени, которому выпала особенная удача в охоте или рыбной ловле. В течение нескольких дней, а иногда и недель, он развлекает своих гостей, дарит им одеяла и даже деньги. Это один из законов чести у индейцев: кто обрел богатство, делится с менее удачливыми. Деньги — обычно это десятидолларовая банкнота — вручаются любому: мужчине, женщине, ребенку — кто особенно отличится в танцах своего племени или исполнит свой собственный оригинальный танец перед хозяином потлатча.Маленький Та-ла-пус сидел на вершине скалы, возвышающейся на берегу в крайней точке земель его отца. Под ногами его бились волны пролива Джорджия. Он видел, как вдали сквозь туман над солеными водами Тихого океана, словно из Большой земли, поднимается солнце. Ему рассказывали, что земля эта простирается на восток на тысячи миль до другого океана — Атлантического, омывающего дальний берег. Остров, на котором жил Та-ла-пус, назывался Ванкувер. И всю свою, еще недолгую, жизнь он мечтал лишь об одном — ступить своими маленькими, обутыми в мокасины ногами на Большую землю, о которой рассказывали старики и куда каждый год ездили в гости молодые. Однако ему еще ни разу не удалось пересечь синие воды широкого пролива, потому что ему исполнилось всего одиннадцать лет, и у него было два брата, много старше его, которые всюду сопровождали своего отца, старого вождя Мауитч. Они были умелыми рыбаками, хорошими помощниками в ловле лосося и приносили домой достаточно чикамин — денег, чтобы покупать запасы на зиму.Случалось, старшие братья дразнили Та-ла-пуса:— Чем ты недоволен? Ведь тебя зовут Та-ла-пус — степной волк, значит. Степные волки никогда не пересекают большой пролив. Они вообще не умеют плавать, не то что некоторые другие звери. Вот нам родители дали хорошие имена. Мне Чет-вут — плавающий медведь.— А мне Ла-пул, водяной петушок, у которого и дом на воде, и ноги перепончатые, и спать он может на плаву. Нет уж, наш маленький братишка Та-ла-пус, степному волку не положено переплывать большой соленый пролив.И маленький Та-ла-пус уходил и взбирался на вершину своей одинокой скалы, стараясь унять обиду и сдержать слезы. Степные волки не плачут, как маленькие девочки. А иногда, когда на душе у него становилось особенно тяжело, он встречал там рассвет и при ярком, слепящем свете начинающегося дня где-то вдали различал смутные очертания побережья Большой земли, покоящейся на море, словно огромный остров. И он говорил себе: неважно, что у него неудачное имя, все равно когда-нибудь он доплывет до Большой далекой земли, где высятся горы, чьи снежные вершины, он сам видел, упираются в высокие облака.И вот уже к концу лета в одну прекрасную ночь отец и старший брат вернулись с большой ловли лосося и принесли новость, которая заставила всю их индейскую деревню говорить до утра. Верховный вождь сквомишей с Большой земли собирается устроить потлатч. Уже несколько недель идут приготовления. Ему исключительно повезло в этот сезон с рыбой, и, будучи человеком щедрым, на радостях он собирается истратить десять тысяч долларов на развлечения и на подарки своим друзьям и тем индейцам из соседних племен, кто победнее.Вождь Мауитч и вся его семья были приглашены, и в ту ночь за ужином из лосося все радовались, предвкушая предстоящее удовольствие.— И ты, и мальчики, конечно, идите, — сказала его жена. — Может быть, вам повезет, и вы принесете домой чикамин и одеяла. Старики говорят, зима будет холодной. Серые гуси пролетели на юг уже вчера, это на три недели раньше, чем в прошлом году. Да, нам понадобятся одеяла к октябрю, к тому времени, когда поспеют оллалис (ягоды). Я, как всегда, останусь дома, пока маленькие еще не подросли. А ты и мальчики непременно идите.— Конечно, — согласился вождь, — нам не пристало пропускать большой потлатч сквомишей. Да, мы должны ехать.Тут вставил свое слово довольный Чет-вут, старший сын:— Подумай, мама, может случиться, мы принесем домой целое богатство. А если грянут холода, пока нас не будет, наш младший братишка Та-ла-пус позаботится о тебе и о детях. Запасет воды, принесет дров для очага.Отец с улыбкой поглядел на Та-ла-пуса, но серьезные глаза мальчика, темные и огромные, в которых, не угасая, горела страстная мечта о Большой земле, о грандиозных праздниках, про которые столько все рассказывали, сейчас с выражением мольбы и отчаяния остановились на отце. Вдруг в голову вождя пришла неожиданная мысль.— Та-ла-пус, — сказал он, — похоже, и ты не прочь поехать на потлатч, а? Хочешь принять участие в празднике?Но тут поспешил возразить Чет-вут:— Папа, ему нельзя ехать, он еще слишком маленький. Что, если его попросят танцевать? Он не умеет танцевать. И тогда нас больше не будут приглашать.Вождь нахмурился. В доме хозяин он, и он не позволит прерывать себя.Но Чет-вут продолжал:— И кроме того, кто же тогда принесет дров для мамы и для детей?— Да, кто-то должен это сделать, — согласился вождь, при этом глаза его зажглись гневом. — Матери поможешь ты.— Я? — воскликнул юноша. — Но как же у меня это получится, если я должен уехать на потлатч? Я всегда еду на потлатч.— Тем лучше, значит, на этот раз можешь остаться дома и позаботиться о своей матери и младших сестрах. Все, остаешься ты! Со мной поедут Ла-пул и Та-ла-пус. Мальчику пора познакомиться с другими племенами. Решено, я беру с собой Ла-пула и Та-ла-пуса, а принятое решение я не меняю.Чет-вут так и опешил, но сын индейца слишком хорошо знает, что с отцом не спорят. Огромные темные глаза Та-ла-пуса вспыхнули, словно горящие угольки, сердце мальчика подпрыгнуло от радости. Наконец-то, наконец-то он ступит на землю своей мечты, на Большую землю, синеющую вдали в кольце гор.Всю эту неделю мать день и ночь готовила ему красивый индейский наряд по случаю такого великого события. Штаны из оленьей кожи с бахромой по бокам, оленью рубашку с вышивкой и красочным орнаментом из морских ракушек, ожерелье из косточек редких рыб, тесно нанизанных одна к одной на оленью жилу, словно бусинки, серьги с розовыми и зелеными жемчужинами из раковин двустворчатого моллюска, изящные мокасины и тяжелые резные серебряные браслеты.Она как раз заканчивала головной убор из хвоста рыжей лисицы и орлиных перьев, когда он подошел, остановился с ней рядом и сказал:— Мама, у нас есть шкура степного волка, которой ты укрываешь спящих сестренок. Ты не разрешишь мне взять ее на один раз, если, конечно, они без нее не замерзнут?— Будь спокоен, они не замерзнут, — улыбнулась мать. — Я же могу накрыть их одеялом. Я накрывала их этой шкурой просто по привычке, так я делала, когда ты был у меня единственный малыш. Тебя назвали Степной Волк, вот я и накрывала тебя этой шкурой.— А я и сейчас хочу накрыться ею, — объяснил Та-ла-пус. — Ее голова будет украшать мою голову, передние лапы обнимут меня за шею, толстая шкура и хвост закроют мне спину, когда я буду танцевать.— Выходит, ты собираешься танцевать, мой маленький Та-ла-пус? — Мама произнесла это с гордостью. — Разве ты умеешь? Ты ведь никогда не учился замечательным танцам нашего племени.— Я придумал мой собственный танец и песню к нему, — застенчиво признался сын.Она притянула его к себе, откинула со смуглого лба волосы.— Молодец, — сказала она почти шепотом, чувствуя, что ему не хочется, чтобы кто-нибудь, кроме нее, знал его мальчишеский секрет. — Правильно, всегда все делай сам, не рассчитывай на других, пробуй все делать сам. Конечно, можешь взять эту шкуру степного волка. Бери ее насовсем, она теперь твоя.В тот вечер отец тоже вложил в его руки подарок — мягкий, гибкий пояс, сплетенный из белых очищенных корней кедра, очень красиво окрашенный и искусно разрисованный.— Его делала твоя прабабушка, — сказал вождь. — Надень его в твое первое путешествие в большой, по сравнению с нашим, мир и постарайся всю свою жизнь поступать так, чтобы, будь она жива, она не пожалела бы, что ты его носишь.Итак маленький Та-ла-пус отправился в путь с отцом и с братом, прекрасно подготовленный к великому потлатчу и к встрече с другими индейцами, по меньшей мере, из десяти племен.Пролив они пересекли на пароходе белого капитана. Для Та-ла-пуса, который в своей жизни не ступал на борт посудины больше, чем отцовский одномачтовый смэк для рыбной ловли или их легкое с задранным носом каноэ, это было захватывающее зрелище. Лавируя между островами огромного морского залива, пароход плыл вперед, постепенно приближаясь к Большой земле. Остров Ванкувер скрылся. Вскоре они вошли в гавань, где их встретила толпа сквомишей с приветливыми лицами. Они перевезли их в каноэ на берег; затем все любовались высокими искрящимися кострами, освещавшими подступающую вечернюю темноту, — праздничными кострами, приветствовавшими десятки людей, которых ждало щедрое гостеприимство верховного вождя сквомишей.Когда Та-ла-пус сошел с каноэ на землю, ему показалось, что сквозь подошвы он ощущает некую странную дрожь, — ведь они впервые коснулись земли огромного Северо-Американского континента. И ступни его словно стали чувствительнее, мягче, совсем как мохнатые подушечки дикого зверя. И вдруг он зажегся новой идеей: почему бы ему самому не попробовать ступать мягко, бесшумно, как степной волк на своих подушечках? Добиться такой же поступи в коротком танце, который он сам придумал, а не шаркать мокасинами, как делают все взрослые мужчины. И он решил прорепетировать этот шаг, когда останется один в вигваме.Как раз в этот миг к ним подошел верховный вождь сквомишей, приветствуя их протянутыми руками. Он похлопал Та-ла-пуса по плечу и сказал:— Приветствую тебя, мой добрый тилликум (друг) Мауитч! Я рад, что ты привел с собой своего маленького сына. У меня тоже есть сын примерно такого же роста. Они станут вместе играть. А может быть, этот тенас-тайи (маленький вождь) станцует для меня сегодня ночью?— Мой брат не знает танцев нашего племени, — начал было Ла-пул, но Та-ла-пус храбро его перебил:— Благодарю тебя, о великий Тайи, я непременно станцую, если ты попросишь.Отец Та-ла-пуса и брат с изумлением уставились на мальчика. Потом вождь Мауитч засмеялся и сказал:— Если он говорит, что станцует, значит, станцует. Он никогда не обещает того, что не может выполнить. Только я не думал, что он знает наши танцы. О, он у меня маленький хулу л (мышка). Держится всегда скромно, никогда не хвастается.Слова отца, его внимание и похвала окрылили Та-ла-пуса. Никогда еще ему не случалось чувствовать себя почти наравне со взрослыми, в мужском обществе, ведь дома он был младшим из мальчиков и ему приходилось проводить время только с матерью и маленькими сестрами, которые сейчас, казалось ему, остались где-то далеко-далеко.Весь этот вечер старые вожди и отважные молодые индейцы торжественно пожимали руку его отцу, его брату Ла-пулу и ему самому, приглашая их принять участие в грандиозном празднике, заводя дружескую беседу о мире и братстве, по закону которых теперь жило большинство индейских племен, отвергавших войну и кровавую рознь прежних времен. Обильный ужин из отварного лосося закончился поздно, после него жгли фейерверки, осветившие песчаное побережье бесчисленными огнями, с которого схлынули воды тихоокеанского отлива, оставив на берегу подсыхающую гальку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21