Великолепно сайт Wodolei.ru
— И Чубайс меня за настоящего бомжа принял. И тот битый, как его? Памперс. А вот женщина сразу раскусила. Подальше, подальше от них надо держаться, от добрых баб».Но о симпатичной майорше Анастасии он думал с удовольствием. На визитной карточке следователя транспортной милиции майора Калашниковой Анастасии Викторовны значились два служебных телефона. А третий, домашний, был приписан карандашом. Фризе дал себе слово, что, как только вернется к нормальной жизни, обязательно позвонит по нему. Даже если Рамодин будет возражать. ПАМПЕРС Фризе все дальше и дальше уходил от Белорусского вокзала. Постепенно его шаги становились все медленнее и медленнее. А рядом с неуклюжим серым утесом Дома кино Фризе и вовсе остановился: «Чего ради я дал деру? Ну поймает меня рыжий жулик в погонах. Посадит в камеру вместе с другими бомжами. Что и входит в мои планы. Неудобно будет предстать перед майоршей? Кому неудобно? Владимиру Фризе? Так его нет. Уехал за границу. А бомжу Володьке плевать на сантименты. У него вместо совести — голодный желудок. Обманывать не краснея — его профессиональное достоинство. Так он же ей такую историю скормил про ребеночка! Соврет и еще. Будет знать, кому можно верить, кому ни за какие коврижки нельзя. Тоже мне следователь! Не зря ей Рамодин доверился!»Настроив себя на воинственный лад, Владимир почувствовал облегчение. Уверенность вновь вернулась к нему. Он круто развернулся и чуть не сшиб с ног темнорожего бомжа Памперса. Тот стоял у края тротуара и, держа в распухшей ладони бутылку пива «Балтика», принюхивался к открытому горлышку.— Чтоб тебя, гаденыш! — выругался бомж и, пытаясь удержать равновесие, ухватился за лацканы бархатного пиджака Фризе. — А, это ты! Откупился, значит, от Чубайса?! Сколько отслюнил поганой скотине?— Ментиха выручила. Анастасия. Отшила твоего дружка как миленького.— Следовательша? — с почтением произнес бомж и опять принюхался к бутылке. — Она по справедливости. Повезло. Рыжий вынул бы из тебя все до рублика. Ты куда колесишь?— Туда, откуда пришел.— Брось. Загудишь в садильник note 1 Note1
Садильник — милиция.
.— А где не загудишь? У вас, в Москве, же, менты сбесились. Хватают мужиков подряд.— Слышал?— Глухой не услышит. Я вторые сутки не сплю. Приткнусь в зале ожидания и давану до вечера. А ты пивком разжился?— Никак не пойму — пиво в бутылке или? У этого гадючника, — он посмотрел на кино, ныне — Дом Ханжонкова, — часто оставляют бутылки с недопитым пивом. Идут ночью из бара или с сеанса, сосут пиво. Не допьют — ставят на панель. Кто их знает почему? Может, горчит? Или теплым показалось. Вот мы по утрянке и сшибаем опохмелку. Да какие-то падлы прыскать в бутылку повадились. Убил бы! — Решившись, наконец, он глотнул из бутылки. Иссиня-черное лицо расплылось в улыбке. — Тип-топ! Даже не горчит. — Он с наслаждением вылил в глотку остатки пива и швырнул бутылку к подъезду.Они медленно — Памперс еле-еле переваливался с ноги на ногу — поплелись в сторону вокзала. Бомж молчал, углубленный в свои невеселые мысли. Невеселые потому, что время от времени он горестно вздыхал и бросал на Фризе жалобные взгляды. Словно искал сочувствия. Владимир ждал, когда Памперс сам разговорится, вопросов не задавал.— Меня величают Алексеем, — наконец сказал бомж. — Стал, знаешь, отвыкать от своего имени. А Памперс — это так… Кликуха. Тут один мужик, из наших, всем кликухи раздает. Однозвездочного олуха Чубайсом окрестил. Прямо в точку. Правда?— Правда.На углу Грузинского вала и Брестской Памперс остановился:— Дальше я ни ногой.— Тебя не Чубайс так разукрасил?— Нет. Он по другой части. Шмонает, стервь. Это, — бомж слегка коснулся распухшими пальцами лица, — другая история. Спасибо, жив остался. — Тело его непроизвольно передернулось. — Закурить не найдется?Фризе опять, как и в первый рал, достал из нагрудного кармашка папиросу, протянул Памперсу. Не стал дожидаться, когда тот попросит огонька, и зажег спичку.Закурив, бомж сказал с удивлением:— Хорош карман у твоего клифта. Курево в нем не кончается. Я твой должник. Тут недалеко есть чебуречная, старый армянин такую вкуснятину ляпает. Бывает, под хорошее настроение и нашему брату перепадает. Пойдем? А поспим в лесу. Клевое местечко я знаю! Тепло, светло и не дует. Я там «линкольн» нашел. Новехонький. Только как решето от пуль. На нем крутые мужики миллиард на 6-м Ростовском грабанули. И на засаду напоролись. Менты с ног сбились — ищут тачку. А я завернул в чащу… По нужде. Штаны спустил. Присел. Гляжу, под лапником что-то блеснуло. Я даже забыл, для чего штаны снял. Кинулся лапник скидывать. «Линкольн»!— Менты ищут, найти не могут, — с иронией произнес Фризе. — А ты присел — и нате! «Линкольн» тут как тут.— Побожиться?— Да ладно. Радуйся.Они свернули на Грузинский вал.— Радуйся?! — неожиданно громко, с обидой выкрикнул Памперс. — Знал бы ты… — Он осекся и тронул Владимира за рукав. — Глянь, Левона спалили.На небольшой площадке между жилыми домами стояло несколько белоснежных павильончиков. Над каждым — какое-нибудь громкое название: «Колорадо», «Золотой апельсин», «Белый орел»… ТОО, ООО, АОЗТ — с недавних пор ставшие понятными каждому аббревиатуры. Два ларька были еще наглухо закрыты щитами, в витринах третьего пылились бутылки со спиртным. А остатки еще одного заведения походили на огромное кострище. Кострище дымилось. Пахло мокрой золой, горелой краской. Возле остатков павильона стоял пожилой коренастый мужчина. Скрестив руки на груди, он не сводил глаз с пепелища.— Левон! Может, помощь нужна? — окликнул Памперс мужчину.Погорелец на мгновение повернулся к бомжу, но ничего не сказал. Фризе успел заметить, что глаза у него заплаканные. И еще отметил, что черты лица у Левона крупные, мужественные. Большой мясистый нос, брылястые щеки, большой толстогубый рот.— Ты не подумай, Левон, — это не наша работа, — сказал Памперс.— А то я не знаю чья?! — Погорелец снял руки с груди и сцепил их теперь за спиной. — А то я не знаю?! Чтоб у них руки отсохли! Чтоб им ноги повыдергали! Мало я им платил, абрекам? — Он опять повернулся к Памперсу, скользнул равнодушным взглядом по Фризе. Спросил: — Кто тебя так отделал?— Не бери в голову. Заживет.— Заживет, — задумчиво повторил Левон и постучал себя по левой стороне груди. — А здесь вот никогда не заживет. Третий раз спалили. Теперь уж не подымусь.— Может, все ж поможем? Мы с другом разберем хлам. — Памперс кивнул на Фризе. — Вдруг техника уцелела? Касса?Упоминание о кассе вызвало у Левона определенные ассоциации:— Разукрасили-то не за зеленые?— Не! Мне та бумажка случайно в карман залетела. Залетела — и нету!— О-хо-хо, — горестно простонал Левон, окинув взглядом то, что раньше называлось чебуречной. — О-хо-хо! — И опять повернулся к бомжу: — Больше нету таких бумажек?— Откуда?— Может, у твоего друга? — Левон наконец-то взглянул на Фризе повнимательнее.— Он питерский. Только на днях заявился.Владимир насторожился. Он еще и слова не сказал Памперсу о том, откуда приехал. Только Чубайсу и следовательше Анастасии. Откуда у бомжа информация? Но больше всего сыщика заинтересовали разговоры о зеленых. Скорее всего, волна неясных слухов о событиях в 6-м Ростовском распространилась среди бомжей и местных торговцев довольно широко. А сам Памперс? Не из тех ли шакалов, что поживились валютой?— Подамся в бомжи. — Левон обреченно покачал головой и произнес витиеватую фразу на незнакомом языке. Наверное, на армянском. Фризе понял только одно слово — Армагидон.— Пошли, Алеша, — тихо позвал он бомжа. — Все тут выгорело. Проехали чебуреки мимо носа.Они опять не спеша двинулись по улице.— Эх! Накрылся наш завтрак. Чего абреки деда давят? Палили бы молочные киоски.— У меня есть заначка. Тридцатник. Может, купить пару бутылок пива?— Богач. Тут рядом базарчик. У бабки можно бутылек водяры за пятнашку взять, — предложил бомж.— Пиво «Балтика». Номер шесть, — отрезал Фризе. — По бутылке на брата.— Хоп! Пиво так пиво.Они купили холодного пива, нашли маленький скверик на подступах к зоопарку и растянулись на жухлой траве. Большой куст барбариса прикрывал их от толпы, шагающей по направлению к станциям метро «Краснопресненская» и «Баррикадная». По этой толпе Фризе определил, что время приближается к девяти. На работу спешили те, у кого рабочий день начинается в девять тридцать, в десять: обитатели офисов и контор, еще не заработавшие на автомобили, но уже облаченные в добротные модные тряпки. Прикинутые.Когда Памперс, разомлев от пива и тепла, перестал кряхтеть и постанывать, ощупывая больные места, Фризе решил, что настала пора вернуться к черному «линкольну». Но сделать это оказалось нелегко. Бомж «поплыл». Еще полчаса назад излагавший свои мысли на понятном языке и казавшийся Владимиру вполне разумным и даже хитрым человеком, Памперс выдавливал из себя одни междометия. Или пересказывал чьи-то смутные религиозные фантазии. Он даже не мог вспомнить своего настоящего имени.— Слышишь, раб Божий? Слышишь? — шептал бомж, приложив ухо к земле.— Слышу. — Фризе не всякий случай согласился и тоже склонил голову к пожухлой чахлой траве.— Считают! — Памперс с трудом разогнул распухший указательный палец. — На счетной машине.— Чего считают?— Лох! Жмурикам бабки подбивают. Как сойдется — бах! Все! Тип-топ! В разные стороны грамматики.— А этот «линкольн» далеко в лесу?— Тс-с! Памперса там чуть не убили. В Раздорах. Ты слушай. Слушай! — Он снова приложился ухом к земле. Попытался загибать пальцы, как делают при счете. Но они не повиновались. — Стекляхи задней в лайте нет. Я и протырился. Думаю — скручу шумовку.— Что за шумовка?— Да радио! Блеер этот чертов! Не понимаешь?— Теперь понял.— Ну вот. Рассказываю. Тут крутые насыпались. Давили меня, пока легавый не сказал — подох.— Менты насыпались?— Не! Крутые.— Ты же сказал — легавый!— Ты бы откинул сандалии — и не такое примерещилось.— А как найти то место?— Ты, сука! Гаденыш! — с бешенством заорал Памперс и сел. Зло посмотрел на Фризе глазами-щелочками. И, похоже, не узнал. — Моя тачка!Его гнева хватило лишь на несколько секунд. Он снова лег. Сказал вполне благожелательно:— Хана! Хана, хана… Сойдется счет — ба-бах! В разные стороны грам… гралл…— Грамматики?— Нет! Всей всемерной! Всей!— Понятно. Всей Вселенной. Галактики.— Ну да!— Значит, считают? А со счета не собьются?— В том и гвоздь, — обрадовался Памперс и заговорил вполне осмысленно: — Знать, когда сойдется, все бы приготовились. Запели блажные песни. Глядишь — отмолились. А так… — Он безнадежно махнул рукой.— А что считают-то? — опять спросил Владимир. Он понимал, что, пока собеседник не выгребет из закоулков своего сознания остатки засевшей там «теории», серьезного разговора о том, где спрятан автомобиль, не получится.— Считают жмуриков. Понимаешь? Господь же все видит. Вот, например, ты. Зыришь на меня и думаешь: что б он сдох, Памперс проклятый. Щелк! Счетная машина прибавила единичку. По телику или в кино ухайдокали мужиков двадцать — опять щелк, щелк. Сечешь? А в мире-то всего пять миллионов душ.Фризе не стал его поправлять. Миллионов так миллионов.— Сечешь? Как дебил с кретином сойдутся — чертов баланс, называется — бах! Гроб с музыкой. Сами себя со свету сживаем. А попели бы… — Памперс вздохнул. — Попели бы блажные песни…— Еще попоем.— Значится, так! Повезет тебе — бабки поровну. Один блеер чего стоит! И доллары там, наверное, остались. Не повезет — похороны за государственный счет. Понял?Теперь он говорил очень спокойно, осмысленно. Пригладив темной ладонью жиденькие травинки на газоне, ткнул пальцем в бурый окурок.— Гляди. Это Раздоры. Сойдешь с электрички — направо. Ехай позднее. Контролеров нет. Пойдешь шагов пятьсот назад. Потом по песчаной дороге…Фризе много раз бывал в Раздорах у друзей, хорошо знал окрестности поселка. Справа от станции вся территория была застроена современными коттеджами. Они буквально налезали друг на друга, и спрятать машину там было негде. Значит, Памперс не хотел, чтобы Владимир нашел «линкольн». Или слышал лишь «звон», пересказывая бомжовские байки. Но он так лаконично и четко обрисовал дорогу, что Фризе усомнился: а не ломал ли бомж комедию, талдыча про «всемерную грамматику» и счетную машину, подсчитывающую жмуриков, как Чичиков мертвые души? Выдав информацию, Памперс сунулся лицом в траву и захрапел. Интеллектуальный порыв его доконал.Фризе тоже задремал.Разбудил его полный флегматичный сержант. Постучал носком ботинка по ноге. Как и Чубайс. Только деликатно.— Гражданин, не положено, — сказал страж порядка миролюбиво, когда Владимир открыл глаза. «Слава богу, — подумал Владимир, — я еще не лишился гражданства».— Один секунд. — Он поднялся с травы и стал будить Памперса. Тот отплевывался и не хотел просыпаться.— Лучше бы вам убраться отсюда поскорее. И самостоятельно.Владимир поставил своего нового приятеля на ноги, обнял за талию и поволок за собой. Куда, он еще не решил. Лишь бы подальше с милицейских глаз.Уже через несколько минут Памперс очухался:— Ох и плохо мне, мужик. Наверное, помру.— Выживешь, чудак.— Чудак — полтора дурака. Ты куда меня таранишь?— Где тепло и не дует.— Стой!Фризе остановился.— Сча вспомню. Сча… — Памперс бубнил, выдыхая запахи пива и гнили. От одежды несло потом. «И сыром рокфор», — мелькнуло у Владимира в голове. — Между Плющихой и Ростовской набережной. Такой большой дом. С верблюдом на крыше. Знаешь?— Нет.— Сучонок! На Москву-реку домишко зырит.Фризе вспомнил огромный дом полукругом. Его фасад возвышался на пригорке у реки. На крыше дома победно реяла реклама сигарет «Кэмел».— Не знаю! Откуда?— Там на чердаке единственное место, где зимой тепло. А счас не дует. Запомнил?— Запомнил. Ты про аптечный киоск Чубайсу говорил… Для понта?— Нет. Хотел дождаться, когда откроется. Там тетка иногда дает лекарства в долг. Хотел анальгина раздобыть.Постепенно бомж оклемался. Покряхтывал и пошатывался, но шел самостоятельно. Фризе, повесив свою сумку через плечо, двигался рядом, готовый в любую минуту прийти ему на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Садильник — милиция.
.— А где не загудишь? У вас, в Москве, же, менты сбесились. Хватают мужиков подряд.— Слышал?— Глухой не услышит. Я вторые сутки не сплю. Приткнусь в зале ожидания и давану до вечера. А ты пивком разжился?— Никак не пойму — пиво в бутылке или? У этого гадючника, — он посмотрел на кино, ныне — Дом Ханжонкова, — часто оставляют бутылки с недопитым пивом. Идут ночью из бара или с сеанса, сосут пиво. Не допьют — ставят на панель. Кто их знает почему? Может, горчит? Или теплым показалось. Вот мы по утрянке и сшибаем опохмелку. Да какие-то падлы прыскать в бутылку повадились. Убил бы! — Решившись, наконец, он глотнул из бутылки. Иссиня-черное лицо расплылось в улыбке. — Тип-топ! Даже не горчит. — Он с наслаждением вылил в глотку остатки пива и швырнул бутылку к подъезду.Они медленно — Памперс еле-еле переваливался с ноги на ногу — поплелись в сторону вокзала. Бомж молчал, углубленный в свои невеселые мысли. Невеселые потому, что время от времени он горестно вздыхал и бросал на Фризе жалобные взгляды. Словно искал сочувствия. Владимир ждал, когда Памперс сам разговорится, вопросов не задавал.— Меня величают Алексеем, — наконец сказал бомж. — Стал, знаешь, отвыкать от своего имени. А Памперс — это так… Кликуха. Тут один мужик, из наших, всем кликухи раздает. Однозвездочного олуха Чубайсом окрестил. Прямо в точку. Правда?— Правда.На углу Грузинского вала и Брестской Памперс остановился:— Дальше я ни ногой.— Тебя не Чубайс так разукрасил?— Нет. Он по другой части. Шмонает, стервь. Это, — бомж слегка коснулся распухшими пальцами лица, — другая история. Спасибо, жив остался. — Тело его непроизвольно передернулось. — Закурить не найдется?Фризе опять, как и в первый рал, достал из нагрудного кармашка папиросу, протянул Памперсу. Не стал дожидаться, когда тот попросит огонька, и зажег спичку.Закурив, бомж сказал с удивлением:— Хорош карман у твоего клифта. Курево в нем не кончается. Я твой должник. Тут недалеко есть чебуречная, старый армянин такую вкуснятину ляпает. Бывает, под хорошее настроение и нашему брату перепадает. Пойдем? А поспим в лесу. Клевое местечко я знаю! Тепло, светло и не дует. Я там «линкольн» нашел. Новехонький. Только как решето от пуль. На нем крутые мужики миллиард на 6-м Ростовском грабанули. И на засаду напоролись. Менты с ног сбились — ищут тачку. А я завернул в чащу… По нужде. Штаны спустил. Присел. Гляжу, под лапником что-то блеснуло. Я даже забыл, для чего штаны снял. Кинулся лапник скидывать. «Линкольн»!— Менты ищут, найти не могут, — с иронией произнес Фризе. — А ты присел — и нате! «Линкольн» тут как тут.— Побожиться?— Да ладно. Радуйся.Они свернули на Грузинский вал.— Радуйся?! — неожиданно громко, с обидой выкрикнул Памперс. — Знал бы ты… — Он осекся и тронул Владимира за рукав. — Глянь, Левона спалили.На небольшой площадке между жилыми домами стояло несколько белоснежных павильончиков. Над каждым — какое-нибудь громкое название: «Колорадо», «Золотой апельсин», «Белый орел»… ТОО, ООО, АОЗТ — с недавних пор ставшие понятными каждому аббревиатуры. Два ларька были еще наглухо закрыты щитами, в витринах третьего пылились бутылки со спиртным. А остатки еще одного заведения походили на огромное кострище. Кострище дымилось. Пахло мокрой золой, горелой краской. Возле остатков павильона стоял пожилой коренастый мужчина. Скрестив руки на груди, он не сводил глаз с пепелища.— Левон! Может, помощь нужна? — окликнул Памперс мужчину.Погорелец на мгновение повернулся к бомжу, но ничего не сказал. Фризе успел заметить, что глаза у него заплаканные. И еще отметил, что черты лица у Левона крупные, мужественные. Большой мясистый нос, брылястые щеки, большой толстогубый рот.— Ты не подумай, Левон, — это не наша работа, — сказал Памперс.— А то я не знаю чья?! — Погорелец снял руки с груди и сцепил их теперь за спиной. — А то я не знаю?! Чтоб у них руки отсохли! Чтоб им ноги повыдергали! Мало я им платил, абрекам? — Он опять повернулся к Памперсу, скользнул равнодушным взглядом по Фризе. Спросил: — Кто тебя так отделал?— Не бери в голову. Заживет.— Заживет, — задумчиво повторил Левон и постучал себя по левой стороне груди. — А здесь вот никогда не заживет. Третий раз спалили. Теперь уж не подымусь.— Может, все ж поможем? Мы с другом разберем хлам. — Памперс кивнул на Фризе. — Вдруг техника уцелела? Касса?Упоминание о кассе вызвало у Левона определенные ассоциации:— Разукрасили-то не за зеленые?— Не! Мне та бумажка случайно в карман залетела. Залетела — и нету!— О-хо-хо, — горестно простонал Левон, окинув взглядом то, что раньше называлось чебуречной. — О-хо-хо! — И опять повернулся к бомжу: — Больше нету таких бумажек?— Откуда?— Может, у твоего друга? — Левон наконец-то взглянул на Фризе повнимательнее.— Он питерский. Только на днях заявился.Владимир насторожился. Он еще и слова не сказал Памперсу о том, откуда приехал. Только Чубайсу и следовательше Анастасии. Откуда у бомжа информация? Но больше всего сыщика заинтересовали разговоры о зеленых. Скорее всего, волна неясных слухов о событиях в 6-м Ростовском распространилась среди бомжей и местных торговцев довольно широко. А сам Памперс? Не из тех ли шакалов, что поживились валютой?— Подамся в бомжи. — Левон обреченно покачал головой и произнес витиеватую фразу на незнакомом языке. Наверное, на армянском. Фризе понял только одно слово — Армагидон.— Пошли, Алеша, — тихо позвал он бомжа. — Все тут выгорело. Проехали чебуреки мимо носа.Они опять не спеша двинулись по улице.— Эх! Накрылся наш завтрак. Чего абреки деда давят? Палили бы молочные киоски.— У меня есть заначка. Тридцатник. Может, купить пару бутылок пива?— Богач. Тут рядом базарчик. У бабки можно бутылек водяры за пятнашку взять, — предложил бомж.— Пиво «Балтика». Номер шесть, — отрезал Фризе. — По бутылке на брата.— Хоп! Пиво так пиво.Они купили холодного пива, нашли маленький скверик на подступах к зоопарку и растянулись на жухлой траве. Большой куст барбариса прикрывал их от толпы, шагающей по направлению к станциям метро «Краснопресненская» и «Баррикадная». По этой толпе Фризе определил, что время приближается к девяти. На работу спешили те, у кого рабочий день начинается в девять тридцать, в десять: обитатели офисов и контор, еще не заработавшие на автомобили, но уже облаченные в добротные модные тряпки. Прикинутые.Когда Памперс, разомлев от пива и тепла, перестал кряхтеть и постанывать, ощупывая больные места, Фризе решил, что настала пора вернуться к черному «линкольну». Но сделать это оказалось нелегко. Бомж «поплыл». Еще полчаса назад излагавший свои мысли на понятном языке и казавшийся Владимиру вполне разумным и даже хитрым человеком, Памперс выдавливал из себя одни междометия. Или пересказывал чьи-то смутные религиозные фантазии. Он даже не мог вспомнить своего настоящего имени.— Слышишь, раб Божий? Слышишь? — шептал бомж, приложив ухо к земле.— Слышу. — Фризе не всякий случай согласился и тоже склонил голову к пожухлой чахлой траве.— Считают! — Памперс с трудом разогнул распухший указательный палец. — На счетной машине.— Чего считают?— Лох! Жмурикам бабки подбивают. Как сойдется — бах! Все! Тип-топ! В разные стороны грамматики.— А этот «линкольн» далеко в лесу?— Тс-с! Памперса там чуть не убили. В Раздорах. Ты слушай. Слушай! — Он снова приложился ухом к земле. Попытался загибать пальцы, как делают при счете. Но они не повиновались. — Стекляхи задней в лайте нет. Я и протырился. Думаю — скручу шумовку.— Что за шумовка?— Да радио! Блеер этот чертов! Не понимаешь?— Теперь понял.— Ну вот. Рассказываю. Тут крутые насыпались. Давили меня, пока легавый не сказал — подох.— Менты насыпались?— Не! Крутые.— Ты же сказал — легавый!— Ты бы откинул сандалии — и не такое примерещилось.— А как найти то место?— Ты, сука! Гаденыш! — с бешенством заорал Памперс и сел. Зло посмотрел на Фризе глазами-щелочками. И, похоже, не узнал. — Моя тачка!Его гнева хватило лишь на несколько секунд. Он снова лег. Сказал вполне благожелательно:— Хана! Хана, хана… Сойдется счет — ба-бах! В разные стороны грам… гралл…— Грамматики?— Нет! Всей всемерной! Всей!— Понятно. Всей Вселенной. Галактики.— Ну да!— Значит, считают? А со счета не собьются?— В том и гвоздь, — обрадовался Памперс и заговорил вполне осмысленно: — Знать, когда сойдется, все бы приготовились. Запели блажные песни. Глядишь — отмолились. А так… — Он безнадежно махнул рукой.— А что считают-то? — опять спросил Владимир. Он понимал, что, пока собеседник не выгребет из закоулков своего сознания остатки засевшей там «теории», серьезного разговора о том, где спрятан автомобиль, не получится.— Считают жмуриков. Понимаешь? Господь же все видит. Вот, например, ты. Зыришь на меня и думаешь: что б он сдох, Памперс проклятый. Щелк! Счетная машина прибавила единичку. По телику или в кино ухайдокали мужиков двадцать — опять щелк, щелк. Сечешь? А в мире-то всего пять миллионов душ.Фризе не стал его поправлять. Миллионов так миллионов.— Сечешь? Как дебил с кретином сойдутся — чертов баланс, называется — бах! Гроб с музыкой. Сами себя со свету сживаем. А попели бы… — Памперс вздохнул. — Попели бы блажные песни…— Еще попоем.— Значится, так! Повезет тебе — бабки поровну. Один блеер чего стоит! И доллары там, наверное, остались. Не повезет — похороны за государственный счет. Понял?Теперь он говорил очень спокойно, осмысленно. Пригладив темной ладонью жиденькие травинки на газоне, ткнул пальцем в бурый окурок.— Гляди. Это Раздоры. Сойдешь с электрички — направо. Ехай позднее. Контролеров нет. Пойдешь шагов пятьсот назад. Потом по песчаной дороге…Фризе много раз бывал в Раздорах у друзей, хорошо знал окрестности поселка. Справа от станции вся территория была застроена современными коттеджами. Они буквально налезали друг на друга, и спрятать машину там было негде. Значит, Памперс не хотел, чтобы Владимир нашел «линкольн». Или слышал лишь «звон», пересказывая бомжовские байки. Но он так лаконично и четко обрисовал дорогу, что Фризе усомнился: а не ломал ли бомж комедию, талдыча про «всемерную грамматику» и счетную машину, подсчитывающую жмуриков, как Чичиков мертвые души? Выдав информацию, Памперс сунулся лицом в траву и захрапел. Интеллектуальный порыв его доконал.Фризе тоже задремал.Разбудил его полный флегматичный сержант. Постучал носком ботинка по ноге. Как и Чубайс. Только деликатно.— Гражданин, не положено, — сказал страж порядка миролюбиво, когда Владимир открыл глаза. «Слава богу, — подумал Владимир, — я еще не лишился гражданства».— Один секунд. — Он поднялся с травы и стал будить Памперса. Тот отплевывался и не хотел просыпаться.— Лучше бы вам убраться отсюда поскорее. И самостоятельно.Владимир поставил своего нового приятеля на ноги, обнял за талию и поволок за собой. Куда, он еще не решил. Лишь бы подальше с милицейских глаз.Уже через несколько минут Памперс очухался:— Ох и плохо мне, мужик. Наверное, помру.— Выживешь, чудак.— Чудак — полтора дурака. Ты куда меня таранишь?— Где тепло и не дует.— Стой!Фризе остановился.— Сча вспомню. Сча… — Памперс бубнил, выдыхая запахи пива и гнили. От одежды несло потом. «И сыром рокфор», — мелькнуло у Владимира в голове. — Между Плющихой и Ростовской набережной. Такой большой дом. С верблюдом на крыше. Знаешь?— Нет.— Сучонок! На Москву-реку домишко зырит.Фризе вспомнил огромный дом полукругом. Его фасад возвышался на пригорке у реки. На крыше дома победно реяла реклама сигарет «Кэмел».— Не знаю! Откуда?— Там на чердаке единственное место, где зимой тепло. А счас не дует. Запомнил?— Запомнил. Ты про аптечный киоск Чубайсу говорил… Для понта?— Нет. Хотел дождаться, когда откроется. Там тетка иногда дает лекарства в долг. Хотел анальгина раздобыть.Постепенно бомж оклемался. Покряхтывал и пошатывался, но шел самостоятельно. Фризе, повесив свою сумку через плечо, двигался рядом, готовый в любую минуту прийти ему на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28